— Он ведь такой добрый, мягкий. А Свиридов был… — вздохнула она.

— Преступником? — вежливо подсказал я. Воронцова кивнула. Святая простота.

— До сих пор не могу поверить. Ни в то, кем оказался барон, ни в то, что вы смогли его победить!

— Простите, если разочаровал!

— Ах, это вы меня извините. Я такая болтушка сегодня. С того самого дня сама не своя, всё думаю, думаю. Места себе не нахожу. Ведь это такой шанс для Андрюшки… И тут вы, как провидение. Я и правда никак не ожидала вас увидеть, Илья. Простите за сумбур в голове. Столько всего произошло.

— Ваша сиятельство, я уверен, что всё образуется наилучшим образом, — я снова пригубил чай. Какая прелесть работает в этой кофейне. Они ведь не долго нас томили ожиданием, напиток доставили почти сразу, а температура идеальная и не нужно ждать, когда настоится, и не горчит, перенасытившись. Дышит напиток. Как они так делают, а? Вот где настоящая магия!

— Илья, простите что я на вас так это всё вывалила… И оставьте вот эти вот ваши сиятельства, просто Мария, хорошо?

— Хорошо, просто Мария! — я приподнял чашку, салютуя.

Мы проболтали на более классические темы высшего общества чуть больше часа, когда Воронцовой позвонили. Графиня извинилась, ответила на звонок, сухо сказала:

— Сейчас будем.

Убрала телефон.

— Это мастер Эглаускас. Он подъехал. И, кажется, он знает кто автор.

— Я, если позволите, осмелился проверить по сигнатурам, ваше сиятельство, — сказал пожилой мастер артефактор с усталыми и выцветшими от возраста глазами. Ему не меньше девяноста лет было, уж точно.

— Но мастер Эглаускас, это же противозаконно! — сделала страшные глаза Мария. — Вы…

— Если вам будет угодно, ваше сиятельство, вы можете написать по этому поводу заявление на несчастного старика, — горестно вздохнул артефактор. Понятное дело, что горесть его была наигранной. Причем актёрских талантов у мастер Эглаускаса совсем не наблюдалось. — Но я продолжу, если позволите. Это определённо работа Штольца. Признаюсь, мне и сканер сигнатур не потребовался бы, потому что такие вещи делают немногие, а так хорошо так и вовсе единицы. Запретное знание.

— То есть, это… Запрещённый артефакт? — удивилась Воронцова. — Кровомантия⁈

— Нет-нет, ваше сиятельство. Побойтесь Иисуса! Будь здесь кровомантия замешана, Штольца бы давно забрали вежливые и холодные люди из Петербурга. Или где нынче Тайная Канцелярия базируется? Кровоманты в России-матушке под запретом, да пусть свет вечно освещает путь Его Императорского Величества.

Старик приложил руку к сердцу, выждал паузу.

— Нет, под запретным знанием я подразумевал: недоступное обычным артефакторам. С секретами семьи. Штольцы всегда умели вплести гадость в, казалось бы, простое заклинание. Таланты, каких и не сыщешь нынче.

— Где бы мне его отыскать? — вкрадчиво поинтересовался я.

— Не подскажу, молодой человек, не подскажу. Раньше он в Пскове обретался, там злачных мест больше. Где сейчас не представляю. Может в Москве уже. А то и в самом Петербурге. Мастер хорошего уровня, может себе позволить. Откуда у вас это, юноша?

— Хороший человек подарил.

— Хорошие люди такое не дарят. Это весьма сложная комбинация вложенного заклинания срабатывающего на изменение в энергетическом контуре, а так же на мысленную команду владельца. Индивидуальная настройка нужна. Не знаю для чего у Штольца этот оберег заказывали, но человека, который, как я понимаю уже мёртв, артефактор видел лично. Иначе бы не смог связать амулет и контур.

Вот оно как.

— Вы, если позволите, и стали причиной использования этого оберега, верно? — предположил хитро улыбающийся старик.

— Я снял это с человека, который хотел меня убить. И это точно был не продавец цветов или же волшебная фея сладостей.

— Сочувствую, молодой человек. Жизнь жестока, — равнодушно цокнул языком мастер Эглаускас. — Я, если позволите, хотел бы отметить, что такие обереги заказывают обычно для личной гвардии. Для людей проверенных. Или же представители различных европейских сект. Потому что должен быть, если позволите, личный интерес владельца оберега, чтобы его полноценно использовать. Тому, кто не готов умереть за хозяина или же за идею подобные амулеты, это как банальнейшая цепочка на шее. Захотел снял, захотел надел.

Старик блаженно улыбался, но глаза смотрели живо, с хитринкой.

— Вы встретили человечка, который обладал сильной волей и личной привязанностью к тому, чьими делами вы неосторожно, если позволите, интересовались.

— Это был бандит, мастер Эгалускас, — заметил я. — Господин Штольц так не избирателен в выборе заказчика? Я думал, что у криминального мира свои мастера. Подполье, все дела. А тут человек с именем и вот такие вот заказчики.

— Господин Штольц из эмигрировавших немцев, юноша. Его отец бежал в Россию незадолго до германо-испанской войны. В школах ещё преподают Мадридскую Вечерю, кстати?

Что-то такое в учебниках было, про резню немцев в Мадриде, но сейчас экскурс в историю меня мало интересовал, поэтому на вопрос я ответил терпеливым вопросом:

— Национальность господин Штольца как-то связана с его связями в преступном мире?

— Конечно же! — воскликнул старик. — Немцы не слишком-то избалованы принципами. За деньги любой каприз. Особенно обрусевшие немцы, которым, давайте будем честны, матушка Россия даёт много, но и требует гораздо больше чем от своих родных сынов. Львиная доля должностей для выходцев из Европы закрыта. А жить на что-то надо. Поэтому видишь немца, знай, что в его окружении где-то есть люди, с которыми лучше дел не вести.

Он пошамкал губами.

— Но не вздумайте пытаться давить на мастера Штольца законом. Уверяю вас, не выйдет. Ведь мастер оружейник не в ответе за поступки тех, кто взял в руки его творение. Вы же понимаете? Даже если у него в приёмной в очереди стоит весь криминальный мир региона — артефактор отвечает лишь за то, что он делает, а не кому. — Мастер Эглаускас снова хитро улыбнулся, и вкрадчиво, с лёгкой иронией, добавил: — И в подобных «гарантах лояльности», как вы принесли, ничего запрещённого нет. Российская Империя тщательно бдит за тем, чтобы у каждого было право, если позволите, на смерть и свободный её выбор.

Экий вы, мастер артефактор, жук.

— Премного вам благодарен, мастер Эглаускас. Один вопрос. Важный. А как вообще зовут этого вашего Штольца?

— Генрих. Да-да, Генрих. Генрих Олафович, у меня хорошая память на имена.

Итак, Генрих Олафович Штольц, нам срочно надо познакомиться.

— Спасибо вам, мастер Эглаускас, — сердечно поблагодарила артефактора Мария Воронцова. — Вы очень нам помогли.

— Эглаускасы всегда были верны Воронцовым, Машенька. Всегда, — прижал старик руку к груди.

— И мы всегда это ценили, — великодушно заметил графиня. Эглаускас качнул головой, пряча горькую полуулыбку, которую, определённо, Мария не заметила. Хм… Интересно.

— Илья, — девушка обратилась ко мне. — Мы закончили? Может быть, у вас есть ещё вопросы? Прошу вас, не стесняйтесь. Это самое малое что мы можем сделать для освободителя Пушкинских Гор. Ваш бой с бароном Свиридовым изменил всё!

— О, — оживился старик, — вы, стало быть, тот самый юноша?

Он выглядел поражённым. Я слегка кивнул, хотя и пожинал чужие лавры. Всё же, будем честными, если бы не Княгиня, то бой бы совсем не так закончился.

С другой стороны, если бы не я, то и Княгини тут бы не было. Но этот путь причинно-следственных поисков можно продолжать до сотворения времён. Гораздо интереснее была реакция артефактора.

— Вы, если позволите, так молоды! — продолжил тот, — И так не похожи на человека, способного на такую победу… Простите, не связаны ли ваша история с оберегом и дела этого подонка⁈

— Напрямую связаны, — признался я.

— В таком случае подождите, пожалуйста, минуточку.

Старик торопливо захромал в дальний конец мастерской, где скрылся за дверью. Мы с графиней обменялись удивлёнными взглядами.