Смуглокожие степняки из Мармары восседали на спинах животных в крытых плетеных беседках. Толстенные кожаные подпруги надежно крепили эти сооружения к покатым спинам. В каждой беседке пять лучников и два погонщика с острыми стрекалами и один — с широкими поводьями, что привязаны к медным кольцам, продетым в необъятные уши элефанта. Бока зверей прикрыты тяжелыми циновками, в которых увязнет не только стрела, но и копье.

Тролли сновали между ног-колонн, спокойно проходя под вислыми, косматыми животами существ. Одни подносили корзины с зеленью к… гм, передней части зверя, другие, со стороны, гм, массивной задней части, метелками сгребали в такие же корзины навоз. Жизненный цикл элефанта таков, что он вынужден усиленно питаться, есть практически весь день, иначе просто не сможет таскать свое циклопическое тело.

Элефантов было около трех десятков. Грозная сила, если распорядиться ею умело.

Серьезный козырь для сатрапа.

И Рондины.

Ни к какому сатрапу, вопреки уверениям начальника гвардейцев, мы не попали. Мы остановились у лагеря церковной гвардии Багдбора; послушники культа Чоза в рясах в серо-зеленую полоску — ни дать ни взять, каторжники — растащили телеги, освобождая проезд. Внутри, на широком пространстве, окруженном шатрами и палатками, дымили костры, рассыпались звоном открытые кузни.

Нас сгрузили у неприметного шатра на краю лагеря и затащили внутрь, где белобрысый начальник гвардейцев лично срезал с нас веревки и согнулся в глубоком поклоне, пихнув задом раскладной походный столик.

— Именем Чоза Трехрогого, умоляю простить за доставленные неудобства!

— Прощен, — кивнул я, начиная понимать, откуда смердит крысой. — Когда… Кхм… Когда я смогу увидеть архипрелата?

Он встрепенулся, вновь поклонился, и, черт, решил поймать мою руку для поцелуя. Тут я изобразил молчаливый гнев: мол, кто ты такой, плебей, чтобы…

— Багдбор у сатрапа. Нарочный уже отправлен.

— Поторапливайтесь. Скоро атака, и времени у нас маловато. Верните нам оружие, и принесите еды. Моих людей здорово потрепало. Ах да, и принесите мне шляпу, солнышко голову припекает…

Грэмби что-то прошепелявил, но Крессинда Доули — видит Небо, Чоз и мертвый Атрей, я проникался к ней все большим уважением! — ловко, чуть заметно ткнула локтем в его полугномскую печень, а затем сграбастала в объятия и уложила на протертый коврик.

Нам вернули оружие, вещи и сумку с лекарствами и, наконец, оставили одних, плотно запахнув полог. Я слышал, как возятся снаружи караульщики. Но они не подслушивали — в этом я был уверен. Кто рискнет подслушивать посланников Арконии, а?

Имоен и Скареди таращились на меня недоуменно. Старый рыцарь выставил больную ногу и тяжело дышал, положив морщинистую ладонь на шею. Лесная нимфа растирала запястья — веревки оставили глубокие следы на ее нежной коже. В бычьих глазах Альбо, мне показалось, мелькнула искра разума, мелькнула — и не погасла. Во всяком случае, тучный священник с самого утра не издал ни единого вопля, вдруг, да начал очухиваться?

«После атаки слонов я не вижу в гороскопе себя», — внезапно вспомнил я слова Альбо. Вспомнил и вздрогнул. Все, что напророчил в своем гороскопе епископ — сбылось. Угадать бы, что он имел в виду, когда сказал, что растворится. Сойдет с ума? Так ведь уже давно ку-ку… Ладно, нет времени над этим размышлять.

Я спутал ему руки за спиной обрезками веревок. Он не сопротивлялся и молчал.

— Все будет хорошо, — сказал я, глядя в фиалковые глаза Имоен. Сказал и сам не поверил. — Верьте мне. Если вас спросят о чем-то в мое отсутствие, говорите: главный приказал молчать. Точка.

— Через что такие перемены? — после некоторых раздумий спросил Скареди.

— Крессинда тебе пояснит.

Я подтянул Монго под сноп света, падавший из отдушины на потолке. Бедняга напоминал вареного рака, дышал с присвистом.

— Грэмби, ты где?

Мэтр подобрался к нам на четвереньках.

— Буду кричать! — сдавленно прохрипел он.

— Сначала дай больному лекарство.

Он вздохнул, но врач в нем превозмог испуганного кролика. Он начал рыться в своей сумке на манер охотничьего пса, который передними лапами расширяет вход в отнорок, достал пузырек зеленого стекла, зубами вытянул пробку. Пахнуло травами, настоянными на уракамбасе.

— Точно горные шершни?

— Уж будь уверен.

Он кивнул, склонился над Монго, убрав бороду за пояс, посчитал пульс на шее, затем ощупал саму шею и лицо. Наследник династии Гордфаэлей лежал молча, даже ритм его свистящего дыхания не изменился.

— Ай-ай-ай, как запущено, как запущено… Еще немножко, и я бы вскрыл ему трахею и вставил туда трубку, чтобы он смог дышать. Приподними-ка ему голову.

Я приподнял голову несчастного наследника Империи. Грэмби ловко разжал Монго зубы шпателем, и по каплям сцедил содержимое пузырька в рот. Монго даже не поперхнулся.

— Глотаем, миленький, глотаем… Ну, и все… Опускай его, Фатик. И было из-за чего тащить меня в дальние дали…

— Чтобы ты его осмотрел. Он выздоровеет?

— А чего ему сделается: молодой, сердце крепкое. Ну, разве что от противоядия обдрищется, так что лучше подложить пеленки. Ну и с женщинами, конечно, не скоро… Ведь телесная слабость! Поите его больше… Кушать… пока лучше не кушать… А теперь я буду кричать! Я с вами случайно, меня должны услышать! Я им все-все расскажу!

— Конечно, расскажешь, — сказал я. — И покажешь — местами. Только сначала встань на ноги, вот так. Теперь повернись немного боком. Угу, молодец.

— А зачем? — Старый гномочеловек доверчиво скосил на меня взгляд.

— Спрячь язык за зубами на минутку.

— А зач…

— По врачебным показаниям.

Он пожал плечами, но магическая формула «по врачебным показаниям» подействовала.

— Угму.

— Отлично, так и стой. — С этими словами я ударом кулака сломал Грэмби Бэггеру нижнюю челюсть.

Пробил смертный час Фатика М. Джарси.

По дорожкам из горбылей меня вели к архипрелату. Рядом со мной — не впереди, упаси Чоз! — семенил, не подберу иного слова, белобрысый начальник гвардейцев (плевать мне было на его имя и реальное звание). Шествие замыкала пара солдат.

Я шел, затенив лицо шляпой, и думал, какой же я идиот.

Ну ладно, нас приняли за арконийских эмиссаров. Ну и чему ты обрадовался, дубина? Эмиссару полагается доказать, что он эмиссар. Дать знак, пароль. Это может быть слово, набор фраз, жест или некая вещь, о смысле которой знают только двое — эмиссар и тот, к кому он послан.

Но я-то ни черта не знал!

И как быть?

Тонкий момент, верно?

У меня было три выхода. Первый: вежливо поздороваться и признаться во всем. Ну и, ясно, помереть на месте. Второй: рискнуть и взять Багдбора в заложники. Тоже не фонтан (в распоряжении гвардейцев целый шатер моих товарищей), но хоть порыпаюсь… Третий, самый фантастический: как-нибудь исхитриться и узнать пароль. Может быть… угадать?

Судьба подбрасывает такой шанс не просто так. Значит, где-то есть дверка выхода, и мы спасемся, если мне удастся ее открыть…

Смейтесь, смейтесь.

Фундаменталисты мыслят шаблонно, это ясно как божий день. Их мысли замкнуты на религии, причем бродят вокруг самых простых, гм, фундаментальных вещей, ибо фанатик — всегда фанатик. Это догмы… Верно, догмы и постулаты! А ведь посланниками к Багдбору арконийцы выбирали, несомненно, только преданных делу Чоза Трехрогого культистов. Постой, подожди!.. Начальник гвардейцев, стремившийся облобызать мне руку, говорил о Трехрогом! Не два, заметьте — три рога! Он, очевидно, доверенное лицо Багдбора, и уже встречал эмиссаров, недаром принял меня за святейшую особу! Черт, и это с моей-то рожей…

В любом случае, даже если нам удастся выпутаться, у меня пугающе мало времени для того, чтобы с гномами пробраться к Фаерано. Собственно, времени почти нет… И я не знаю, как мне быть и что делать.