А то, что я увидел, поднявшись с земли, повергло меня в шок: Олник, сграбастав Крессинду в объятия, залепил ей смачный пьяный поцелуй!

Я думал, тут-то ему и конец, но у Крессинды, этой грозной Жрицы Рассудка, управительницы мужчин Шляйфергарда, внезапно пошли багровыми пятнами щеки, она отвернулась.

— Мой папочка! — крикнул Олник, кажется, представляя своего отца исключительно гномше.

— Йо-йо! — крикнул папочка и икнул.

— Мой брат!

— Ик! — сказал Олник Гагабурк-первый.

Олника-второго распирало от счастья.

— Моя… невеста!

Занавес.

Отрывок из «Героической и назидательной летописи для трезвых и умеющих видеть крупные буквы гномов» Государя Шляйфергарда Олника Первого (Олника Гагабурка-второго Доули), Продудевшего В Рог Небесной Истины Нужную Ноту, Спасителя Нации, Освободителя Мужчин, Разрешившего Пить По Пятницам.

Собственноручное сочинение Олника Первого, написанное тушью в третий год воцарения посредством сакральной кисти Первопредка, сделанной из щетины, надерганной из его носа, в литературной обработке лучших умов Университета Просвещения Адвариса под общим руководством Млинца Шокши.

Издано: Фаленор, Адварис, Университет Просвещения, год Новой Эры 5-й, март месяц, в омнибусе «Как это было — начистоту», по особому повелению Государя col1_0

Издание полное, почти без купюр, в трех экземплярах, с подстрочными примечаниями участников похода.

Да, этот поход, закончившийся для Фатика трагически (не понимаю, что трагического — прожить всю жизнь с одной женщиной! Ну, прирежут в конце концов друг друга! — Подстрочное прим. Крессинды Доули), не знал более драматической ноты, чем нота, что прозвучала на поле Хотга, когда из-за фатальной ошибки моего друга был уничтожен наш Штаб!

— Любезный брат, — молвил я, выбравшись из Штаба и запечатлев поцелуй на губах своей невесты. — Давай же без промедления заберем этих сирых на борт.

— О да, — молвил мой брат-близнец, приподнимаясь с земли, на которую коварно сверзила его неодолимая сила притяжения. — Заберем же сих горемык, накормим их и напоим!

— Поторопимся же! — вскричал мой батюшка, явив в окне Павильона свой благородный, обрамленный седою брадою лик. — Ибо времени уже не осталось, и вскоре состоится атака, на кою мы по повелению Рондины Рондергаст, девы лихой и воинственной, должны дать сигнал — два черных дыма вверх.

Итак, мы помогли нашим гостям взойти на борт Штаба, бросив вместо них на землю шесть пугал, сделанных из крестьянских одежд Фрайтора, кои мы набили обыкновенной соломой. Пускай же эти пугала топчут элефанты и рыцарская конница!

Мой друг Фатик, известный ныне в Фаленоре как… (брось эти славословия, дурень! — Прим. Фатика), а в горах Джарси как Пропивший Топор Позорник (другое дело. — Прим. Ф.), без промедления забрался в нутро Штаба, подхватив на руки Имоен. У бедняжки от всего пережитого произошли головокружение и мигрень. Моя невеста Крессинда Доули, выказав чудеса мужества и героизма, затащила внутрь на своих дюжих руках какого-то хмыря. (Никакой он не хмырь, а обычный несчастный, врач-полукровка, пострадавший от рук Фатика ни за что! — Прим. К. Д.) Прочих помогли занести внутрь мои боевые товарищи артели «Огнем и Мечем»: Монго был уже не так плох, Скареди мог ковылять сам, а Свирондил Альбо, служитель Атрея, поводил своей уже порядком заросшей на затылке головою и без конца пытался обратиться к Фатику со странной речью, будто бы от лица Гритта. Это, в конце концов, так расстроило моего друга, что он в своей обычной резкой манере велел, чтобы мы заткнули Альбо рот и связали покрепче.

Итак, мы оказались внутри тайного Штаба Мужского Пивного Союза (тьфу! — Прим. К. Д.), кой для всех непричастных — и особливо для Жриц Рассудка всех гномьих стран — был всего лишь дымовальной машиной (фу ты ну ты! — Прим. К. Д.). Штаб был гордостью наших мужчин и мог вместить до тридцати заговорщиков, считая тех, кто обслуживал орган движения штаба. Для его создания (Штаба, очевидно. — Прим. Ф.) мы использовали последние достижения гномьей технической мужской мысли и, в частности, самый надежный движитель из всех, доселе известных гномам — Трезвый Пешеходный Толкатель на пятнадцать голов с бутылкой уракамбаса, привязанной впереди на всеобщее обозрение и Кормовой Поворотник на три головы (без бутылки, но с пустыми кружками). (Иначе говоря, вы, как и те карлики с водным самоходом, нагло сжульничали! Теперь ясно, почему обшивка машины опускалась до самой земли: чтобы никто не увидел многочисленных ног вашего Толкателя!!! — Прим. Ф.)

Здесь мы разрабатывали планы по освобождению из-под гнета Жриц Рассудка. (Тьфу! — Прим. К. Д.) Здесь же были наши лаборатории, и место общего схода для отдохновения тела и духа в случае, когда машину не надо было двигать. Великий Благорастворитель занимал меньшую часть наших помещений; большую их часть мы маскировали фальшивыми панелями, дабы — при случайном, либо намеренном приходе Жриц — все выглядело невинно. В этих помещениях мы обсуждали наши планы. Но даже внутри мы носили килты, дабы всегда — всегда! — помнить, что мы живем под гнетом женщин, и всемерно приближать час освобождения!

В каудальной части Штаба (говоря проще — в хвосте, то есть — заднице. — Прим. Ф.), путь в которую шел мимо зольника и жаровых труб, над самим Благорастворителем находился Павильон Прозрения Истины. Теперь уже можно сказать, что Благорастворитель занимался в меньшей части созданием дымов, а в большей — созданием Нагревания и Перегонки с последующим Капаньем-в-Тару, коя состояла из стальных цистерн, расположенных латерально, вдоль обшивки бортов нашего Штаба. Дабы маскировать запахи и дымы от Перегонки снаружи, мы сжигали в дымовой коробке пещерный мох, известный под названием шанге; он придавал дымам цвет антрацита. Дым от шанге выводился в трубы, туда же мы стравливали дымы от работы Благорастворителя. Внутри Штаба мы регулярно окуривали помещения благовониями, проветривали их, и добились устойчивого отсутствия опасного запаха. Добавлю, что сама дымовая коробка, производящая страшные дымы, была совсем небольшого размера и помещалась в Павильоне. Она имела три клапана, которые позволяли выпускать дым от шанге в любую трубу по выбору, или во все трубы вместе, если Благорастворитель был чрезвычайно нагружен Перегонкой.

Но я отвлекся. Оставив спасенных в Прихожей, и велев принести им воды и пищи (вы так и не нашли воды, проклятые выпивохи! — Прим. К. Д.), я, взяв с собою Фатика, направился по переходам знакомить его с любезным моим батюшкой Джоком, кой как раз прозревал Истину в Павильоне.

Подрагивание Штаба сообщило мне, что мы начали отходить с линии атаки элефантерии.

Проводя Фатика переходами Штаба, я рассказал, как радушно меня встретила семья, и что мы, гномы-мужчины Зеренги, близки к созданию Гномьего Философского Камня, который, помещенный в любую жидкость, тут же превращает ее в спирт, а сам спирт превращает в двойной спирт, способный свалить с ног даже элефанта.

Но Фатик не слушал меня. На его широком, резком лице лежала печать глубокой озабоченности и даже ужаса.

— Кроутеры, кроутеры, — бормотал он как бы в горячке, продвигаясь по нашим узким и низким коридорам согнутым, точно стопятидесятилетний дед (имеется в виду гномий дед, хотя для гномьего деда сто пятьдесят лет — не предел, да и пьет он в таком возрасте неслабо. — Прим. Ф.). — Я не успею предупредить Рондину о ловушке… Да она и не поверит, и слишком мало времени, чтобы ее убедить. Элефанты сомнут ее же войско, не говоря уже о том, что сперва они протопчутся по гномам! А мармарийцы в засаде… В случае такого поворота будут ли они атаковать войска Арконии? И сколько времени уйдет у Рондины на то, чтобы восстановить порядок в войсках, и смогут ли ее маги в случае общей паники отогнать тучу? Да и подаст ли она сигнал хану вообще?