—Олник, я сейчас огрею тебя кружкой!

—О, эркешш! Я буду думать молча... Под половицами или в стенах?..

—Положим, мы перешли кому-то дорогу, и этот кто-то, вместо того чтобы просто нас пристукнуть, решил сломать нам и без того разбитую карьеру, опустить на дно общества без возврата... Гритт! Слишком тонкая игра для Харашты! Загадки в полутьме... Я бы поверил в козни графини, но после разговора с Митризеном ясно, что она не при делах. То есть при делах, но с другой стороны.

—С филейной части. Ты за нее держался, счастливец! Формы графини — о-о-о!

—Заткнись. Дай-ка сообразить... Митризен упомянул единое лицо... Так вот: наши эльфы — либо исполнители чужой воли, либо сами и являются этим лицом!

Ну вот, усердные размышления принесли свои плоды. Я, конечно, тугодум, но с логикой у меня все в порядке.

—Э-э, не понял: одно лицо на двоих?

—Фигурально выражаясь.

—Э-э... — Напарник, кажется, наморщил лоб. — То есть выражаясь ругательно?

Я вздохнул:

—Все наше имущество записали на кого-то одного, разумеешь?

—А, в этом смысле, ага... И все-таки клад — отличная мысль! Даже обычный набор старых серебряных вилок...

Я бы его, наверное, убил, но внезапно от галдящей компании, которая уже собиралась уходить, отделилась исполинская тень и плавно перетекла к нашему столу. За клинок хвататься не пришлось — я вовремя учуял запах чесночного соуса. Он да величина тени подсказали — явился мой сводный брат Шатци, любитель мериться размерами мечей и свершенными подвигами, гордость нашего клана. Оболтус, габаритами чуть больше платяного шкафа, всегда слегка раздутый от самодовольства...

Когда-то я занимался его воспитанием. Теперь при каждой встрече он пытался воспитать меня на свой, варварский способ.

По древнему обычаю Джарси он был одет в безрукавку из шкуры барса (в полумраке выделялись светлые пятнышки) и меховые штаны до колен. Вместо топора он пользовался двуручником, который таскал за спиной, обернув широкими полосами кожи, благо варварам Джарси в Хараште дозволялось носить неопечатанное оружие в открытую. Замечу, что двуручный меч — крайне несподручная и громоздкая штука, однако в лапах Шатци он казался тростинкой.

—А я все думаю, кто тут сидит, хе-хе-хе!

—А я все думаю, кто тут звенит стальными бубенцами, — откликнулся я.

Хохотнув, братец шлепнулся на край скамьи Олника. Результат превзошел все ожидания — мой напарник взлетел к потолку, затем сполз прямо в объятия Шатци, который не преминул потрепать его по голове.

—Ну ты глянь, как живой! Фатик, тебе еще не надоело таскать повсюду марионетку? Ха-ха, закопайте меня под плинтусом!

Отплевываясь, Олник вырвался и перебежал на мою сторону.

—Эркешш... Дларма тогхирр ![12]

Шатци разразился хохотом, от которого на столе задребезжала посуда. Я промолчал, скрипя зубами, хотя Олник и тыкал меня локтем в бок.

—Да-а, все по-старому, — заключил брат, отсмеявшись. — Киснешь в городе, торгуешь чем попало, в кармане ветер свищет. Чем занят сейчас? Ты, случайно, не докатился уже до сбора подаяний? Великая Торба, я гляжу, видок-то у тебя задрипанский, хо-хо, хе, хе!

Проклятие, он видел в темноте как кошка. Я промолчал. В другой раз я, может, не сдержался бы и огрел его лавкой по башке (просто дружеское приветствие варваров, ничего личного), но сейчас затевать бучу было не с руки. Нужно терпеливо пересидеть его словоизвержения, и все. Тем более компания братца собиралась уходить.

Он еще раз окинул меня взглядом, блеснув квадратной челюстью.

—Да, знатно ты прибарахлился!

—Пожалуйста, не рассказывай никому, что нас здесь видел.

Брат снова рассмеялся, добавив громогласно:

—Как скажешь, Фатик! Я слышал, у тебя небольшие проблемы с кредиторами?

Он знал, как меня поддеть, сукин сын!

—Все уже решено.

—Вот оно что! То-то рожа кислая, будто в помоях купался! А у меня все отлично. Получил новый заказ отвести кучку каких-то хмырей... Угадай, куда?

—Неужели в ад?

—Ха-ха! В Дольмир. К самому Облачному Храму, к Оракулу! Прикинь, а? Далеко, конечно, две тыщи миль с гаком, тем более пираты закрыли морские пути, так что из Харашты не отплыть. Сперва будем добираться посуху через Фрайтор, Арконию и Мантиохию до самого Ридондо. Трюх-трюх на лошаденках! — Он снова хохотнул. — Но зато оплата — пальчики оближешь! В отряде неплохие ребята и девушки... — Он сделал паузу, такую фальшивую, что в любом хараштийском театре его закидали бы тухлыми яйцами. — Я вот подумал... Не хочешь присоединиться? Ну будешь замещать командира... Не кашу там варить, Гритт упаси! К слову: у меня в отряде есть горячая девчонка, Талин, м-м-м, она любит зрелых мужчин и пока одинока...

Еще одна рваная пауза, достойная тухлых яиц и гнилых помидоров. И ведь знает, что в Дольмир к Оракулу я отправлюсь, только когда к моему затылку приставят заряженный арбалет.

Черт, я оказался прав насчет ада. Давнее воспоминание больно кольнуло. Дольмир... Храм... Оракул... Смерть.

— Считаешь, дело чистое, а? Все идут добровольно?

— Еще бы! Все обговорено. — Он покачал над столом громадным кулаком. — Они у меня зде-есь! Задумают купить рабынь — бошки им проломлю, это я сразу сказал. Не-е, там подвоха нет, а кто из них решит сигануть в яму Оракула — мне плевать. Доведу до места, получу расчет и счастливо оставаться!

А ведь у него все получится, я уверен. Он был патологически удачлив, удачлив вопреки, удачлив там, где целая сотня фатиков расшибла бы себе лбы. Это выводило меня из себя больше всего.

— Спасибо, Шатци, я завязал с походами навсегда.

Он, хмыкнув, словно и не ждал иного ответа, обдал нас запахом чеснока и осторожно встал.

— Выхожу сегодня вечерком. На обратном пути заеду к дедуле. Что ему передать?

— Скажи, я пришлю ему с оказией шерстяные носки.

— Все шутишь, да?

— Шучу.

— Джальтана про тебя спрашивала...

Гм!

—Не хочу о ней говорить. Что-то еще, Шатци?

Его молчаливая тень с огромной крестовиной меча покачивалась у стола еще какое-то время. В конце концов он отвалил, выдав напутствие:

—Мой тебе совет — измени что-то в своей жизни. Например, заведи вместо гнома кошку.

Я удержал Олника от прыжка и крика:

—Не сегодня и не сейчас.

Мы посидели немного в унылом молчании, хотя после воплей Шатци нам полагалось драпать из харчевни Арти во все лопатки. Свеча прогорела почти до самого дна. Вдруг Олник, подозрительно захлюпав, спросил:

—Фатик, ты думаешь, мы по правде безнадежны, как коммерсанты? Совсем-совсем безнадежны?

Я без раздумий кивнул:

—Сказать откровенно, Олник, да.

В этот самый миг у стола материализовалась новая тень — маленькая и кособокая.

—Это ты Фатик Джарси? — полуутвердительно сказала она. — У меня для тебя письмо.

Я пригляделся:

—Здорово, Кривошлеп. К чему официоз? Мы что, с тобой незнакомы?

Тень приосанилась, поглубже натянув блестящую кожаную кепку с длинным козырьком — знаком своего цеха.

—Я при исполнении. Ты Фатик Джарси? У меня для тебя письмо.

—Это я уже слышал, давай.

—Ты Фатик?

—Великая Торба. Да, я — Фатик!

И ведь не отдаст, пока не скажешь.

Кривошлеп был представителем народа коротышек, не карликов, прошу заметить — именно коротышек. На «карликов» этот народец обижался смертельно[13], предпочитая именовать так гномов, хотя самый зачуханный гном был выше самого рослого карлика на полголовы. При этом коротышки были дальними родственниками гномов, каковой факт обе расы яростно отрицали. Иногда мне казалось, что все до одного карлики выходят из утробы матери сразу пожилыми, морщинистыми и краснолицыми, с унылым взглядом и ощущением абсолютной тщеты бытия. Свои настоящие имена и самоназвание они держали в тайне по каким-то загадочным религиозным причинам. В Хараште они основали Посыльную Гильдию, короче, бегали на посылках, отличаясь безупречной честностью и тем, что знали в городе все входы и выходы.