Однако Птичник пошарил в шкафу за чернильными склянками и извлек бутылку с зеленым медведем.

— Есть вот нортвудский ханти… Коли вам по вкусу…

— Давай.

Птичник наполнил кубок и спросил, будто между прочим:

— Как ваши недоразумения с лордом-канцлером? Надеюсь, полностью улажены?

Ах, паршивец! Угрожать вздумал! Взять бы тебя за холку и припечатать носом об стол…

Впрочем, Бэкфилд пребывал в слишком радостном настрое и не имел желания злиться.

— Коль ты так заботишься обо мне, приятель, то могу тебя осчастливить. Я привез ее величеству такой подарок, что полковничий мундир, считай, уже для меня скроен. А теперь я отправлюсь в Фаунтерру и привезу подарок лорду-канцлеру — да такой, что он меня обнимет, как брата.

— Вы наполнили меня радостью, господин майор!

— А ты наполни мне кубок. Видишь же — пустеет. И закусок дай — сыру, ветчины.

Птичник захлопотал вокруг Бэкфилда.

— Как я рад, что вы вернулись, господин майор. Так долго вас не было, уже все заволновались… Где только вы пропадали? И что за дар для ее величества? Поди, какая-нибудь драгоценная диковинка…

— Ага, — бросил Бэкфилд с набитым ртом.

— Когда вы приехали сюда — ну, зимою — я очень встревожился. Ведь у нас порт, корабли, и все больше на юг. А времечко-то страшное было, и я подумал грешным делом: уж не бросает ли нас господин майор? Не улетает ли, как перелетный ястреб, в дальние теплые края?..

— А ястребы — перелетные?

— Взаправду-то кто их знает… Но если судить поэтически, то что угодно может упорхнуть: деньги, удача, девица. Взять хотя бы медвежью леди: была — и ффить, не стало!

— Майоры не летают.

— Но поэтически…

— Ты видал хоть раз летающего майора?

— Никак нет, господин майор.

— Вот и не увидишь. Я крепко стою на ногах и ни одному ветру не дам себя сдуть.

— Как я рад это слышать!

Бэкфилд уплетал за обе щеки и наполнялся благостью, какой не ощущал уже очень давно.

Зимою-то все шло очень мерзко. Прав мелкий гад: была, была мыслишка сбежать в Шиммери, а то и подальше — на Фольту. В столице ждал Бэкфилда кайровский меч. Минерва легла под Ориджина, на нее надежды не имелось. К северянам — даже к Нортвудам — Бэкфилд не нашел подхода. Галлард Альмера темнил, тянул время… Словом, ни с кем не удавалось договориться. Товар лежал без дела, покупатель все не находился, а время-то шло. Ориджин все больше подминал под себя столицу. Не ровен час, протянул бы щупальца на запад — и в Алеридане нащупал бы майора…

Но тут случилось кое-что: Бэкфилду встретился капитан Уитмор — лазурный растяпа, потерявший достояние Династии. Уитмор с отрядом своих людей рыскал по Альмере, надеясь разыскать и вернуть похищенное. Поначалу Бэкфилд не верил в успех, ибо думал, что Предметы взял Ориджин. Однако примкнул к Уитмору — он любил армию, шпаги, гвардейские мундиры, офицерские шутки, сильно скучал по всему этому с тех пор, как бежал из столицы. Два месяца скитаний с уитморцами нежданно для Бэкфилда принесли плоды. И какие плоды — не черничную ягодку, а цельное спелое яблоко! Сперва нашлись следы похитителей. Потом — пара свидетелей. Потом всплыла тайная схема на человеческой коже и некий совсем уже сказочный Абсолют — оружие, собранное из Предметов. Что особенно сладко: были при допросе двое вассалов Ориджина — и удивлялись так же, как все. Стало быть, не Ориджин все-таки. Стало быть, где-то бродит неведомый вор Предметов, и одна единственная ниточка, пара ценнейших свидетелей — в руках у Бэкфилда! Бэкфилда с Уитмором, если говорить точно.

В делах чести, как давно убедился майор, очень полезно бывает вовремя промолчать. Будучи дворянином, он не нарушал своего слова. Но если слово не дано, а собеседнику лишь так показалось… Свидетель — этот усач со смешным прозвищем — очень уж молил: «Не отдавайте меня владычице! Конец мне тогда, а моя девчушка пропадет ни за грош… Не отдавайте, богами прошу!» Ворон Короны поклялся, что не отдаст — взамен на показания. Капитан Уитмор подтвердил: «Слово чести, что я защищу вас». Бэкфилд же только кивнул, и наивный усач принял это за клятву. Дурачина.

И вот нынче в Маренго, во Дворце Тишины, Бэкфилд с Уитмором стояли пред владычицей. Она слушала рапорт с великим интересом — и не мудрено: что ни слово, то диковинка! Узнав про Абсолют, похитителей и схему, Минерва аж засверкала глазами.

— Господа офицеры, вы принесли мне бесценные сведения! Я с радостью выделю вам любую награду, какой пожелаете.

Уитмор возразил:

— Ваше величество, я сделал это не для награды, а ради чести. Моя рота покрыла себя позором, потеряв Предметы. Надеюсь, что хоть в малой степени я заслужил прощение.

Бэкфилд, однако не принадлежал к злосчастной роте. Он сказал:

— Ваше величество, прежде чем перейти к вопросу награды, я хочу сообщить вам еще кое-что. Думаю, вам любопытны будут имена свидетелей: девчушка Крошка Джи и усач Инжи Прайс.

— По прозвищу Парочка?..

— Так точно!

Вот что значит: измениться в лице. Вся кровь отлила от щек Минервы, лицо стало белым, а глаза будто вмерзли в лед.

— Благодарю, майор, это очень ценное знание. Приведите Парочку сюда.

— Ваше величество, — вмешался Уитмор, — Ворон Короны и я поклялись не выдавать Инжи Прайса.

Бэкфилд пожал плечами:

— Ну, а я не клялся, так что…

— Ваше величество, на его попечении девчонка-кроха. Пропадет без него.

— Не пропадет, — возразил Бэкфилд. — Сиротке все пути открыты: хоть в церковь, хоть в бордель. Ваше величество, Парочка оставлен под охраной в привокзальной гостинице. Пошлите людей, пусть приведут.

Спустя час свидетелей ввели в кабинет и швырнули на колени пред Минервой.

Майору интересно было знать, что она скажет. Но владычица молчала и смотрела. Усач что-то забормотал, зачастил, посыпал горохом… Минерва приложила палец к губам, и он затих. Снова повисла тишина.

Она смотрела еще, наверное, минут пять. Даже Бэкфилда слегка пробрало.

Потом сказала:

— Да… Вниз его.

Парочку уволокли. Девчонка разрыдалась.

Уитмор вздохнул и взял ее за плечо:

— Прости, кроха. Скверно вышло… Тебе теперь некуда податься, так что идем со мной. Пристрою тебя, пока решу, как быть.

Минерва качнула головой:

— Нет, капитан, я ее не отпускала. Она дорога Инжи, пусть останется. Вниз ее, в соседнюю камеру.

Уитмор, вроде, хотел поспорить, но не стал. Кивнул людям, чтоб увели мелкую, и сам ушел. А Бэкфилд сказал:

— Ваше величество, позвольте вернуться к вопросу награды. Я не имею большей мечты, чем служить вам верою и правдой в чине полковника. Но воплощению препятствует лорд-канцлер, а точней, его на меня странная обида. Я прошу, ваше величество: окажите содействие нашему примирению!

— Вряд ли Ориджин простит вас, майор. Вы убили нескольких дорогих ему вассалов, в том числе — любимого кузена. На его месте, я бы не простила.

— Ваше величество — девушка, мы же — мужчины. Война для мужчины — понятное дело. Вопросы прощения тут неуместны. Пока война — бьешь врага всеми способами, но когда она кончилась — время пожать руки и выпить чашу вина.

— Тогда зачем вам мое содействие? Ступайте к Ориджину, протяните ему руку. Он ведь мужчина — поймет.

— Я так и сделаю, ваше величество. Но сперва, будьте великодушны, сообщите ему, что я больше никоим образом ему не враг и хочу прийти с миром, и обо всем поговорить спокойно. Скажите, что я оказал вам большую услугу, и ваше величество ценит меня.

— То есть, взять с герцога слово, что он вас не убьет?

— Просто напомните ему, ваше величество: война кончилась, и будет очень бесчестно с его стороны — убивать ваших верных слуг.

— Хорошо, майор, — кивнула владычица.

Это и вправду было хорошо. Она даже не представляла, насколько хорошо, ведь главный подарок Бэкфилд припас не для нее, а именно для Ориджина. Теперь майору открыта дорога назад в столицу, ко двору, в гвардию! Одной лишь ниточки недостает, чтобы пришить к мундиру полковничьи знаки!