— Ты нашёл то, ради чего мы здесь? Я не вижу в твоих руках ничего ценного.

Колотушка так и стоял у трупа Рассказова, положив молот себе на бронированное плечо и шумно дыша сквозь прорези рогатого шлема.

— Нашёл. Идём. Рррупи?

Демонёнок котёнком запрыгнул ко мне на руки, и я отправил его в карман.

Странное это дело, двигаться по разорённому дворцу российских правителей, среди трупов и разрухи. Чувствуешь себя как минимум преступником. Да что говорить, вряд ли за такое меня хоть кто-то по голове погладит. Хорошо ещё, что все камеры Княгиня вывела из строя заранее. Пришлось поднапрячься, конечно, и сил это потратило прилично, но того стоило.

Всё что случается в Зимнем Дворце — остаётся в Зимнем Дворце, хе-хе. Так, что там у Оладушкина-то?

Эрмитаж. Концертный зал

Он всегда знал, что когда-нибудь в его жизни случится переломный момент. Когда-нибудь он поймёт, для чего вообще жил. Достигнув высот Претендента, Святослав Игнатьевич внезапно охладел к знаниям. Возраст позволял идти дальше и, быть может, у него оставался шанс подняться до уровня Верховного Мага, но Оладушкин угас. Выгорел, как модно говорить в некоторых местах. Работа на службу безопасности лишь добавила бессмысленности устремлений. Чем сильнее ты становишься, тем больше ограничений ты получаешь, если служишь государству, а не себе.

Святослав Игнатьевич всегда служил именно государству, и потом больше ответственности уже не хотел. За что себя частенько презирал.

Вот только вся его служба казалась мелочью, бессмысленной вознёй родов, когда самая животрепещущая проблема это поиск выгодной партии и устранение невыгодной, или же фильтрация благонадёжных родов в ближайшем к императору окружении. Плюс те задачи, которые он выполнял ради Императора, но которыми совсем не гордился. Ведь политика всегда грязь. И чем меньше ты её показываешь, тем больше тебя любят.

Иисус милосердный, как же это убивало Оладушкина. Но теперь у Претендента появился шанс на то, чтобы обрести смысл существования. Его совершенно не смущало то, что он помогал демонам серого мира. Пусть такие казусы беспокоят паладинов Первой Церкви, хотя даже их медиумы уже определили истинную угрозу существования и обозначили личность теоретического спасителя.

Святослав Игнатьевич отметил, что необходимость действовать совместно с потусторонними их не беспокоила. Молчаливые воины Первой Церкви выполняли свой долг перед человечеством. Ну, так они считали, судя по разговорам. Да, он слышал их беседы, и никто не выказывал недовольства ситуацией. Всё всегда по делу. Кто куда идёт, какое построение, какие приоритетные задачи да действия, и да поможет им всем Господь.

По плану Артемьев группа паладинов во главе с Оладушкиным должна была отвлечь на себя силы охраны. Разбить обороняющихся на два фронта и тем облегчить работу демонам. Да, они немного припозднились, пока Святослав Игнатьевич обходил магическую защиту дворца, изменённую после его последнего визита, но в итоге свою задачу выполнили. Остальное оставалось на совести Ильи. И Оладушкин искренне надеялся, что схватка с Рассказовым выпадет Артемьеву, у которого, как выразился паренёк, «есть нужный винт».

Сам же Святослав Игнатьевич представлял себе схватку с Верховным Магом в мрачных тонах и с непременно трагичным результатом. Так что, когда из глубины дворца навстречу отряду вышли Басков и Носков —на душе стало как-то полегче.

— Святослав Игнатьевич? — опешил черноволосый и высокий Носков. Относительно молодой, крепкий ещё. Талантливый малый. Блондин Басков точно упёрся в предел своих возможностей, поднявшись до Претендента, но Носков мог забраться выше.

Паладины разделились на два отряда. Один, вместе с клириками, отправился в другой конец зала, откуда вскоре послышались звуки стрельбы, а второй выстроился перед Претендентами.

Зоркий вышел чуть вперёд, внимательно наблюдая за чародеями, за спинами которых готовилась открыть огонь дворцовая стража. Пули здесь ничего не решат, но напрягут сильно. В иной момент огнестрельное оружие может переломить исход боя, но сейчас здесь был целый Претендент, готовый защищать рукопашников.

— Анатолий Анатольевич, Иван Васильевич, — откланялся обоим Оладушкин. — Экая вышла оказия, да?

— Вы… Предатель, Святослав Игнатьевич? Первая Церковь, это же враги государства! — воскликнул Басков. — Слуги цареубийцы! Что вы делаете здесь, Святослав…

— Ложь! — рявкнул Зоркий, перебивая. — Наглая ложь! Священное воинство никогда бы не пошло против Его Императорского Величества.

— Не стрелять! — проорал Носков. — Не стрелять! Святослав Игнатьевич, объяснитесь!

— Анатолий Анатольевич, — Оладушкин вперил взор в Носкова. Они были знакомы прежде. Не могли назвать друг друга приятелями, но всё же уважение имели. Большая редкость среди высших рангов. — Враг не там, где вы его ищете. У меня есть определённые сомнения в искренности князя Разумовского. С косвенными доказательствами, увы, но у меня не было времени готовить законную базу. Каждый день правления Разумовского ведёт Россию к краху. Это необходимо прекратить.

— Твоими устами говорят монахи-предатели! — издевательски воскликнул Басков. — Заткнись! Огонь!

— Отставить! — вновь гаркнул Носков. — Какие доказательства, Святослав Игнатьевич?

— Ты будешь с ними говорить⁈ Здесь, в сердце Империи, с поставленными вне закона людьми⁈ — изумился Басков.

— Помолчи, — отмахнулся сомневающийся Претендент.

Время шло, и это всецело устраивало Оладушкина. Ибо лучше говорить, чем убивать. Главное, чтобы у Артемьева всё получилось. Стрельба из глубины дворца пугала, но её становилось всё меньше, а значит либо вторжение из серого мира захлебнулось, либо группа Ильи удалялась в нужном направлении.

Солдаты охраны нервничали, не понимая, кого слушать, но при этом не горя желание начинать бойню. Десятки стволов целились в застывших посреди концертного зала паладинов и Оладушкина. Никто не хотел прерывать одарённых столь высокого ранга без прямого приказа, и уж тем более не хотел выбирать какой из приказов слушать. А офицеры совсем не горели желанием давать подобные команды. Потому что едва первая пуля покинет ствол, как здесь начнётся мясорубка.

Святослав Игнатьевич видел эти сомнения, и они играли на его руку. Надо тянуть время дальше:

— Вы спросили про доказательства? Почему же не спросили их у вашего дражайшего Разумовского, а поверили его заявлению о вине патриарха? Поинтересуйтесь Москвитиным. Следователем оперативной группы.

О том, что в следственной группе, расследовавшей гибель Императора, на следующий день после начала расследования, случилось сразу два увольнения — Оладушкин и сам узнал недавно. Как и то, что на третьи сутки трагично погиб в автокатастрофе следователь Москвитин. Дело закрыли за день до этого. Участников расследования явно заставили заткнуться под страхом смерти. Кто не испугался и попытался говорить, того устранили.

Москвитин был представителем очень небольшого рода. Ничего с властью князя Разумовского он сделать не смог. Но попытался бороться и потому умер. Социальные сети уничтожены, почта выпотрошена, а близкие бояться оторвать глаза от пола.

— Святослав Игнатьевич, сейчас это неуместно, — поморщился Носков. — Каждый делает свою работу…

— Я знаю, почему погибли Его Императорское Величество. Знаю, кто стоит за его смертью. Анатолий Анатольевич, вы же помните, с кем я работал?

— Покойный Иоанн Павлович, — кивнул Носков. Его напарник посмотрел на него столь гневно, что брюнет повернулся к нему с откровенно раздражённым видом и спросил:

— Ты не хочешь знать правду, Ваня⁈

— Правду узнают не от лжецов! — запальчиво ответил Басков. — Почему ты вообще с ним говоришь, Толя⁈

Оладушкин вытащил из кармана флэшку, заблаговременно взятую с собой. Он надеялся на этот разговор.

— Здесь мои рабочие архивы по работе на Иоанна Павловича. Можете посмотреть на досуге отчёты. Учтите, информация секретная. Была. Там же личный дневник покойного Москвитина. Почитайте, будет интересно.