—А-а-апчхи-и-и!

—Приказ отменяется.

—Чавось?

—Ты не успеешь добежать.

—Но я...

Кипение достигло апогея.

Настала... э-э, зловещая тишина (я умолчу про мрачные тучи).

Ее нарушил скрип тайной панели, сквозь которую мы явились. Из проема, моргая, как огромная заспанная сова, выглянул давешний гоблин. На груди его висела табличка: «Я — мать троих детей!».

Панель снова скрипнула.

Через миг во дворе Гильдии народился хаос всеобщей драки. Убийцы схлестнулись со стражей, а к серым и Магам из храмовых ворот устремились люди Джабара, вооруженные мечами, кинжалами, дубинами и костылями. Защелкали арбалеты Убийц; стражники прикрылись щитами и, сомкнув строй, двинулись на врага. В меня не стреляли. Кажется, Митризен приказал взять Фатика Джарси живым.

—К трапезной! — гаркнули мы с Джабаром в унисон. Прежде чем строй Магов рассыпался, Фрей вскинул руку, чтобы метнуть в нас заклятие, но из окна храма — очень своевременно и метко — на его голову обрушился некий предмет. Брызнула кровь и осколки черепа. Тьфу ты, брызнуло вино и осколки бутылки. Альбинос зарылся лицом в пыль.

К нам, умело огибая островки хаоса, устремился один из серых людей. Виджи отбила удар длинного кинжала, но серый не снизошел до поединка: он сделал подсечку, и эльфийка, охнув, упала на локоть. Кинжал серого устремился ей в горло.

Я прыгнул, напрочь забыв о ноже, который дремал в рукаве. Серый замешкался, выбирая между двумя целями. Ха, он подарил мне это мгновение: клинок Гхашш пронзил ему горло. Он странно дернулся, словно откуда-то из-под земли его садануло молнией. Добрая фея была не промах: она всадила клинок в печень серого одновременно с моим ударом.

Однако!

На площади взбился вихрь пыли, из которого высовывались искаженные, заляпанные кровью лица и руки с оружием. За моей спиной лязгнуло; стражники или Убийцы решили попробовать на вкус эльфийскую сталь. Оглушительно чихнул гном.

Гритт, а мне почему-то казалось, что привести эльфов и Гильдию — толковая затея.

—На-а-аших бьют! — проорал Джабар.

—Бьют, эркешш махандарр! — внес свою лепту Олник.

—Брать живым, шкуру не портить, замариную! — орал Керрит.

—Ненавижу быдло! — гремел Милашка-Очаровашка. — Уважайте чужой труд, имейте совесть!

Я живо представил, как эта тонкая, интеллигентная натура рука об руку с братцем пробивается сквозь толпу ко мне, с душой, исполненной надежд на горячую встречу, и заторопился. Эльфийка привстала, с гримасой боли держась за локоть. Пальцы, сжимавшие меч, побелели.

Не говоря ни слова, я поднырнул, закинул ее на правое плечо и понесся к распахнутым дверям столовой. Понесся сквозь оглушительные «бам! шмяк! тресь!», сквозь пыль, вслепую отмахиваясь левым клинком. Теперь тело девчонки казалось пушинкой. Ну э, зубастой пушинкой: придя в себя, она заколотила по моей спине кулачком.

Я задел кого-то лезвием, взметнулся шлейф крови, сломал Убийце нос краем гарды. Правый клинок Гхашш лежал на плече; локтем я удержал эльфийку под коленки.

Из столовой с поварешками и мясными тесаками спешили куховары Гильдии. Я счастливо обогнул их, метнулся в распахнутую дверь, украшенную памяткой «Не воруй хоть здесь!», и оказался на кухне. Сзади прогремели кастрюли, и вопль:

—Эркешш махандарр, я чуть не обварил свою прелесть! — возвестил, что Олник благополучно запрыгнул следом за мной.

Я опустил эльфийку на пол. В следующий миг с меня слетела голова.

Я не ожидал, что сила женской пощечины может быть настолько велика. Наверное, потому, что покамест никто из женщин меня не бил. Убить — это да, убить пытались.

—Не сметь больше так делать! Никогда.

Она яростно смотрела на меня, золотые пряди разметались, открыв кончики пламенеющих ушей.

Чисто женское проявление эмоций. И это вместо «Спасибо!».

С другой стороны, она ведь могла меня заколоть: тонкий клинок из золотистого металла все еще был в ее руке.

Мы торопливо пробирались по узкому коридору, что был завален пустыми ящиками, корзинами и прочим барахлом. Джабар впереди с масляной лампой, как истинный светоч, эльфы в середке, мы с Олником — замыкающие. Под мышкой я держал гхашшевы клинки, в другой руке нес еще одну лампу. Хотя это было нецелесообразно — моя щека сияла ярче самого яркого фонаря, цветом... м-м-м... малиновой фуксии.

Виджи шла прямо передо мной. Тонкий силуэт и развевающиеся волосы... Меч на перевязи за спиной... Опасная девушка: тому, кто ее разозлит, мало не покажется.

Эльфийка, магичка, умелый боец, просто красавица!

А я, дурень, на нее запал.

Двигались в молчании, сквозь спертый воздух, наматывая на себя целые скатерти паутины, свисавшей с крепей. Коридор пролег под храмовой площадью. Над головами топталось стадо слонов, осыпая вниз струйки пыли. Трухлявые неошкуренные горбыли, которыми были обшиты стены и потолок, ходили ходуном. На площади продолжался кабацкий скандал, я даже расслышал рев Милашки-Очаровашки:

—Освободить проезд! Вас здесь не стояло! Быдло! Быдло!

Как все-таки хорошо, что мы вовремя улепетнули оттуда.

Олник чавкал жареной курицей, украденной с гильдийской кухни. Он успел вломить парочке стражников, сам не получил и царапины: не так легко попасть пикой в верткого гнома.

—Там же было написано: «Не воруй хоть здесь!» — сказал я.

—Правда? — с набитым ртом пробурчал гном и на секунду задумался. — Была такая надпись? Ну ты знаешь, я медленно читаю и плохо вижу. Эркешш, я заглянул в один котел: там варились во-от такенные клецки с маком! А-а-апчхи-и-и!

Охламон влегкую доведет до бешенства даже тролля, обращенного в камень. Жаль, он не нырнул в этот котел с головой.

Несколько раз сбоку мелькнули ступеньки наверх, но Джабар вел дальше. Звуки побоища смолкли, воздух стал сырым, мы, очевидно, спустились еще ниже под землю. Наконец, минут через пять-шесть, мы выбрались по заплесневелому кирпичному колодцу в пыльный безнадзорный подвал. Скобы лестницы проржавели и шатались, в общем подъем вышел малоприятным, если не считать, что я поднимался следом за Виджи и... умолчу. Женский охотничий костюм, надо же... гм...

Подвал вывел на Крысиный пустырь, невдалеке, полускрытая домами, вздымалась громада храма. Оттуда доносился металлический грохот. Видимо, слоны еще не закончили выяснять, чьи взгляды на жизнь праведней.

Опускались сумерки, луна проступила на голубовато-сером небе серебряной монетой.

Перебежками сквозь нищие грязные переулки, распугивая кошек, мы двинулись за Джабаром. Прохожие сомнительного облика уступали нам дорогу. Впереди показался еще один пустырь, который местные жители использовали для разведения крыс, сорных трав и редких видов мусора. Там стояла большая, запряженная четверней белая карета, украшенная свадебными ленточками и увядшими цветами. Возле нее крутилась стайка местных оборванцев.

—Мы здесь, родной! — крикнул Джабар издалека. — Готовь букет невесты!

Дядька в лакейском мундире оглянулся, щелкнул кнутом ближайшего задрыгу и, привстав с козел, сердито ответил Моргану:

—Я тут ежа родил, пока вы добирались. Того и гляди, огреют какой-нибудь радостью и разнесут карету по дощечке. А она казенная, между прочим! — Он отложил кнут и привстал. На груди у него цвела пышная алая бутоньерка.

—Не тренди про свой геморрой, — хмыкнул Джабар, ловко взбираясь на козлы.

Я приоткрыл дверцу, пропуская эльфов. Забрался сам, втянул Олника, и тут же карета тронулась. Джабар крикнул:

—Следующая остановка — порт! Спасибо, а то мы не знали.

Карета тарахтела по мостовой, мелькали огни фонарей. Мир сквозь широкие витражные окна казался расплывчатым, нереальным. Эльфы сидели спокойно, положив оружие на колени, однако чувствовалось, что внутри они — как стиснутые пружины. Олник, как обычно, чихал.

У меня появилось ощущение, что я оставляю Харашту навсегда. Новый этап моей жизни, м-м-м, не люблю такие вещи. Особенно когда этап начинается с того, что тебе в спину дышат отпетые головорезы.