Ричард сунул в рот очередную ложку супа, и тут ему показалось, что горгулья глубоко вздохнула. Поставив миску на землю, Ричард поднялся на ноги, не спуская глаз с темной фигуры. Горгулья опять пошевелилась, чуть повернувшись.

— Гратч! Гратч, это ты?!

Фигура не двигалась. Может, это всего лишь игра воображения? Ричард широко раскинул руки.

— Гратч! Прости меня, пожалуйста, если это ты! Гратч, я соскучился по тебе!

Мгновение ничего не происходило, затем широкие крылья распахнулись. Фигура придвинулась к краю крыши и спланировала вниз. Взмахнув крыльями, огромный гар приземлился на ступеньки чуть поодаль.

— Гратч! Ох, Гратч, я так без тебя скучал! — Гар глядел на Ричарда сверкающими зелеными глазами. — Не знаю, поймешь ли ты меня, но я вовсе не имел в виду то, что наговорил тебе тогда. Я просто старался спасти тебе жизнь. Пожалуйста, прости меня! Ричард любит Гратча.

Крылья гара свернулись, облачко пара вырвалось сквозь длинные клыки. Уши встали торчком.

— Грааатч люююб Рааач-ааарг.

Гар кинулся в объятия Ричарда, сбив его с ног. Ричард обнял мохнатого зверя, а Гратч обхватил его лапами и крыльями. Они гладили друг друга по спине и улыбались каждый по-своему.

Когда они наконец успокоились и сели, Гратч наклонился и с любопытством заглянул Ричарду в лицо. Большим черным когтем он осторожно погладил юноше щеку.

Коснувшись своего гладкого подбородка, Ричард улыбнулся:

— Нету. Я больше не буду носить бороду.

Нос Гратча сморщился от отвращения, и гар издал недовольный горловой звук.

— Ничего, привыкнешь! — засмеялся Ричард.

Они мирно сидели рядом в лучах утренней зари.

— А ты знаешь, Гратч, что я волшебник?

Гратч издал звук, означающий смех, и недоверчиво нахмурился. Ричард не имел ни малейшего представления, откуда гару известно, что такое волшебник. Гратч постоянно изумлял его своими познаниями и тем, что способен понять.

— Нет, правда. Я волшебник. Вот, я тебе сейчас покажу. Сотворю огонь.

Ричард повернул руку ладонью вверх и призвал силу. Но, как ни старался, ничего не вышло. Ни единой искорки. Ричард вздохнул, а Гратч забулькал от смеха, сотрясая крыльями.

И тут он внезапно вспомнил слова, сказанные Денной. Он тогда спросил ее, как ему удалось совершить то, что он сделал в Саду Жизни. Она поглядела на него, и в ее глазах была глубина и покой, а потом улыбнулась и ответила: «Гордись тем, что сделал правильный выбор, Ричард. Выбор, который позволил произойти тому, что должно. Но да не поселится в твоем сердце гордыня от мысли, будто все сделал ты один».

Ричард подумал, а где, собственно, граница? Однако он понял, что ему еще многому нужно научиться, прежде чем он станет настоящим чародеем. Он даже не был уверен, что хочет им стать, но теперь смирился с тем, кто он есть на самом деле — тот, кто рожден с даром, тот, кто рожден быть камнем, брошенным в пруд. Сын Даркена Рала, имевший счастье вырасти с любившими его людьми. Ричард ощутил локтем рукоять меча. Этот меч был создан для него.

Он — Искатель. Настоящий Искатель.

Мысли Ричарда снова обратились к призраку той, что после смерти принесла ему больше счастья, чем доставила боли при жизни. Он был рад, что Денна обрела покой. Ничего другого он не мог бы пожелать ей. Ей, которую любил.

Очнувшись от размышлений, он потрепал гара по лапе.

— Погоди минутку, я сейчас кое-что принесу.

Ричард сбегал на кухню и утащил оттуда баранью ногу. Когда он примчался обратно, Гратч от возбуждения нетерпеливо приплясывал на ступеньках. Усевшись, они принялись есть: Ричард — свой суп, а Гратч — мясо.

Когда они все съели — причем Гратч сгрыз даже кость, — Ричард достал из кармана длинный локон Кэлен.

— Это принадлежит женщине, которую я люблю. — Гратч задумался, потом поглядел на юношу, протянул лапу и взял длинную прядь. — Я хочу, чтобы это было у тебя. Я ей рассказывал о тебе и объяснил, что ты для меня значишь. Она будет любить тебя, как я, Гратч. Она никогда тебя не прогонит. Ты можешь оставаться с нами, сколько захочешь и когда захочешь. Дай-ка мне его на минутку.

Гратч протянул ему прядь. Ричард снял с шеи ремешок, на котором висел зуб Скарлет. Он ему больше не понадобится, ведь Ричард уже использовал его, вызвав дракониху. Привязав длинную прядь к ремешку, Ричард надел его на шею Гратча.

Гар погладил локон когтем и расплылся в улыбке, сморщив нос и демонстрируя все свои клыки.

— Я сейчас отправляюсь к ней. Хочешь пойти со мной?

Гратч радостно замотал головой, прядая ушами и хлопая крыльями от энтузиазма.

Ричард оглядел раскинувшийся перед ним город. По улицам двигались войска. Много войск. Армия Имперского Ордена. Довольно скоро они наберутся храбрости выяснить причину гибели Высшего Совета, даже если это дело рук волшебника.

Ричард улыбнулся:

— Тогда я, пожалуй, пойду возьму лошадь, и мы двинемся. Думаю, нам лучше убраться отсюда.

Он посмотрел на разгорающийся день. Легкий теплый ветерок раздувал плащ мрисвиза. Скоро весна.

Шесть женщин проснулись одновременно. Они кричали во сне, и эхо их криков еще звенело в тесноте офицерской каюты. Сестра Улиция слышала в темноте тяжелое дыхание остальных. Тоже пытаясь отдышаться, она резко сглотнула, и горло тут же пронзила острая боль. Из глаз брызнули слезы. Она смахнула их и провела языком по пересохшим губам, чтобы не растрескались до крови.

В дверь забарабанил матрос, но его крики казались сестре Улиции лишь отдаленным шумом. Она даже не старалась уловить смысл отдельных слов. Этот человек не имел для нее никакого значения.

Подняв дрожащую руку, она освободила свой Хань, квинтэссенцию души и жизни, и направила его на масляную лампу, которая висела под потолком. Фитиль послушно вспыхнул, озарив каюту неверным светом, лампа покачивалась в такт кораблю.

Другие сестры, обнаженные, как и сестра Улиция, уставились на слабый желтый огонек, словно ища в нем спасения — а может быть, подтверждение тому, что они еще живы и способны видеть свет. Когда лампа вспыхнула, по щеке Улиции медленно скатилась слеза. Темнота душила ее, и пока не загорелся свет, ей казалось, что она заживо погребена под толщей сырой земли.

Простыни под ней смялись и были влажными от пота. Впрочем, от соленого морского воздуха и брызг, летящих на палубу, на корабле и так все было мокрым. Улиция уже забыла, что такое сухая одежда и сухая постель. Она ненавидела этот корабль, эту вечную сырость, мерзкую вонь и постоянную качку, от которой ее беспрерывно мутило.

Но по крайней мере ненависть — признак того, что она жива. Она сглотнула горькую слюну и скривилась от отвращения.

Потом смахнула с ресниц горячие капли и поднесла руку к глазам. На кончиках пальцев блестела кровь. Словно ободренные ее примером, остальные сестры с опаской сделали то же самое. Лица у всех были расцарапаны до крови — следствие отчаянных бесполезных попыток раскрыть пальцами веки в тщетном стремлении бежать из сна, который не был сном.

Усилием воли Улиция попыталась прогнать туман в голове. В конце концов, это мог быть обычный кошмар.

Заставив себя отвести взгляд от пламени, она посмотрела на остальных сестер. Сестра Тови сидела, поджав ноги, на противоположной койке. Толстые складки жира на ее боках обвисли, а на морщинистом лице застыло угрюмое выражение. Всегда гладко причесанные седые волосы сестры Цецилии, сидевшей на соседней койке, торчали в разные стороны, а неизменную улыбку сменила гримаса ужаса на мертвенно-бледном лице. Подавшись вперед, Улиция заглянула на верхнюю койку. Сестра Эрминия, не такая старая, как Тови с Цецилией и еще вполне привлекательная, казалась совершенно растерянной. Она обычно хорошо владела собой, но сейчас ее пальцы дрожали, когда она стирала кровь с век.

Через проход от них над Тови с Цецилией сидели две самые молодые и самые уверенные в себе сестры. Нежную кожу щек сестры Никки покрывали глубокие кровоточащие царапины. Светлые волосы прилипли к потному, залитому слезами и кровью лицу. Красавица Мерисса судорожно сжимала на груди одеяло — не из скромности, а от ужаса. Ее длинные темные волосы превратились в спутанный клубок.