– Да? А что ещё можешь достать?

– Пару полковых пушек УСВ. Миномёты полковые, зенитки пулемётные. Танки разные, броневик.

– Это что за интенданты такие?

– Хорошие интенданты, – встал я на их защиту. – Главное связи, а у них они есть. У меня тоже. За пушку орден хочу. Даже «Звезда» вполне пойдёт. Хотя если что серьёзное, против не буду.

– Удивляешь ты меня, Романов. Известный командир, пусть и попавший под суд, но твои замашки больше интендантские. Это они всё стараются провернуть, ты мне – я тебе.

– Точно, я и взял на вооружение их схему взаимоотношений, сразу после суда, теперь можно. А что, удобно.

– Я наградные напишу, но решают наверху, могут и срезать, хотя, конечно, захват танка – громкое дело. Скоро политработники будут, опросят, рапорт я напишу, только пока до награждения дойдёт, немало времени пройдёт, а пушка сейчас нужна.

– А что такое? Орден у меня есть, новый, и наградная книжица, внести мои данные, это и в штабе полка могут, как и наградить. Со штабом дивизии связываться не хочу, есть у меня там недруг. Обворовал.

– Да всё у тебя есть. Романов, ты точно раньше не интендантом был?

– Родился в семье интендантов, а меня на скрипку отдали.

– Не понял юмора.

– И не стоит.

– Вот машина к нам свернула, говорю же, политуправление это в стороне не оставит, а насчёт ордена давай обсудим, пока они не подъехали. Интересное предложение.

Мы обсудили, коробочку с наградой и орденскую книжицу к ней я передал, и красноармейскую книжицу тоже. Тот обещал в штабе нашего полка всё оформить. А так комбат поторопился дойти до своего командного пункта, рапорт надо написать, он ещё не брался. Пара листов у него есть в запасе, это дефицит. Ну и наградные на меня написать. За противотанковую пушку тот был готов всё это провернуть. А меня жуликом называл. Ну не называл, но явно это имел в виду. Сам-то. А всё вышло даже лучше ожидаемого.

В грузовике, что до нас не доехал, с той стороны берега встал, а двигался по следам гусениц отбитого мной танка, прибыл комиссар дивизии, я его ранее не видел, отсутствовал. С ним было два подчинённых и корреспондент армейской газеты, они всё и осветили. Танк уже сфотографировали, теперь нас с комбатом. Так вот, наш полковой комиссар Егоров такие вопросы мог решать, тем более награждение в ведении политуправления. Тот подписал наградной лист, более того, лично оформил орден, вписав красивым каллиграфическим почерком мои данные в орденскую книжицу. Красноармейскую книжицу покрутил в руках и забрал, сказал, вернут чуть позже, там некоторые метки в Особом отделе нужно поставить, на книжице они отсутствуют. Без них любой патруль меня примет, документы будут считаться фальшивыми. Да, то что я коммунист, сообщил, это Меркулова сильно поразило, и меня внесли в списки коммунистов дивизии, партбилета меня не лишали, я его банально не отдал, хотя и спрашивали, так что тот даже доволен остался. Их человек, коммунист, танк захватил. То, что я разжалованный командир, Егоров был в курсе. В дивизии, похоже, уже все были в курсе.

Егоров прикинул всё, и забрал меня с собой, не понравилось ему, что орден на чёрный гражданский пиджак вешать пришлось, обещал форму выдать. Так что загрузились в полуторку и покатили к штабу дивизии. Там действительно всё было, как и обещали, форму выдали, ватные штаны и стёганую ватную куртку цвета хаки, валенки и остальное, красноармейскую форму тоже. Петлицы даже выдали, сам нашью. Эмблем стрелка не было, но я свои личные использовал, пришил и прикрепил. И орден на гимнастёрку. Красноармейскую книжицу получил со всеми отметками. Порядок, теперь я действительно боец этой дивизии, а то не пойми что было. На этом и вернулся к батальону.

Кстати, начштаба кривился, но всё же по всем документам провёл моё награждение. А вернулся я, сидя за рулём ЗИС-5, там роща по пути была, дорога рядом пробегает, как ни странно, роща свободна. С другой стороны тылы нашей дивизии стояли, а с этой чисто, так что без свидетелей грузовик достал, разведчик подтвердил, чужих глаз тут не было, снаряды в кузов, ремонтный дрон пушку прицепил, и покатил к позициям батальона. Пока тихо, немцы перегруппировывают силы, как показал разведчик. Вот так по следам проехавшего танка и двух следов полуторки, и доехал до берега реки, наши уже бежали встречать, тут и Меркулов был. Из противотанкового взвода батальона всего три бойца уцелело и сержант, они и приняли пушку, разгружая снаряды из кузова. Меркулов доволен был. Это мне и сказал.

– Что? Я обещания выполняю. Вы хоть и козёл, окоп у меня отобрали, но всё равно обещания держать надо.

– Ты мне этот окоп всю жизнь поминать будешь? – перейдя на «ты», спросил комбат.

– И внукам расскажу, и в мемуарах в ярких красках опишу.

– Сам видел, сколько пулемётчики немцев накрошили.

– Мне отмазок не надо, отобрали, это было, остальное не важно. Пусть сами копают.

Вот так, лениво переругиваясь, мы дожидались разгрузки, я уже сообщил, что машину вернуть надо, та тихо урчала мотором рядом. Пока пушку перекатывали вручную на ту сторону, там ещё окоп делать, снаряды в нескольких местах рассредоточить, сам я вернулся за руль и к той же роще покатил. Там убрал машину и пешком, даже бегом, вернулся. Чуть патрулю не попался. Мне и вещмешок со всем необходимым выдали, полностью снаряжён. Вот, так и надо, а то нет у них ничего. До ночи немцы только пару раз обстреляли наши позиции, и наш батальон принял пополнение, до ста пятидесяти человек увеличился, даже одного командира, младшего лейтенанта, получили. А потом отдыхали, в нескольких укрытиях грелись друг о друга. Ночью я полетел на гравиносилках, накинув простыню – из-за снега светло, так хоть за облачко примут – к штабу дивизии. Начштаба там, пора ответку кинуть. Я не забыл.

Утром следующего дня мы одну атаку отбили, но это разведка боем, пушка отлично отработала и наводчик неплох, два танка дымили, один полыхал огнём из люков. Да и мы прочесали пехоту. Много те не потеряли, около отделения, расстояние в полкилометра, ближе не подходили, но и этому рады. Вот после отбитой атаки, как раз миномёты по нам закончили работать, меня приняли особисты и под конвоем доставили в штаб дивизии. Комдива не было, позиции объезжал, принял комиссар дивизии, мы с ним в ладах. Начштаба мелькнул, злобно глянул на меня и ушёл.

– Верни всё, что забрал у Иван Ивановича.

– Это кто?

– Начальник штаба дивизии. Сегодня утром он проснулся, совершенно обнажённый, все личные вещи пропали, форма, полушубок, валенки. Даже ремень с кобурой, только пистолет, документы и орден с медалью рядом лежат.

– Почему вы решили, что это я?

– А как-то больше некому. Кто ещё обещал ему пулю в спину? Он у тебя часы забрал, ты у него всё имущество, чемодан и вещмешок. И свои часы вернул, к слову.

– Всё равно я тут не при чём. Ищите другого подозреваемого.

– А кроме тебя никого и нет. Давай, поговорим как коммунист с коммунистом, зачем тебе личный семейный фотоальбом. Другие вещи? Часы вернул? Ну и хорошо. Вернёшь, забудем, что это ограбление в жилой полуземлянке было. Я, кстати, на соседней койке спал, так даже не проснулся. Как ты это провернул? И охрана ничего не видела. В полуземлянке четверо командиров отдыхало, включая комдива, а всё пропало только у начштаба.

– Знаете, у меня большие связи, я все могу достать или найти. Похитителя тоже. Могу договориться, и он всё вернёт за… ящик тушёнки.

– Ну ты не наглей, цену реальную говори. Десять банок.

– Двадцать…

Так и торговались, пока на четырнадцати банках не сошлись. Ну тушёнку сразу принесли, собрал, свежая, в вещмешок убирал, на самом деле в хранилище, места много, почти две тонны освободил, пушка и снаряды к ней. После этого и сообщил комиссару, когда его помощник, что консервные банки принёс, вышел:

– В общем, мне намекнули, что всё изъятое у начштаба в той роще, где полевая хлебопекарня встала, на дереве подвешены.

– Идём, покажешь.