Слов нет, будто бы врагов им не хватает! Тут целый Серый Мир бурлит, да ещё теперь и Пожиратель приближается, а они друг с другом грызутся! Люди, что поделать.

— Он кем-то завербован? — спросил я. Оладушкин непонимающе поднял брови.

— Разумовский, — уточнил я. — Такое с бухты-барахты не проворачивают. Тут даже не состояние аффекта, раз он смог быстро перебить всех Романовых. Готовился, ведь. Как я понимаю, это был лучший друг Императора. Да, среди великих родов дружба это атавизм, но всё же…

— Ты так и не понял? — удивился Претендент.

— Нет, — я проглотил четыре шутки насчёт своей понятливости и его дара рассказчика, но опыт нашего общения вкрадчиво напомнил, что сейчас у чародея не очень с чувством юмора.

— Из-за тебя! Это всё из-за тебя! — в сердцах сказал Оладушкин.

— Стоп! — поднял я руки, защищаясь, — я слышал про истории, когда родители в своих бедах обвиняют детишек, но это не может быть она.

Претендент снова закатил глаза, экий он манерный, конечно. А затем очень терпеливо и медленно продолжил:

— Разумовский опекал тебя, потому что считал своим сыном. Кровью от крови своей. Пусть и непризнанный, а сын. Не думаю, что ему было до тебя какое-то дело, однако жил князь себе и жил. Никуда не лез. А потом ты стал неуёмно обращать девиц, даже не скрываясь от слежки, и выжигать дар у глупых подростков.

— Виновен, — признался я. — Но сложно было не сдержаться.

— Понимаю. Сам бы не смог. Вот только таких талантов в роду Разумовских отродясь не встречалось. Зато они всегда были у Романовых. Так что любой умеющий сложить два плюс два, и знающий историю сразу всё понял бы. Или бы ему подсказали знающие люди. Вон, как Бес, например. Как думаешь, в каких случаях у одного бастарда может оказаться двое отцов, Илья?

Едко, конечно. Но справедливо. Мне должно было быстрее соображать.

— Моя мама изменила Разумовскому с Императором? И он только сейчас об этом узнал? — скучно предположил я.

— В точку!

Ну да, это объясняет разительные перемены. Друг стал врагом, враг стал другом.

— Ладно, ладно. Это было непросто, но, кажется, я понял. С Бесом всё понятно. Да, Бес?

— Мой род…

— Да ёжкина ты кошка, умолкни, — я обернулся к Оладушкину. — Хорошо. Я плод измены и должен умереть, интерес Разумовского ко мне ясен. А тебе я зачем?

— Ты можешь остановить гибель этого мира, — буднично сообщил Претендент. — Я права не имею остаться в стороне.

С пола фыркнул Бес. О как, он нас слушает!

— Вот не стоит привлекать к себе внимания, — заметил я. Осторожно глянул на Оладушкина. Откуда он такие вещи знает про мою избранность?

— Ты не тот, кем пытаешься казаться, парень. В тебе слишком много мощи для сопляка, едва переступившего порог совершеннолетнего, — продолжал чародей. — Боюсь, твоя смерть может обречь мир на гибель. Как такое допустить⁈

Ну, если Пожиратель Звёзд использует меня сейчас как маячок, то смерть моя, чисто теоретически, гибель планеты наоборот чуточку отстрочит. Упоминать об этом я, конечно, не буду.

— Хорошо. Тогда приступим, — кивнул я Оладушкину и, оставив его в недоумении, вернулся к Бесу. Снова дёрнул его за контур. Многоликий содрогнулся, но на этот раз удержал шипение. Чародей смотрел прямо перед собой, не мигая. Какая удивительная преданность хозяину. Даже завидно.

Я прикрыл глаза, погружаясь в транс. Яркий контур чародея проступил сквозь темноту. Сильный маг, грандмастер. Каналы крепкие, раскаченные. Структура контура очень сложная, множество переплетений. Никаких тонких мест, в которые можно ударить.

Мда, чтобы сменить ему лояльность, нужно отключить бедолагу от каналов. Но ведь как-то у господина Штольца получилось удерживать под контролем Феоклистова? Я открыл глаза, залез в карман и бронемяки моментально вручили мне искомое колечко. Бес скосил глаза, когда я взял его за руку и попытался сжать кулаки. Пришлось применить силу, и в итоге амулет оказался на указательном пальце Многоликого.

— Что это? — встревожился Бес ещё больше. Будто бы перспектива потерять дар его пугала чуть меньше чем только что произошедшее.

— Сюрприз, — буркнул я, повернулся к Оладушкину:

— Мне надо чтобы он не шевелился. Сможешь?

— Конечно, Илья.

Бес захрипел от того что отовсюду к нему устремились змеи-веревки, растягивая руки и ноги в стороны. Живые узы опутали кабинет, извиваясь вокруг столов, шкафов. Тут будто вся комната заполнилась шуршащими путами. Непросто задумано, но Многоликий оказался надёжно спелёнат. Вот ещё б с ватрушками так справился бы Претендент, а? Ладно, хватит. К делу.

Под воздействием амулета Штольца контур чародея стал ощутимо ярче, а вот опутывающие его линии энергетических каналов наоборот поблекли. Хм… Интересный эффект. Я осторожно коснулся контура чародея, и сразу же услышал.

— Мой род никогда не предаст Разумовских! — испуганно пискнул Бес. Всхлипнул.

— Ну-ну, малыш, не бойся, — похлопал я его по руке. — Уже почти всё.

В одном месте контура Многоликого нашлось странное место. Будто бы чуждая сила обвязала его чем-то чёрным, вязким и липким. Теперь же это стало грубым и твёрдым наростом. Очень чуждым посреди природного контура тренированного мага. Похожей вязью я защитил душу от посягательств Серого Мира. Но я-то себя укрепил таким образом. Здесь же случилось нечто иное.

Мне легко удалось пройти через энергетические потоки, коснуться повреждённого места. Да, колечко-то полезное. Чего раньше с ним не поигрался, а? Надо быть открытым к новым знаниям. Бес снова запричитал про свой род и Разумовских, но уже скорее с истерикой. Чародей чувствовал, как я касаюсь его души, его сущности. О, прекрасно понимаю всю степень его ужаса.

Преисполненный любопытства, я дёрнул за нарост. Бес ахнул, забормотал что-то. Тон изменился на плачущий.

— Мой род… Никогда… Не надо. Прошу, не надо. Я не хочу. Я не хочу. Я хочу быть собой. Убейте. Просто убейте. Никогда не предаст. Прошу! Не предаст Разумовских.

Быстро спёкся. Или это нарост⁈ Я же всё это время раскачивал чёрный твёрдый сгусток, выкручивая мозги бедолаге. А что если тюкнуть по аномалии посильнее? Вроде поддаётся.

— Ах! — взвизгнул Бес.

— Что ты делаешь, Илья? — подал голос Оладушкин.

— Учусь, — буркнул я, и ударил сильнее. Чёрный нарост развалился, освобождая часть контура. Даже потоки забурлили ярче.

Бес ахнул очень громко и затрясся.

Это определённо было внешнее влияние. Очень древнее. И… Мне показалось, что в центе аномалии была запечатлено нечто любопытное. Крошечная часть чужой сущности. Интересно. Очень интересно. Печать лояльности роду с частицей рода? Так оно и работает? Хм… Об этом надо подумать внимательнее.

— Что происходит, Илья⁈ — Оладушкин напрягся. — Что ты делаешь? Так и должно быть?

— Я всё скажу. Всё скажу, — устало и отстраненно сказал Бес. — Ради Империи…

— А как же твой род никогда?

Пауза. Многоликий скосил на меня глаза. Ну столетний старец, не иначе.

— Что ты сделал, парень?

— Кажется, избавил тебя от родовой клятвы никогда не предавать Разумовских. Вас в детстве никаким особенным докторам не показывали? Явно старая штука. Хотя, может, ты и не помнишь как она в тебе появилась. Скажи честно, у тебя с детства тяга к Разумовским, да?

Бес поджал губы, а затем хищно улыбнулся.

— Спрашивайте. Я всё скажу. Я всё знаю. Я… Отомщу ему.

Ох, как же сложно было разделить Настю и говорящего её устами Беса. Та милая распорядительница, яркая в своём гневе, но чистая и светлая, и вот это вот… Разбитые губы Беса кривились, взгляд пылал совсем другой яростью, злобной. Смотреть жутко, честное слово! Но сменить личину пленнику только ради моего личного комфорта было чуточку не безопасно. Шут его знает, что Многоликий выкинет такое. Вдруг хитрит своим желанием отомстить люто своему бывшему хозяину, м?

Хотя пел он знатно, в деталях рассказывая о том, как Разумовский планировал убийство, кого привлекал, как отбирал людей, какие рода поддержали его сразу, какие сомневались, кого пришлось прижать к ногтю и кончить, как старшего брата Императора. Как отбирали польских наёмников, кто должен был выступать под видом Первой Церкви.