— Подумаю об этом. А кто второй?

— Гм. Ну… Ваше величество, не серчайте. Я говорю о Сибил Нортвуд.

От одного имени у Миры похолодело в груди.

— Сударь, она убила моего отца. Травила меня безо всякой жалости. Она…

— Знаю, знаю, — Ворон смиренно склонил голову. — Все правда, Сибил — злодейка. Я о вас забочусь, не о ней.

— В каком это смысле?!

— Если Адриан найдет ее в темнице, то казнит.

— Не вижу беды.

— Думаю, видите. Графиня Сибил потеряла все. А у вас доброе сердце, вы не простите себе, если добьете лежащую.

— Ее такое не смущало! Я умирала на ее глазах, а она продолжала сыпать яд!

— Тем не менее, вам жаль графиню. И станет хуже, если Адриан ее повесит.

— Это будет на его совести.

— Боюсь, на вашей. В марте вы подписали помилование — помните? Ориджин попросил, вы согласились. Слово владычицы свято. На деле, я даже не имею права держать Сибил в темнице.

Мира закрыла лицо руками. Долго сидела в тишине, погруженная в себя. Спросила:

— Она очень плоха?

— Вам не нужно знать. Жалость — дурной советник.

— Я хочу знать!

— Не хотите. Если б хотели, сами бы пришли посмотреть.

То было правдой. Мира ни разу не ходила в темницу к Сибил — именно потому, что боялась пожалеть, хотела сохранить в душе чистую ненависть. Вот только теперь, глядя в себя, она не замечала злобы. Нельзя мстить тому, кто уже раздавлен. Нельзя бить того, кто и так в могиле.

— Я зайду к ней, — сказала Минерва.

— Не нужно, — возразил Ворон, — не травите себе душу. Просто кивните, и я ее отпущу.

— Я должна…

— Не должны. Прощальные слова — это пафос для сцены. В жизни важны только решения. Решите: да или нет?

Мира взяла листок бумаги. Написала: «Миледи, вы…»

Запнулась. Продолжила после раздумий: «…вы чудовищно поступили со мной. Ваша совесть…»

Зачеркнула последнее. Написала иначе: «Я мечтала отомстить, но вы слишком жалки, чтобы…»

Снова зачеркнула. Написала: «Тьма сожри, вы мне были как мать! Гладили одной рукой — и травили другой. Вы убили отца! Никто не причинил мне больше зла, чем вы. Я ненавижу Адриана за то, что он с вами сотворил. Это я должна была мстить вам! Но теперь бесполезно. Я не смогу сделать хуже, чем он. Не могу и не хочу мучить вас. Хочу… тьма, стыдно сказать… хочу плакать от грусти. Вы же хороший человек! Зачем вы сделали все это?!»

Мира скомкала бумагу, швырнула в угол. Сунула Марку вексель на сколько-то эфесов.

— Никаких прощаний. Просто отпустите.

Начало августа 1775 г.

Уэймар

— Мой верный соратник, ты ранил меня в самую душу. Горечь и разочарование переполняют меня…

Пауль висит на цепях, растянутый меж двух колонн в часовне. Лед, Мартин и Джоакин держат его под прицелом Перстов Вильгельма. Граф Виттор Кейлин Агна прохаживается вокруг него в сияющей броне Абсолюта. Граф скорбно вздыхает, кривит губы, качает головой. Он говорит:

— Если бы ты знал, Пауль, сколько боли причинил мне. И дело не в ужасной смерти, которую я принял от рук твоей любовницы. Хотя признаюсь честно: умирать — не самое приятное дело. Но подлинный источник страданий — твое предательство. Я доверял тебе больше, чем собственным рукам. А нынче эти руки сдавили мое же горло! В память о прошлом я ищу причин не убивать тебя — но пока не нахожу.

Лицо Пауля похоже на серый гранит колонн. Голос глух, как шаги в подземелье.

— Со мной шесть тысяч шаванов. Убьешь меня — они нападут.

Граф Шейланд треплет его по щеке:

— Бедный мой, как ты обессилел! Пытаешься меня запугать, а значит, сам боишься. Из-за отчаяния опустился до угроз. Тщетная потуга, приятель. Знаешь, почему?

Граф исчезает, издав тихий хлопок. Возникает за спиной Пауля, шепчет ему в ухо:

— Потому, что бессмертный не ведает страха!

Пауль говорит:

— Другая часть орды подходит к Фаунтерре. Они уже миновали Оруэлл. Юхан Рейс послушен, как щенок. Я скажу — и он возьмет для тебя столицу.

— Теперь торгуешься, — усмехается граф. — Твоя слабость буквально кричит о себе… Нет, младший Рейс не возьмет Фаунтерру, и ты сам это знаешь. Ты забрал себе лучших всадников и большинство ханидов. Ядро орды — здесь, в Уйэмаре. А Рейсу осталась горстка Перстов и толпа жадных дикарей. Они годятся лишь на то, чтобы отвлечь силы Янмэй и Агаты.

Лед кивает с видом полного согласия. Возможно, это он и объяснил графу положение дел.

— Ты прав, — скрипит Пауль. — Сила Степи — со мной. Поэтому я нужен тебе.

— Этот клинок заточен с двух сторон. Если снова предашь меня, твоя сила пойдет во вред.

— Я не предавал! Аланис убила тебя!

— А ты ей позволил.

— Я не знал! Она пудрилась тысячу раз. Откуда знать, что там двойное дно!

Граф перемещается к брату и берет у него нож. Склоняется над пятном крови возле тела Галларда Альмера, зачерпывает клинком бурую, липкую, шевелящуюся жижу. Подносит к лицу Пауля — и тот корчится от омерзения.

— Она несла это с собой через весь Поларис. Ее злобы хватило бы на тысячу чертей. Ты знал, что у нее в душе. Такое нельзя не увидеть. И ты позволил!

Виттор приближает нож к ноздрям Пауля. Тот замирает на вдохе, отдергивается назад, чуть не рвется из цепей. Мелкие отвратные черви копошатся на клинке.

— Ты очень живуч, мой милый друг. Они смогут долго питаться тобою. Что сожрут за день, то ночью отрастет. Сколько месяцев ты выдержишь?.. Вдохни — узнаем.

— Не надо… — со стоном выдыхает Пауль. — Я отдам деконструктор…

Виттор отдаляет клинок.

— Подробнее, будь добр.

— Отдам Голос Бога, научу командам. Сможешь уничтожить любой Предмет, что был в моих руках.

— Справедливо, — соглашается граф. — Если снова оступишься — я уберу тебя из подлунного мира. Но этого мало. Если б я хотел тебя умертвить, просто растер бы это по твоим щекам…

Граф делает движение ножом, и цепи звенят, когда Пауль напрягается тетивою, судорожно изгибаясь назад.

— Я не хочу тебе смерти, старый друг, — вздыхает Шейланд, покачивая клинком у лица Пауля. — Я хочу восстановить наше доверие. Хочу снова полагаться на тебя… Вот только как это сделать?

— Я голоден… — шепчет Пауль. — Я — голодный пес на цепи. Отпусти меня — сожру, кого скажешь.

— Ты прав: я знаю, чем тебя кормить. Когда выступим в поход, пищи будет вдосталь, наешься до отвалу…

Ужас уходит с лица Пауля, сменившись голодным оскалом. Он облизывает губы.

— Да, граф! Дай поесть — и я твой.

— Имеется одна беда. Мои враги — не котята, а волки. Они тоже способны кормить тебя. Как знать, что ты не переметнешься?

— Твои враги — волки, — говорит Пауль. — Мой враг — Натаниэль. Искатель обнаружил его.

Граф с любопытством клонит голову:

— Вот как?

— Натаниэль был в Фаунтерре, но сбежал. Не знаю, куда. Думаю, в Арден — туда проще всего. Я велел Рейсу найти и убить. Рейс идет за головой Натаниэля.

— Но не справится, верно?

— Этот гад был во дворце, — голос Пауля хрипит от затаенной злости. — Он сговорился с Минервой. Она даст ему Предметы. Рейс не возьмет его. Никто не возьмет. Только ты и я.

— Ты и я?

— Помоги мне, граф. Вдвоем мы его одолеем. Помоги!

Шейланд отходит на шаг, поворачивается к Джоакину. На лице графа — глубокое удовлетворение.

— Прошу тебя…

Он приближает нож к Персту, и Джоакин одною вспышкой пламени превращает червей в пепел. Граф произносит поучительно:

— Залог самого крепкого союза — это взаимная выгода. Я могу дать союзнику то, чего не даст никто другой. Лишь тогда я полностью в нем уверен. Каждый из вас имеет мечты. А я — тот волшебник, что может их воплотить. Пауль мечтает быть сытым и не бояться Натаниэля. Я устрою это. Лорд Рихард, о чем вы мечтаете?

Лед скалит зубы:

— Вы сами знаете, граф. О мести.

— И вы знаете, милорд: я тоже мечтаю отомстить тому же человеку! Потому вы — самый надежный из моих друзей. Но хотите ли вы чего-нибудь еще?