Шут выкрикнул:

— Жена — невиновна! Я поклялся тебе!

— Видишь ли, какой нюанс. Безгрешный человек на месте Карен опасней виноватого. Преступник, коего наказали по заслугам, а после выпустили на волю, чувствует стыд и радость свободы. Он может быть преданным своему спасителю. Но тот, кто был наказан невинно, жаждет мести. Душа, отравленная обидой, делает его крайне опасным существом.

— Карен не на тебя злится, владыка. Не ты же ее наказал!

— Можешь ли поклясться головой, что Карен ничего против меня не замышляет?

Менсон стукнул себя пальцем по шее:

— Лежать мне на плахе, если не прав.

Владыка прищурился:

— Поклянись не своей головой, а ее.

— Это в каком же смысле?

— Хочу ясного понимания, мой друг. Если Карен провинится, я не стану спрашивать с тебя. Спрошу с нее. По всей строгости.

— Владыка… — Менсон стиснул свою бороду в кулак, дернул аж до боли. — Владыка, не будь таким! Мы тебе — никакого вррреда!..

— Вот и прекрасно, — улыбнулся Адриан. — Пускай так останется впредь. Коль ты хозяин в семье, проследи за супругой.

Он выдвинул ставку в середину стола.

— Мои вопросы исчерпались. Имеешь ли свои?

Менсон прошелся по балкону, бурча под нос. Злился на жену: из-за дурных ее выходок страдает дружба с Адрианом, приходится оправдываться на пустом месте. Однако часть гнева — малая, но заметная — адресовалась владыке. Именно это чувство Менсон стремился унять.

Люди на площади разразились смехом — видно, актерам удалось-таки пошутить. Один из труппы взлетел над сценой и задергался вниз головой, грозя кулаками толпе. Разлетались, — подумал шут. Кому не лень, все порхают, что твои мухи! Мими на корабле, шиммерийцы на шаре, а этот на чем?.. Похоже, на механизме камнемета. Видать, еще от Северной Вспышки остался.

— Колпак спросит корррону: справедлив ли ты с северянами, владыка?

Огонь сверкнул в глазах Адриана.

— С мятежниками, бунтарями и предателями? Отнюдь не справедлив. Сейчас я непозволительно мягок. Справедливость наступит в день, когда Ориджины и их генералы разживутся пеньковыми ожерельями.

— Владыка, позволь прррямоту. Кукловод творил от твоего имени мерзкие дела. А ты попускал из расчета на выгоду.

— Какое значение это имеет? Ориджины — мои вассалы, обязаны быть верными при любых условиях. Как бы я ни поступил, их дело — подчиниться.

Менсон шмыгнул ноздрями:

— Прости, владыка, но тут все дело в дерьме. Кукловод — это куча, ты вступил и испачкал сапоги. А Ориджины унюхали.

— Раз обоняние подводит, придется отрезать им носы.

— Не лучше ли извиниться и вымыть паркет?..

Адриан смерил шута пристальным взглядом:

— Больно ты дерзок, мой друг. Проверим твою удачу.

Он грохнул стаканом по столу, выпало пять-шесть. Менсон выкинул пять-четыре.

— Как видим, тебе не везет. Потому тщательней следи за речью… Имеешь еще вопросы?

Менсону вспомнилось: в точно такой же ситуации он велел жене держать язык за зубами. Но Карен тогда не смолчала. Не смолчал и он теперь.

— Минерва помиловала графиню Нортвуд. Ты повесил.

— С каких пор ты волнуешься о ней?

— Я о себе забочусь, владыка. Мне-то казалось, слово императора нерушимо. Даже новый правитель не может казнить того, кого пощадил прежний. Братец Телуриан помиловал меня: заменил плаху эхиотой. Как я понял, ты видишь за собою право взять меня и вздернуть?

— Ты сравнил змею с конем. Змея — ядовитая гадина. Хоть наказывай ее, хоть милуй — она будет опасна, пока жива. Хороша лишь та змея, что рассталась с головою.

— А коня можно впрячь и пахать, он все стерпит…

— Не по нраву мне твои намеки, колпак.

— Да какие уж намеки. Пр-ррямей некуда.

Менсон бросил кости в стакан и принялся трясти. Стук звучал все быстрей и бойчее, будто кости пустились в пляс. Стакан прыгал, вертелся меж ладонями. В последний раз крутанув над головой, Менсон грянул его на стол. И спросил:

— Владыка, ты знал, что Карен жива?

Вопрос не допускал разночтений. Ответ прост, как удар топора: либо «да» — либо «нет».

Но Адриан отчего-то замешкался. По странной паузе произнес:

— Я не знал.

— А если бы знал, то вернул бы ее мне?

— Конечно, друг мой.

Владыка никогда не лгал шуту. Менсон привык не просто верить его словам, а опираться на них, словно на камни мостовой. Но сейчас захотелось уточнить:

— Ты не врешь?

И тут вернулась еще одна давняя болячка: воспринимать слова картинками, а не звуками. Шут увидел, как изо рта императора вылетел шмель. Затем еще несколько. Жужжащий рой завертелся вокруг головы Менсона, и каждый норовил ужалить его в лоб.

Шут замахал руками и побежал прочь…

Леди Карен и Форлемей вместе занимались рукоделием. Жена штопала чулки, ординарец зашивал рубаху хозяина. Оба выронили иглы, когда шут влетел в комнату, лупя себя по голове.

— Любимый, что с тобой?!

— Покусали!

Она уложила его, осмотрела.

— Ничего не вижу…

Форлемей догадался:

— Колпак, родной ты мой! Старое вернулось, да?

— Что вернулось? — ахнула Карен.

— Салат в мозгу. Все со всем путается: звуки с картинками, слова с чувствами. Не покусали его, а обидели. Правда, Колпак?

Менсон отогнал последних шмелей и стал успокаивать жену:

— Ничего страшного, я так десять лет жил, и ничего. А хлебну из пузырька — так совсем все пройдет. Дай-ка мне его…

— Любимый, не нужно!

— Всего разочек, чтобы тебя не пугать. Форлемей, найди пузырек!

Ординарец пошел рыться в поклаже. Карен испуганно глядела на Менсона. Муж обнял ее, погладил по спине.

— Карен, какой сейчас день?

— Кажется, четверг…

— Я тебе во вторник говорил комплимент, правда?

— Было дело.

— Нехорошо мужчине частить с похвалами, ну ладно, скажу кое-что. Помнишь, мы с тобой спорили об Адриане? Похоже, ты была чуточку, на волосинку права.

Леди Карен поцеловала его. Затем попросила Форлемея:

— Будьте добры, поищите пузырек в коридоре.

— Но он-то не там, а здесь!

— Именно поэтому в коридоре вы будете искать его долго.

Ординарец вышел, закрылась дверь. Леди Карен тихо сказала мужу:

— Я послала брату шифрованную волну.

— Какую еще волну?!

— Написала, что здесь развелись шмели. Брат знает пасечника, который найдет на них управу.

Менсон пожевал конец бородки и буркнул:

— Тьфу на тебя. Я сказал: ты на волосок права, а не на целую косу!

Начало ноября 1775 г. от Сошествия

Беломорье (герцогство Ориджин)

Леди Агния Флеминг пребывала в сильном замешательстве. Впервые за год ее навестила старшая дочь — Молли. Это было тем более радостно, что вот уже полгода, от самой Весенней Зари, леди Агния не покидала замок. Визит дочки мог развеять скуку… но почему она приехала без мужа?

— Родная, все ли хорошо у лорда Велентайна? Здоров ли он?

— Маменька, не беспокойтесь совершенно! Мой любимый жив и здоров, и был удостоен особенной почести от графа Бенедикта.

— Тогда отчего ты не с ним в такой радостный день?

— Маменька, он тут, неподалеку! Вместе с сотнею воинов высадился в Зеленой бухте — ну, там, за городом. Выгрузить людей и коней, и припасы — это долгое дело. Пока сам он занят, любимый позволил мне…

Леди Агния осознала сказанное и схватилась за голову:

— О, боги! Лорд Велентайн привел солдат? Он тоже будет участвовать в этой страшной войне?!

Весною граф Бенедикт Флеминг, муж леди Агнии, оставил ее дома, а сам отправился в Уэймар, откуда позже выступил в поход. В письмах он сообщал, что война идет наилучшим образом, на стороне Избранного великая сила Предметов, и победа состоится еще до Сошествия. Несмотря на это, Агния ужасно боялась за мужа и не чаяла увидеть вновь. А теперь та же судьба постигнет бедную Молли!..