Стало ясно, что сильно травмировано левое колено, не гнётся. Поврежден левый локоть, и синяки по всему телу. Рваная рана на голове, на темечке, потом ещё три на теле. Хорошо телу досталось, но ничего, исцелю. Знаю как, хотя и лишён магии. В принципе, жить можно, я даже сам ходить смогу. Медленно, но смогу. Костыль бы.

Старшина принёс чью-то исподнюю рубаху и, порвав её, начал мне накладывать лоскуты вместо бинтов. М-да, даже раны не промыл, воспалится же всё? Так и нечем. Даже мочи нет, чтобы обеззаразить, старшина сам это сказал. Значит, у меня куда меньше времени, чем я думал. О, кажется, обоняние заработало: чувствовался сладковатый запах разложения. Не первый день крепость в бою.

– Старшина… – Голос хриплым был, я закашлялся, пить хотелось, не язык, а пересохший стручок, но издавать вполне членораздельные звуки мог. – Старшина. В голове помутилось. Помню слабо. Какой сейчас день? Год?

– Двадцать третье июня, товарищ лейтенант, тысяча девятьсот сорок первого. Полдень уже.

– Брестская крепость?

– Да, казармы Сорок Четвёртого стрелкового полка, у Волынского укрепления. Вы нами уже второй день командуете, товарищ лейтенант. А тут немцы гаубицами стали бить, и вашу сторону засыпало, с пятью бойцами. Вон ещё троих откопали, один вроде живой.

– Не помню.

– Как же, товарищ лейтенант. Вы вечером в субботу прибыли в полк, двадцать первого. Из пехотного училища, первое назначение. А командиров в штабе нет, мне велели вас устроить в казарме. В общежитии для командиров места не было, командировочные заняли. Я тут в казармах у помдежурного вас и устроил. Не помните?

– Плохо. Как прибыл в крепость, помню, а остальное – как стена.

– Вот беда-то.

– Так, отнесите к стене у окна, вот туда, в угол, я подумаю. Потом, как откопаете остальных, соберёшь людей рядом. Буду ставить задачу. Действуйте, старшина.

– Есть, – козырнул тот.

Старшина уже забинтовал мне голову, другие раны трогать не стал. Одежда хоть как-то сдерживала кровь, а вот на голове текла. Так что меня переложили и дали возможность подумать. То, что из крепости нужно валить, сомнений не вызывало, вот и обдумывал, как это сделать.

У меня один из попаданцев тоже в крепости воевал, правда, успел до того, как её блокировали, свалить. Потом дважды героем стал, но позже, потеряв всё. Для меня же – поздно, сейчас крепость полностью окружена, но вроде одна идея есть.

Пока бойцы работали, я одной рукой, правой, отстегнул нагрудный карман френча, уже нащупал там что-то плотное и достал стопку документов. Ну, новенькое командирское удостоверение – это понятно, выдано в июне этого года, десятого числа. На имя Дмитрия Семёновича Павлова. Двадцать лет, получается, как раз в мае было. Комсомольский билет, проездные, дорожные и направление в Сорок Вторую стрелковую дивизию РККА. Про полк ничего нет. Меня точно в него назначали? Видимо, куда могли, туда и заселили.

Убрав документы на место (нужно будет сохранить), я с трудом загнул локоть за спину, перекатился на бок и, отстегнув клапан кобуры, достал пистолет ТТ. Смог откинуть магазин одной рукой, но было ясно, что он пуст – от пистолета воняло свежесгоревшим порохом. Запасной магазин в кармашке тоже пуст. За эти сутки Дмитрий расстрелял всё, что было. Фигово.

В это время бойцы обработали тех двоих, что вытащили из завалов, один тоже в сознании был, и понесли ко мне, очистив пол от битых кирпичей и мусора.

– Доклад. Кто что имеет. Боеприпасы, оружие, еда и вода. Раны и травмы. Старшина, ты первым, – приказал я.

Слушая бойцов, я поглядывал на раненых. У меня под командованием всего тринадцать бойцов получается. Двое в тяжёлом состоянии. Ранены, лечить нечем, шансы выжить у них минимальные. Патронов практически нет, оружия тоже. На всех восемь винтовок и пистолет у меня. Один из снарядов попал в оружейку и вызвал пожар. Патроны долго в огне рвались. То, что есть, у соседей забрали, в завалах откопали, но патроны подошли к концу ещё сегодня утром. Когда очередную атаку отбивали. У одного бойца два патрона, и всё.

Да, из восьми винтовок семь наши, одна немецкая – карабин «Маузер», трофей. Впрочем, и к нему патронов не было. Ещё одного бойца заставил очистить участок пола, и тот рисовал карту крепости со всеми строениями, каналами и рекой. Он тут больше года служит, уже всё знал. Старшина иногда поправлял, но редко. А вот когда начали отмечать, где немцы, а где наши, уже до споров дошло. Изучив, где мы находимся, общее укрепление, какие вокруг, я сообщил:

– Значит так, я принял решение. Ночью будем прорываться из крепости, тут мы лишь бесславно погибнем.

– А как же держатся до последнего? Помощь ждать? Вы сами говорили, товарищ лейтенант, – спросил один молодой боец.

– Планы изменились, боец: похоже, наших мы не дождёмся, а погибать – глупо. Немцы нас блокировали, ждут, когда ослабнем, чтобы легко взять в плен или уничтожить, или когда сами сдадимся. Пока есть силы, стоит уходить. Поэтому приказываю выставить наблюдателей, чтобы нас врасплох не застали, менять каждые три часа, найти укрытие – и отбой до ночи. Силы терять нельзя. А вот чтобы прорваться, нужны горлохваты. Старшина, знаешь, кто умеет?

– А кто такие горлохваты?

– Специалисты по работе ножом, подбираются к врагу и уничтожают ножом. Главное, чтобы работали тихо и умели это делать ночью.

– Забавно назвали. Понял. Посты хотите вырезать и уйти? Хорошая задумка. Только нет у нас таких умельцев… Хм, рядом конвойный батальон НКВД, там старшина ротный мой знакомец. Хвастался, что есть у них такие умельцы. Они не только охраной и перевозкой задержанных занимаются, но и участвуют в прочёсывании лесов, захвате банд. Те у себя в казарме держат оборону. Рядом тут.

– Понял. Пошли к ним гонца. Пусть командир придёт и умельцев прихватит, я объясню, что нужно делать. Скорее всего, они с нами пойдут, так что будем взаимодействовать. До наступления ночи шесть часов, нужно успеть подготовиться. А я пока посплю, что-то мне плохо.

Обезвоживание, потеря крови, травмы – неудивительно, что меня вырубило. А очнулся я в другом месте. Похоже, подвал. Перенесли. Рядом старшина, около него новое лицо. Судя по кубарям, лейтенант из конвойного батальона. У них, кстати, звания, как у армейцев, поэтому если лейтенант – значит, лейтенант и кубари имеет.

Также чужих бойцов в подвале прибавилось. По петлицам – из конвойного, но были и армейцы. Всего около сорока бойцов в подвале. Кто спал, кто дежурил у проломов. В проломе стоял станковый пулемёт Максим без щитка. Даже отсюда вижу, что полная лента.

– Очнулся, наконец, – проворчал чужой лейтенант.

Тут старшина приподнял мою голову и дал напиться из фляжки. Всего два глотка, но насколько же живительными стали! Аж волна по телу прошла. Воду принесли конвойники, откуда взяли – не говорят, но спасибо им.

– О чём поговорить хотел? – сухо спросил лейтенант. – В общих чертах я знаю, суть сообщи. Только имей в виду, другие прорваться ночью пытались – кровью умылись. Пулемёты работают и ракеты взлетают, освещают всё как днём.

– Потому что действуют шаблонно, прорываются в сторону наших. Есть у тебя умельцы работать ножами и тихо подкрадываться?

– Есть. Трое. С собой привёл, как просили. Было пятеро, но…

– Позови их.

Дальше я лейтенанту Шаблину, старшине Овечкину и трём бойцам объяснил суть дела:

– Уходить нужно не в сторону наших. А через Буг, к немцам. На ту сторону границы. Вот уж где они нас не ждут. Там постов мало, есть наблюдатели и пулемётчики, вот их и нужно умельцам уничтожить. А то толпа пойдёт, шумят, ночь, не видно ничего, привлекут внимание, плеснут в реке. Умельцам нужно сделать косынки, из гимнастёрок платки. Называются армейские боевые банданы, похожи на женские платки. Сверху банданы, низ лица повязками закрыть. Кожа ночью бликует. Можно грязью измазать, но это на крайний случай. В воде её смоет.

– А это умно, – пробормотал Шаблин. – Нас там точно не ждут. Тихо переплываем – и уходим подальше от берега, там, заложив дугу, выходим к берегу подальше от крепости, где немцев нет. Они у переправ. И дальше, перебравшись на нашу сторону, уходим в тыл и соединяемся с нашими. План одобряю.