— Когда я их боялась?

— Следует бояться. В общинах царит старый добрый патриархат. Женщины гномов носят юбки.

Щекастое лицо гномши налилось багрянцем.

— Юб… ик!.. ки?

— Воистину так. До такого вольнодумства не дошла ни одна из общин Свободных гномов Северного континента.

— Юбки… — задумчиво протянул Олник. Крессинда на него шикнула.

— Юбки, Крессинда, юбки. Если Свободные узнают в тебе Жрицу Рассудка, — побьют. Причем не мужчины, женщины.

— Же…

— Угу. Они почему-то считают, что уложения Жриц Рассудка навроде мужатизма и прочей вашей дребедени подрывают вековые традиции брака, способствуют размягчению мужчин, превращению их в пьяниц и мямлей, неспособных заработать деньги для семьи. И, знаешь, я считаю, что они правы.

— Юбки… — повторила гномша ошеломленно.

— Здесь чужая земля, — сказал я строго. — Чужие обычаи. Совать в них нос — чревато. Нет! Помолчи, Крессинда! Сейчас говорю я!

Мне вдруг бросилось в глаза, что губы Монго шевелятся. Нас-с-следник обездоленный! Даже сейчас сочиняет стихи! При этом смотрит не на Имоен, которой мог бы адресовать свой сонет, а преданным взглядом уставился на меня, представляете? Все-таки хорошо, что шаграутт вместе с иными вещами отправил в пропасть и его лютню.

— Итак… Молчи, Крессинда!.. Мы разведем костер, перекусим и тронемся дальше. Ума не приложу, отчего так много народу спешит в город… У въезда наверняка толкотня. Какое там сегодня число?

— Пятнадцатое июля, — подсказала неугомонная гномша.

— Угу, пятна… Яханный фонарь! Так вот почему к городу стекаются толпы! Праздник Аркелиона, — пояснил я, оставив упреки в собственной забывчивости для другого раза. — Это великий пророк, что принес в Дольмир веру в Рамшеха… И умер в преклонных годах, утопая в роскоши и доступных женщинах. Празднества будут длиться трое суток, начиная с сегодняшнего вечера. Нынче в полночь сам Каргрим Тулвар вознесет молебен с балкона главного храма Рамшеха. Что ж, тем лучше. Мы легко затеряемся в толпе. Надеюсь, Самантий освободит для нас достаточное количество комнат…

И вновь мне померещилось, что я ловлю во взглядах некоторых… не буду указывать точно, кого — красноречивые намеки. Паранойя. Или, как говорил поднаторевший в науке мозгоправства Олник — барановая ойя. Всякий раз, когда на нашем пути выпадала пауза для отдыха, моя паранойя обострялась, и я начинал задумываться о тайне, которую хранят мои подопечные. Что-то, связанное со стариной Фатиком. Но что, что?

Я взглянул на Виджи. Она меня игнорировала. Смотрела она на рабов, и взгляд ее был исполнен жалости.

— Затем мы выдвинемся к Оракулу. Езды туда не больше десяти часов. Путь к вратам Храма лежит через Селибрию, это местечко под горой. Там мне придется как-нибудь загримироваться, ибо аколиты Оракула и сам настоятель Чедаак — если он еще жив — неплохо знают меня в лицо. Припремся мы к Оракулу, вы зададите свой дурацкий вопрос, ну а затем я туда сигану, и поминай как звали… — Я изобразил кривую ухмылку. — На этом — всё. Имоен, Крессинда, на вас костер и еда. Монго, напои лошадей.

Наследник кивнул.

— М-мастер Фатик, а как называется это место?

Опять выспрашивает, как перед Ридондо, как в порту. Небось, слагает сагу о нашем походе.

— Конкретно сейчас? Где-то посредине между «какое тебе дело» и «знать тебе не нужно». Так какое тебе дело и зачем тебе нужно это знать?

Его сдвинутое набок лицо слегка порозовело. Губы вновь немо шевельнулись.

— Я… составляю подробную хронологию нашего похода…

Никакой напористости. Хреновый из тебя наследник, паренек, вялый, скучный, ну куда тебе, вот такому, объединить Альянс, а?

— Ладно. Мы в провинции Саргол, на Северо-Западном торговом тракте. Прибудем в город буквально через три часа. Город называется Семеринда и расположен во-о-он в той стороне. Семеринда известна своими прекрасными храмами, огромным рынком рабов, великолепной канализацией и шлюхами высокого класса. А теперь — быстро за ведро, и поить лошадей!

Так он и сделал. Я допустил ошибку, не предупредив наследника престола о том, что к южным оркам лучше не подходить близко, даже если они выглядят мирно настроенными. Ума у них на грош, зато агрессии — на полновесный реал золотом, особенно когда они собираются в стаи.

Когда за ветлами раздались грозное «хроооо!» и пронзительный вопль Монго, я огромными скачками ринулся к берегу.

Успел вовремя.

Наш самый никчемный участник похода чем-то не угодил орку. Удар кулака превратил лицо Монго в кровавый блин. Орки бьют жестко, и они сильнее обычного человека. Но я не обычный человек, помните, я говорил?

Монго валялся на спине у кромки воды. Орк пнул ведро и занес ногу в тяжелом сапоге, чтобы обрушить кованый каблук на лицо моего подопечного. У орков чувство жалости отсутствует. Оно выжжено южным солнцем. Равно как и ум.

Два его собрата стояли рядом, держа лошадей в поводу, и довольно похрюкивали, растянув скуластые красные рожи в улыбках. Островерхие шапки наползали им на глаза.

Я закричал. Орк покосился на меня, потом хрюкнул и снова занес сапог.

Гритт и все демоны ада, он же его убьет!

Я совершил гигантский прыжок и толчком обеих рук сбил орка в воду. Он плюхнулся на мелководье мордой вниз, перевернулся на спину и заорал как резаная свинья.

Его собратья взревели. Я поднял руки вверх и крикнул, с трудом припоминая слова на южноорочьем:

— Айр комр аннр-таа! Я не хочу боя!

Представьте, что этот возглас адресован бешеным тиграм, которых вы сами выпустили из клетки. Орки ринулись на меня с кулаками. Поскольку я не достал мечей, они также не извлекли оружия. Этот обычай они блюдут свято.

Меня захлестнула круговерть драки. Орки воняли лошадиным потом, дымом и застарелым салом. Варвары Джарси умело дерутся врукопашную, а орки больше полагаются на слепую ярость и силу, так что какое-то время вокруг слышались только сочные «хряп-хряп-хряп!» моих кулаков. Я выбил из хлебальника орка недожеваный кусок сухаря вместе с клыком, другому своротил на бок нос. Тут к нам присоединился орк-купальщик, и мне стало не до шуток. Он облапил меня за талию, экий бесстыдник, а я зажал его шершавую выю локтем. Орк выпучил черные, как угли, глаза, и захрипел, а я начал крутиться, избегая кулаков его собратьев. Они хрюкали, пыхтели, топтались, воняли, звенели бляхами на кафтанах, задевали друг друга. В целом я, конечно, мог избить всех троих в честной драке, но лучше бы мне помогли Скареди и Олник.

Тут под моим локтем хрустнуло… и тело орка, отяжелев, упало на истоптанный песок.

Яханный фонарь!

Орки ошалело уставились на мертвеца. А я мгновенно огляделся. Тот берег зарос деревьями, поселков, дороги там нет, а наш пятачок не виден с дороги, закрыт скосом берега и буйно растущими кустами. Гритт… хоть в чем-то удача.

Выхватив клинки Гхашш, я убил ближайшего орка ударом в сердце. Второй кинулся в бегство, к лошадям, но я настиг его прыжком и рубанул поперек спины.

Замечательное приключение, будет что рассказать внучкам в старости!

— Фатик!

Она стояла наверху, у начала спуска, меч в руке казался сверкающей лентой. Ее лицо выражало смесь гнева, отвращения и ярости. За доброй феей (я настаиваю на таком определении!) маячили Олник, Крессинда и Скареди.

Я тяжко вздохнул и присел над Монго. Наследник империи и будущий объединитель сил Альянса что-то мямлил, не открывая глаз. Лицо его отекло, из носа продолжала сочиться кровь.

Я просидел так, слушая ржание лошадей и удары собственного сердца. Затем рядом проскрипели шаги по песку, и надо мной вновь прозвучало мое же имя. Тогда я поднял голову, сфокусировал взгляд на милом утином носе и сказал, как мог проникновенно:

— Я не чудовище, Виджи, я просто делаю свою работу.

— Убили… в спину!

И снова она называет меня на «вы». Акции, Фатик, акции!

— Да, я убил его в спину. Так было надо.

Ее губы сжались в тонкую упрямую линию, тонкие крылья носа трепетали, глаза… Пожалуй, я больше не стану упоминать про грозовые тучи.