Из-за башен и купола Академии, подрагивая, лениво выплыло нечто. Я даже отшагнул назад, задев Виджи. Добрая фея проследила мой взгляд и ахнула. Олник проследил взгляд доброй феи и выругался. Затем вдруг подобрался, стянул парик и снова его напялил.

— Драккор, Фатик!

— Олник?

— Это — драккор!

Последнее из жутких чудес, обещанное мне беспамятным гномом!

Драккор выглядел как огромная куколка бабочки — серая, кольчатая, с массивным утолщением на одной стороне, там где, по всей видимости, полагалось быть голове. Крыльев у него не было, он парил, опирался на воздух с легкостью, словно бычий пузырь, но даже отсюда я видел, что драккор — массивен, огромен и весит немало. Вдоль бока шли круглые блестящие штуки, напоминавшие окошки.

— Они взяли скелет дракона Торока и нарастили на него неизвестную плоть, — вдруг промолвил Олник чужим голосом. — Он дал им знания, как это сделать. Они называют его новым другом, хотя он уже давно здесь, сотни лет, мы знаем, знаем… Но союзником магов он стал недавно, пять лет назад. Мы видели его в Брадмуре… Он ищет кого-то… Мы не знаем, кого он ищет… Но он ищет… Постоянно ищет… Он соблазнил магов новыми силами, использует их для поисков… Дает знания…

Несмотря на жар, волна холода прокатилась от макушки до пяток.

Скрытный господин, что стоял в Зале Оракула! Кажется, я знаю, кто он. Талаши называла его Кредитором. Тот, кто ищет Творца и постоянно меняет обличья! Значит, он все еще здесь! И он ищет, ждет, охотится! Но зачем ему Бог-в-Себе? Заинтересован в том, чтобы мой мир погиб? Или маги говорят правду, и Кредитор сможет наложить крепи, чтобы мир уцелел? Но мотивы? Ему нужно отыскать Творца и спросить с него за проигрыш, прочее, очевидно, не столь важно. Не понимаю…

— Олник, чьими устами ты говоришь?

Драккор набрал высоту и неподвижно завис над куполом Главного Зала — ярдах, навскидку, в двадцати.

— Они ждут создание, идущее вместе с штормом, — сказала Виджи. — И готовы к встрече. Не тревожь гнома. Молчи и слушай. Его уста сейчас — уста других сил.

Олник посмотрел на меня совершенно мертвым взглядом.

— Мы достучались до тебя, Фатик. Мы — мертвецы Брадмура. Твой товарищ выпил напиток, который не предназначен для его разума, и его сознание раскрылось. Мы получили возможность говорить, но скоро уйдем… Послушай коротко. К нам относились как к скоту. Они добавляли в пищу какую-то дрянь, от которой мы делались вялыми, но работать могли… При этом помыслить о сопротивлении было невозможно… Но они не учли: у некоторых выработалось привыкание. И один из нас, тот, кто привык, он работал на кухне. Маги расслабились, они думали, что все мы управляемы, но один из нас… Они давали ему зелье покорности, и он должен был подмешивать его в нашу пищу… Но он выбросил его раз, другой… И мы проснулись. И мы восстали в Брадмуре и разнесли все, и мы выпустили тварей из клеток прямо на магов. И сами почти все погибли, но зато маги и кверлинги в Брадмуре умерли тоже… И нам лучше было умереть, чем жить так, как мы жили. И лучше было отомстить. Они пытались остановить и нас и тварей заклятиями, от которых наши души частично зависли в межмирье… Они творили с нами вещи неописуемые, страшные. Союзник дал им знания для создания чудовищ и машин из металла, костей и плоти. И плоть они брали от нас. Мы, мертвецы Брадмура, должны сказать тебе — не ищи вход в Академию. Доверься судьбе. Она приведет тебя, куда нужно сегодня. Маги готовятся передать зерно бога в Его руки. Но сначала они насытят энергиями, которые идут от зерна, готовые заклятия и артефакты, которыми Академия сможет питаться долгие годы. — Олник хватанул воздух, пошевелил губами и родил финальную порцию откровений: — Не бойся умереть сегодня. Ты умрешь, но будешь жить… Ты отомстишь за нас сегодня. Мы рады. Мы ушли.

Бывший напарник резко выдохнул и сел на дорожке. Захлопал глазами, как совенок.

— Фатик, это чего было такое, а?

— Письмо, которое записали тебе в голову.

— Ась?

— Встань, на нас смотрят.

Олник встал.

— Когда ты хлебнул моджи, с твоим разумом что-то случилось. И некто — пусть это даже будут каторжники Брадмура, покойные, разумеется, которые витали над Брадмуром после умерщвления их магией, вложили тебе в голову знания, хотя я никогда не верил в то, что покойники могут разговаривать — да так связно. Знания всплывают, когда ты видишь существ магической Академии — лузгавку или, например, кракенваген. Или драккора… Жаль, хороший был скелет, я им несколько раз любовался Теперь нам нужно уходить. Пошли. Виджи?

Добрая фея медлила.

— Знаешь, что это означает, Фатик? — спросила она.

— Не понимаю, о чем ты.

— Твоя богиня, — она сделала упор на слово «моя», намекая на мою измену, — была права. Небеса существуют. И там нет порядка. И кое-кто с той стороны наблюдает за нашими делами. За твоими делами. На самом деле за нами наблюдает много глаз.

Я это понимал. Сплюнул кровью, и мы двинулись в обратный путь.

Раздался хлопок. Прыгающий маг возник у самого входа, между нами и парой стражников, лицом к нам. Он нашел меня взглядом и воскликнул патетически:

— Бороться за жизнь! Всегда!

Исчез.

— Фатик, — промолвила Виджи. — У него слезы на глазах.

У меня тоже выступили слезы — от кашля.

Пузырь снова появился. Это было внезапно — никогда, ни единого раза не случалось, чтобы пузырь с Прыгающим чародеем появлялся на территории Академии больше двух раз в сутки!

— Фатик… Кажется, я могла бы им управлять.

Я не поверил ушам.

— Управлять?

— Магия Витриума. Магия, которой владел Митризен-отступник, призвавший эльфов Агона в наш мир посредством Вортигена. Это… талант эльфов, который частично ушел, когда племя Витриума переселили в этот мир, смешав нас с людьми. Манипуляция материей и пространством… — Ее глаза блестели. — Четыреста лет назад магия была сильней, и кто-то из Академии воспользовался именно нашим, эльфийским заклятием переноса! Я ощущаю его… Если бы у меня было больше сил, я смогла бы подцепить его сферу на грани миров и направить внутрь чего-либо.

— О боги, зачем?

— Он хочет смерти, Фатик. Он страдает безмерно. Он ничего не хочет так, как умереть — ибо сознание его помрачено и уже никогда не будет прежним. Я бы прервала нить его жизни, и он был бы счастлив. Это было бы… гуманно. Но у меня мало сил, сейчас я могу только удержать его сферу на грани миров… Пусть она повисит там.

— Святые небеса!

— Но у меня нет источника магии, чтобы я могла направить его куда-то. Заклятие слишком сильно и само восстанавливается, набирая энергию в чужом мире.

— То есть… если пузырь, черт, сфера будет висеть на грани миров — заклятие ослабнет, и ты сможешь… направить… убить этого человека?

Виджи серьезно кивнула. Лицо ее было неподвижно.

— Это милосердный акт. И искупление за то, что кто-то воспользовался запретным для людей знанием. И потом, Фатик, так или иначе — мы окажемся сегодня в запретной части Академии, ты забыл? Возможно, к тому времени заклятие ослабнет, и у меня хватит сил материализовать сферу внутри стены.

Я согнулся пополам от кашля.

Значит, я доверюсь словам мертвецов, раз им безмерно доверяет моя супруга. Продам груз адептам конкурирующих культов и… положусь на судьбу. И буду ждать.

Честно говоря, в нынешнем своем состоянии, сделать что-то еще я не мог. Просто не хватало сил. Я кашлял, сгибаясь пополам, плевал кровью и каждую секунду мог утратить сознание.

Варвар, если заболел — лечись.

Но лучше не болеть вовсе.

Его благость Гарбс Керован, глава культа Горма Омфалоса, проживал в районе Семи Морей — престижном квартале, где селились богачи. Квартал сей возлежал на холмах над рекой, и чтобы добраться туда, пришлось нанять экипаж. Свою маскировку мы не стали снимать. С ней было безопасней.

Вилла Керована выглядела весьма помпезно. Три этажа, огромный парк. Много охраны из монахов. И обязательно — личная церковь, где Керован в тихие часы возносил молитвы Омфалосу. Личная церковь — это прерогатива богатых, как известно, приближающая их к богу.