У нижнего среза окна проклюнулась обгоревшая макушка Олника. Он медленно, как нашкодивший кот, который решил осмотреть местность на предмет лишних глаз, начал подниматься над окном, глядя на меня неподвижно и испуганно.

Я заревел и швырнул в него кочергой. Он проворно исчез. Что-то испуганно сказала Крессинда.

А я уже был как в тумане. Ярость спала. Я подошел к обрубкам стола, поворошил их и неподвижно уставился на измаранные кровью клочки записки.

Люди не меняются. И брат мой не изменился. Он бежал. А теперь мои праведники и члены отряда брата, сговорившись, хотят, чтобы я сыграл его роль. Понимаете, да? Они хотят, чтобы я взвалил ношу брата на себя, стал Шатци Мегароном Джарси, наследником Гордфаэлей. Солгал всем, и привел Альянс к победе.

А я… Я ведь соглашусь. Куда мне деться? Соглашусь, да?

Снова, как тогда, десять лет назад, я возьму на себя вину брата, прощу ему все, взвалю на себя непосильную ношу.

Он ведь подставил меня, как и тогда, много лет назад…

Проклятие, он снова подставил меня!

Раздался хлопок. Я снова был в локусе богини. Молча открыл рот и закрыл. Обрисованная перспектива казалась ужасной. Я — взваливаю на себя непосильную тягу лидера Альянса? На кой, черт возьми? Не-е-т, не хочу!

— Ты видел возможное будущее, — промолвила Лигейя. — И одно из событий этого будущего… оно наверняка произойдет. По сути, в его душе оно уже произошло. Как только ты освободишь его из плена магов, он…

— Он сбежит.

— Несомненно.

— Это я и имела в виду, когда сказала, что наследник Гордфаэлей умрет в Зале Оракула. Он и умер. Духовно. Наследника больше нет. Если ты освободишь брата — он сбежит. Так или иначе — он совершит побег, и Альянс развалится. Он боится слишком большой ответственности, и ты это знаешь.

— Знаю…

— Он боится несвободы. А именно несвободу даст ему корона монарха Империи Фаленор. Он будет скован рамками, настолько тугими, что они будут мешать… жить.

— Жить в свое удовольствие, — кивнул я.

— Да, Фатик. Жить в свое удовольствие. А удовольствие твоего брата — это свобода. Он не боится врагов, он не боится встретить грудью опасность. Он боится потерять свободу.

— Он много чего боится.

— Как и все смертные. И даже боги. Но… страхов в твоем брате куда больше, чем в тебе. Когда нужно, ты умеешь собрать волю, которая подавляет страх. А твой брат, напротив, дает слабину. Как в той давней истории с экзаменом. Он бы провалил его, если бы ты не помог.

Я чертыхнулся. Нет, поистине — благими делами выстлан путь в ад!

— И если он сбежит, мне придется возглавить Альянс под его именем.

— Несомненно.

— Яханный фонарь!

— Да, Фатик. Тебе придется остановить брата и уговорить его возглавить Альянс. Иначе будет худо. Будет худо тебе! Если ты не остановишь брата — умрешь.

Нечего сказать, обнадежила!

Внезапно локус Лигейи-Талаши подернулся туманом и растаял. Я очутился в сером полумраке, где на меня взирала тень скрытного господина.

Голос, напоминавший рокот труб, проревел в самое ухо:

— Человечек, очнись! Ты не понимаешь, что тобой манипулируют?

Я проснулся в холодном поту.

Талестра… Город сотен башен у реки Тория. Красивое место, чтобы сдохнуть, если у меня ничего не выйдет. Чем-то она похожа на Харашту — столько же разных культов, вдосталь всяких мутных типов, тысячи лавок, торгующих всем чем можно, но в первую очередь — оккультными снадобьями, только правит здесь не Синдикат — владеет Талестрой Тавматург-Академия и Совет Магов. Вон как сверкает даже в предгрозовых сумерках хрустальный купол Главного Зала Академии.

Стены этому городу были не нужны: слава магов оберегала его, ну а если бы кто-то решил проверить эту славу на вшивость, маги вежливо показали бы свои зубы. Соответственно, дорог, что вели в город, были сотни, однако я не собирался ехать ни по одной из них. Неподалеку от Талестры находилось старое кладбище, вполне подходящее для грязных дел вроде продажи контрабандного груза культистам. Так что я, как полагается хитрым героям по найму, наладился в обход.

Я был ни жив ни мертв, настолько меня терзала простуда. Чародейство Виджи едва помогало, да и сама она была вымотана до предела. У меня болело все тело и иногда, для разнообразия, голова. А видение, что показала Талаши, просто вгоняло меня в тоску. Мне придется заковать брата в кандалы, не меньше, чтобы заставить возглавить Альянс. По крайней мере, мое присутствие будет необходимо постоянно, иначе он драпанет даже с поля решающей битвы с Вортигеном. Придется бить его аккуратно, но… жестоко, сбивать с него малодушие и подавлять желание сбежать. До тех пор, пока Альянс под его предводительством не разделается с Вортигеном и Шатци не займет полагающееся ему по праву место императора.

Чертов малодух! И почему именно он — единственный уцелевший наследник Травельяна Гордфаэля? Насмешка судьбы? Может быть, может быть… А разбираться с этой насмешкой придется больному варвару по имени Фатик.

Мы успели аккурат перед праздником Разделения. Я проспал часов десять, прямо там, у погибшего кракенвагена (воняла эта штука довольно сильно), и за это время туча почти закрыла небосвод, так что к Талестре мы выдвинулись в грозовом полумраке. Но сначала я нашел ручей, и все мы выкупались, а после — выкупали коней. Но сон не прибавил мне сил — лихорадка терзала меня остервенело, так, что я с трудом дышал. Ах да — у меня, конечно же, разыгрался насморк, поэтому я говорил в нос. Герой, ничего не скажешь.

Я не стал возвращаться на Луковый путь, чтобы разыскать окровавленный аккредитив для банка Траука. Продам оккультное карго и возьму часть денег себе. Так будет честно. Если Нанук и Ванко начнут возражать — у меня есть много стальных аргументов. Козла пришлось спрятать в грузовой фургон, снова обмотав его морду тряпками, чтобы не общипал цветы вангрии. Культисты Горма Омфалоса несомненно знали, что собой представляет черный козел, привязанный к задней дуге фургона, и могли бы напасть на нас, дабы не допустить продажи козла конкурентам — адептам Сегизма Сноходца.

Зарницы продолжали так же молча и зловеще вспыхивать, бросая на дорогу перед нами острые красноватые тени. Только теперь они с каждым часом делались ближе… Туче оставалось примерно десять часов, и она накроет Талестру.

— Он уже здесь, — сказала Виджи, нахохлившись. — Он прошел горы. Движется быстро. С каждым часом — быстрее.

— Наверняка воспользовался Чесночным путем, мутноброд!

— Сила его возрастает постоянно.

Я оглянулся в сторону тучи.

— Это заметно.

— Но не мы ему нужны.

— Но он определенно держит путь в Талестру.

— Именно так, Фатик.

— Стало быть, он будет гостем у магов.

— Уверена, да.

— А у магов Бог-в-Себе. Не этот ли предмет ему нужен?

Добрая фея серьезно кивнула:

— Я уверена в этом, Фатик.

— Маги с ним схлестнутся, как я понимаю.

Виджи устало кивнула.

Я прикусил губу.

Проклятие, кто же идет по нашим следам в Талестру? Что это за создание, которое не способна понять и прочувствовать моя супруга? Почему оно двинулось за нами от Облачного Храма? Все вопросы — без ответа. Ясно одно: мне стоит поторопиться и наложить свои лапы на зерно Бога-в-Себе быстрее, чем это создание явится на огонек к чародеям. Иначе, я боюсь, придется выскребать зерно из очень сильных рук, таких рук, которые не боятся противостоять всей мощи Тавматург-Академии, будь она неладна. С другой стороны — я могу попытаться ворваться в Академию на его плечах, и, пока маги будут ему противостоять, заграбастать все, что мне нужно.

Пока я не знал, как поступить.

Позади раздался топот многих десятков копыт, и я своротил фургон на обочину; мимо, торопясь, проскакала кавалькада закованных в железо рыцарей в плащах с гербом Дольмира. Следом протарахтели по булыжникам сразу три больших дорожных рыдвана. На крыше первого торчала кривая печная труба, дымившая, как глотка дракона. Средний рыдван был самый богатый, украшенный позолотой и вензелями царского дома Тулвара. Последний рыдван напоминал передвижную тюрьму — три маленьких окошка на высоте человеческого роста забраны толстыми прутьями. Из крайнего на меня взглянули чьи-то глаза, ей же ей — знакомые!