Олник простился с сородичами, успел хлебнуть полпива, пролив кружку на ворот рубахи.
Когда они укатили, колокол на Башне пробил два часа.
Духота сгущалась. Мне словно положили на лицо банное полотенце.
— Холодно, Фатик! — сказала Виджи. Ее губы подрагивали, как в ознобе. Волосы, мне кажется, поблекли, даже ухо, пробившее локоны, выглядело бледным.
Тут я поймал себя на мысли, что совершенно не знаю, как обращаться с эльфийкой в, так сказать, обычной жизни. Плевать, что на самом деле ее народ — не совсем эльфы. Их восприятие жизни все равно слишком отлично от человеческого. Так вот, любовный акт… В фургоне все прошло отлично, и не один раз, и я убедился, что секс по-эльфийски это не ритуальный акт на ветке фамильного древа сквозь дырку в сотканной из паутины простыне. Она не была девственницей и не стеснялась своего тела. И если первое не было для меня удивлением, то второе… Скажем так, от нее я, искушенный жизнью варвар, почерпнул кое-какие приемы… э-э… Не суть. Сейчас я совершенно не представлял, как мне обращаться со своей супругой в… м-м-м… обиходе. Все же пожатие ладони — это маловато, когда твою женщину буквально сплющивает от предчувствия общей беды.
Обнять за талию? Хм.
Я просунул ладонь под пышные волосы, прижал к хрупкой шее. Под пальцами забилась жилка. Фея дрогнула, напряглась, но я не убрал руку, пытаясь передать свое тепло.
— Мы скоро отплывем, лисьи ушки. Пожалуйста, потерпи.
Вместо ответа она чуть заметно кивнула. Немного повернулась, изломив брови.
— Да… Да, Фатик.
— Потерпи.
Мне показалось, что она слегка расслабилась под моей ладонью.
Хорошо.
Плохо, что о воплях принца она ничего не сказала.
39
Карапет Мерриг зря назвал «Трех вдов» кабаком, впрочем, для него слово «кабак» означало любое место, где наливают. На трех вдов в этом заведении приходилось два этажа и полтора десятка остекленных окон. Дом развлечений и гостиница для моряков, купцов и путешественников, собственность Ковенанта. Отли Меррингер слыл гурманом, значит, кормили тут хорошо.
В воздухе плавал аромат веселой травы, слышался стук игральных костей. Места за столиками были заполнены основательно. Орочье хрюканье напомнило мне об общинных свинарниках родного клана.
Нос Виджи дрогнул: слишком густая смесь ароматов для эльфа.
Мой старый друг и наставник сидел лицом к двери и наворачивал печеных креветок, заливая их пивом. Без грима короля-недоумка он казался обычным купцом средней руки. За те три года, что я его не видел, он несколько располнел, растерял большую часть шевелюры и обзавелся сединой на висках. Однако никогда еще он не выглядел настолько полнокровным и довольным жизнью, как сейчас.
Я был рад его видеть. Этот призрак прошлого не сулил бед, но обещал скорое осуществление моего плана.
Он приветствовал меня взмахом руки. Сенестра, сидящая с левой стороны, чуть заметно кивнула; я изобразил полупоклон. А вот она почти не изменилась — такая же смуглая, гладкокожая черновласка, чем-то похожая на куницу. В дни молодости на Южном континенте Отли из жалости купил семнадцатилетнюю рабыню, тощую грязную доходягу. Кочевники-монги разграбили ее селение, вырезав всех, кто не годился на продажу. Перед тем как оказаться у Отли, Сенестра прошла через трех хозяев, каждый из которых избивал ее за строптивость. Она бы умерла, если бы Отли не купил ее, и она это знала, хотя и умудрилась тяпнуть за палец, когда он рассчитывался с торговцем. Некоторое время Отли был для нее чем-то вроде сиделки, затем играл роль в меру сурового отца, ну а после… Она так и не сняла рабский ошейник, лишь заменила металл черной бархоткой с серебряным кольцом на короткой цепочке. Кто в этой паре главный, давно было не разобрать, они существовали как единый организм; говорил по большей части Отли, Сенестра больше молчала и, как обычно, обслуживала Отли за столом и в быту. Отли не принимал ни единого решения без совета с нею.
Мы раздобыли три стула и подсели к столику, я — посередке. Сенестра и Виджи обменялись взглядами, быстрыми, как размен ударами в шпажном поединке. Женщины, не знакомые друг с другом, умудряются общаться на каком-то тайном языке знаков, недоступном пониманию мужчин: мир, нападение, вооруженный нейтралитет, добрососедское сотрудничество заключаются быстро, можно сказать, в мгновение ока. Сейчас мне показалось, что наши женщины склоняются к четвертому пункту.
— Твои спутаники? — осведомился Отли. — Опять взялся за старое, Фатик? А кто этот без меры симпатичный гном?
Он сделал вид, что не узнает Олника. Мой бывший напарник отплатил ему тем же.
Три года назад наша контора «Силь, Мар и Иллион»[51] подрядилась устроить для Отли срочные гастроли в Хараште («Три дня — проездом из Фрайтора в Талестру!»), мы заказали у гномов двухцветные афиши. Денег на бумагу ушло много, еще больше мы истратили на покупку мест под афиши. Олник столковался с земляками, они сделали для нас работу за две трети обычной цены (потом я случайно узнал, что хитрые жучилы взяли с нас на две трети больше). Мой напарник с готовым макетом всю ночь не смыкал глаз у пресса, а после, шатаясь от похмелья, помчался расклеивать воняющие гномьей самогонкой афиши. На въезде в Харашту Отли узрел красноглазого безбородого гнома с ведром клея и шваброй, который старательно клеил последнюю афишу, гласившую, что в город — естественно, проездом — прибывает Отли Меррингер и его труп с пьесой «Живые теплые люди!».
Во время печати из клише выпали две буквы, чего гномы, загулявшие с моим напарником у пресса, конечно, не заметили. Я рвал волосы на голове, груди и еще на одном месте. Гастроли провалились, несмотря на то что мы обежали весь город, от руки приписывая «па» к трупу. В труппе случился раскол, большая часть актеров покинула Отли, хотя в провале, я считаю, основную роль сыграло его желание пичкать зрителя модерновыми пьесами собственного сочинения. Но попробуй докажи это человеку искусства! Все же я компенсировал часть его затрат из наших денег. Олника тем не менее Отли невзлюбил сильно.
Творческие люди — странные личности с подчас загадочной логикой. В Хараште у меня был один приятель, художник, он бросил пить и решил отметить это дело бутылкой ликера. Наутро, проснувшись в канаве в одном исподнем, он долго проклинал трезвый образ жизни, который привел его к столь плачевному финалу.
— Взялся, — сказал я, прижав колено к бедру Виджи. — Впутался. Мои. Это гном Бешеный Бык, иначе называемый Ветер-в-Голове, искатель потерянного разума. А это — Виджи, моя супруга.
Отли слишком хорошо владел своим лицом, чтобы на нем появилась гримаса удивления, однако глаза помимо воли стрельнули на острое ухо, самовольно пробившее локоны моей жены.
Он промолчал. Не сказал какую-нибудь глупость вроде: «Я очарован твоей спутницей», был слишком умен.
— Мы опоздали, — сказал я. — Осталось у тебя время для разговора?
Отли развел руками, сыто щурясь:
— Свободен до вечера.
Великая Торба, до вечера!
Пучеглазый служка в мышином камзоле принес еще креветок. Сенестра убрала из-под руки Отли пустое блюдо и придвинула новое, подлила пива из деревянного кувшина. Виджи внимательно наблюдала за действиями бывшей рабыни, напустив на лицо маску безразличия. Ее руки, сложенные на коленях, подрагивали.
«Холодно, Фатик!»
Я слегка сжал ее пальцы.
«Потерпи».
Как вы уже знаете, перед делом я обычно ем. Много. Неизвестно, когда придется трескать в следующий раз, ну и погибать на пустой желудок — дурная примета. Я заказал говяжьи котлеты, для Виджи — курицу в меду. Эльфы едят как обычные люди, если вас интересует такая подробность. Вру: я понятия не имею, как едят настоящие эльфы. Скажем так: те существа, которые считались эльфами в моем мире, ели как обычные люди. Снова ошибся: обычные люди частенько жрут как свиньи, а мои эльфы-надоельфы принимали пищу с определенной, хм, аристократической утонченностью.