— Дженнсен, я думаю, что ты родилась самой чистой, — нежно улыбнулся он. — Ты как свежевыпавший снег, отличаешься от всех женщин мира, и ты так ослепительно красива!

Взглянув на брата, Дженнсен улыбнулась своей особой улыбкой.

— Я никогда не думала об этом с такой стороны, — ее улыбка поблекла при воспоминании о его словах. — Но все же я буду разрушительницей.

— Ты будешь созидательницей, а не разрушительницей, — уверенно произнес Ричард. — Магия существует. Однако не она дает право на существование. Думать так — значит отвергать истинную природу, суть вещей. Люди, если они не забирают жизни других людей, имеют право жить своей жизнью. Ты не можешь сказать, что только потому, что была рождена рыжей, ты искоренила «право» темных волос расти на твоей голове.

Дженнсен хихикнула. Улыбка осветила ее лицо. Ричард заметил, как смотрит на нее Том.

— Так что насчет той вещи, которую мы собираемся увидеть? — спросила Дженнсен.

— Если вещь, о которой говорила Кара, была изменена кем-то, кто имеет дар, то поскольку ты не способна видеть магию, ты сможешь увидеть нечто, чего не увидим мы. Не исключено, что именно тебе удастся разглядеть то, что скрыто за магией.

— И ты думаешь, это будет что-нибудь важное? — Дженнсен потерла задник ботинка.

— Не знаю. То, что ты увидишь, может быть полезным, а может, и нет, но я хотел бы знать, что откроется твоему взору само, без каких-либо наших подсказок.

— Если ты так беспокоишься об этой вещи, почему ты ее там оставил? Неужели не боишься, что кто-то может придти и взять ее?

— Я и так беспокоюсь слишком о многом, — вздохнул Ричард.

— Даже если Дженнсен действительно разглядит нечто, измененное магией, и сможет понять, чем оно является на самом деле, из этого вовсе не следует, что эта вещь не имеет свойств, которые мы в ней разглядели, или не таит в себе угрозу, — произнесла Кара.

— По крайней мере мы больше узнаем о ней. А все, что бы мы ни узнали, когда-нибудь нам поможет, — кивнул Ричард.

— Я просто хочу, чтобы она вернула это обратно, — нахмурилась Кара.

Ричард посмотрел на морд-сит взглядом, предостерегающим от дальнейших высказываний. Кара недовольно хмыкнула, наклонилась и взяла один из сушеных абрикосов Ричарда. Затем она бросила на него сердитый взгляд, быстро отправив абрикос в рот.

После ужина Дженнсен предложила, чтобы всю еду убрали обратно в повозку, потому что Бетти весьма не прочь перекусить ночью. Козочка всегда была голодна.

Последнее время и она, и козлята знали, что такое постоянно хотеть есть.

Кэлен решила, что Фридриху стоит оказать уважение, и спросила старика, не хочет ли он первым стоять на страже. Караулить первым было лучше, потому что не приходилось вскакивать посредине ночи, прерывая сон. Кивнув в знак согласия, он улыбнулся тому, как высоко его ценят.

Разложив постели, свою и Кэлен, Ричард потушил фонарь.

Ночь была знойной, но кристально чистой, так что, когда глаза Кэлен привыкли к темноте, мерцания звезд было вполне достаточно, чтобы видеть все вокруг, хотя и не слишком четко. Один из белых близнецов Бетти решил, что разложенные постели — отличное место для игр. Кэлен сгребла длинноногого непоседу в охапку и вернула его матери.

Лежа рядом с Ричардом, Кэлен увидела темный силуэт Дженнсен, склонившейся к Бетти и нежно обнимающей близнецов.

— Знаешь, я люблю тебя, — Ричард повернулся на другой бок и нежно поцеловал Кэлен.

— Если бы мы были одни, лорд Рал, мне бы хотелось большего, чем просто короткий поцелуй.

Муж усмехнулся, и еще раз поцеловал ее — на сей раз в лоб, — перед тем, как занять свою сторону импровизированной лежанки, вдалеке от нее. Кэлен ожидала нежного обещания или хотя бы нежного слова. Женщина свернулась калачиком и положила руку на его плечо.

— Ричард, с тобой все в порядке? — прошептала она.

— У меня сильная боль, — не так скоро, как она ждала, ответил он.

Кэлен хотелось спросить, что это за боль, но она не желала дать разгореться искорке притаившегося страха, высказав его вслух.

— Это отличается от той боли, что я испытывал раньше, — произнес Ричард, отвечая на ее мысли. — Хотелось бы надеяться, что причина такой странной и мучительной боли — банальное невысыпание.

— Наверно... У меня тоже от жары раскалывается голова. — Кэлен свернула шерстяное одеяло, которым она пользовалась как подушкой, чтобы сделать возвышение, где можно было бы расположить больное место в основании затылка и нежно погладила мужа по плечу. — Спокойной ночи, милый.

Кэлен смертельно устала, все ее тело ныло и болело. Потому так восхитительно было наконец-то прилечь. Голова, упокоившись на теплом свертке из одеяла, который она подложила в основании шеи, стала меньше болеть. С рукой, покоящейся на плече Ричарда, чувствуя его медленное дыхание, Кэлен крепко заснула.

Какой бы усталой Кэлен ни была, все ее существо ликовало от близости Ричарда. Это так чудесно — быть рядом с ним, расслабиться, дать заботам и тревогам хотя бы на время исчезнуть, и так легко и незаметно провалиться в сон.

Казалось, она только что заснула, когда Кара разбудила ее, легонько тряся за плечо.

Кэлен заморгала, глядя на знакомый силуэт, возникший перед ней. Вставать решительно не хотелось. Если бы позволила совесть, она бы потребовала, чтобы ее оставили в покое. Мучительно тянуло снова заснуть, укутавшись в одеяло сладкой полудремы.

— Моя очередь? — однако спросила Кэлен.

— Если тебе совершенно не подняться, я могу постоять еще пару часов, — понимающе кивнула Кара.

— Нет, — прошептала Кэлен. Сев, она бросила быстрый взгляд на Ричарда и убедилась, что он по-прежнему крепко спит и даже слегка посапывает. — Поспи, тебе тоже нужно отдохнуть.

От души зевнув и потянувшись, она сделала несколько быстрых махов руками, чтобы размять затекшие члены, потом взяла Кару под локоть и отвела ее на несколько шагов от лагеря, где их никто не мог услышать.

— Но, в общем, ты права, — заговорщицки улыбнулась она. — Нас более чем достаточно, чтобы стоять на часах, и тогда все смогут выспаться. Пусть Ричард спит до утра.

Идя к месту, где она расположилась на ночлег, Кара тоже улыбалась. Любой намек на секретность всегда был подарком для морд-сит, доставляя им куда большее удовольствие, чем иные прелести материального мира.

Кэлен не могла удержаться, и снова начала зевать и потягиваться, стараясь одновременно собраться и стряхнуть оставшуюся дымку сна. Убрав волосы с лица и рассыпав их по плечам, она внимательно осматривала пустошь, раскинувшуюся вокруг лагеря, в поисках чего-нибудь из ряда вон выходящего. Но женщина не заметила ничего необычного. Все будто умерло. Ни колыхания травы, ни голосов птиц, ни шороха зверя... Горы оттеняли мерцающий блеск звезд, зубчатой линией протянувшись вдоль всего горизонта.

Кэлен внимательно оглядела спящих, убеждаясь, что все на месте. Каре, по-видимому, было очень уютно и тепло, хотя рядом с ее правой рукой лежало наготове оружие. Том спал недалеко от лошадей. Фридрих устроился с другой стороны повозки. Дженнсен свернулась рядом с Бетти, но, судя по тому, как она ворочалась, девушка не спала, или же ее сон был неспокоен. Детеныши лежали вытянувшись, прижавшись головками к матери.

Кэлен всегда была особенно бдительна при смене караула. Нет лучшего времени для нападения, чем смена часовых. Кому, как не ей, знать это, ведь она сама часто устраивала вылазки во вражеские лагеря, воспользовавшись именно таким моментом. Как правило, те, кто сдают пост, уже устали и их голова заполнена думами о других делах — о чем угодно, но не о безопасности. Им уже кажется, что караул — забота следующего стража. А те, кто заступает на стражу, по-прежнему витают мыслями где-то далеко, и еще не готовы к внезапной атаке. Обычно люди несобраны и наивно полагают, что враг не нападет, пока они не встанут и не соберутся должным образом. Победа достается тем, кто всегда готов к битве. Поражение подкрадывается к неосторожным и потерявшим бдительность.