— Конечно же, барышня, я пришел с самыми благими…

Фред боком оттеснил лакея и буквально выдавил из номера в коридор.

— Позвольте, я закрою, и потом все поясню…

— Не позволю, тьма сожри. Кто вы такой, чтобы остаться со мной наедине?

— Ну, Фред же. Из архива имперского суда… Позвольте, дверь-то, хоть на минуточку… Неловко ж, когда он, того…

Лакей стоял в коридоре и слушал в оба уха. Уши были огромны, как оладьи.

— Ладно, сударь. Даю одну минуту.

Фред захлопнул дверь и подкрался к Карен. Он был по меньшей мере вдвое тяжелее ее, но подошел так робко, буквально на цыпочках, что Карен не испытала и тени испуга.

— Говорите же скорее. Меня стесняет ваше присутствие.

— Могу понять, барышня. Много его — присутствия-то. Уж такой я есть, мельче не сделаюсь…

— Что забыл у вас милорд?

— По правде-то если сказать, ничего не забыл. То есть, забыл, но не он, а я. У меня, знаете ли, было что сказать милорду, но я забыл предупредить напарника. А в тот день, как ваш милорд пришел, служил напарник. Вот он и не сказал ничего, а я только потом…

— Сударь, потрудитесь выразиться яснее! Вы знакомы с моим господином?

— Неа, в жизни не видел.

— Каким же образом вы собирались ему что-то сказать?

— Так это… ртом!

— Дверь там, за вашей спиной, — указала Карен.

— Знаю, я-то вошел в нее… Ах, черт! Вот вы о чем! Нет, не гоните, прошу, я ж не сказал еще главного! У меня есть сведения для человека, который прочтет дело медведицы!

— Я не занимаюсь ни медведями, ни другими животными.

— Вы-то нет, но ваш господин!.. Он брал запись о Сибил Нортвуд — было такое? Было, у нас в книжке отмечено. А у меня-то, у Фреда, есть что сказать про Сибил? Есть, да. Правда, я чуточку денег хочу, маленькую капельку. Вот и думал поймать того, кто возьмет медвежье дело, и лично ртом ему сказать… Понимаете теперь, барышня?

— Вопреки вашим пояснениям, начинаю понимать. Вы обладаете сведениями о графине и хотели продать их тому, кто проявит свой интерес к ее делу. Но прозевали день, когда приходил мой милорд, и теперь прибежали с предложением ко мне. Верно?

— Это… ну, да. Почти что правду сказали.

— Как вы нашли меня?

— Дык сегодня ж я был на службе, а не напарник! Вы попросили картотеку, а я заглянул: какое ж дело вы возьмете? Взяли дело Сибил, и я такой: ха-ха, удача! Думаю: давай-ка, Фред, проследи за этой барышней, авось она к тому красивому господину пойдет, который был третьего дня! Вы, правда, в цирюльню, потом в булочную… Умаялся я за вами бегать, да уж.

— Какими сведениями вы располагаете?

— Уф, барышня… а вы, простите, того… имеете, чем расплатиться? Господин-то был весь лощеный, при золоте, а вы-то… Я уж сомневаюсь.

Карен молча скрестила руки на груди.

— Ммм… да… я так думаю, раз вам на цирюльника хватило, и потом на булочки… Не все потратили, а?

— Не все.

— Ладно уж. Устал я с вами. Значит, знаю чуточку про дочку графини. Маленькую капельку. За пять эфесов продам.

— Капелька того не стоит.

— Это… ладно, за четыре.

— Не смешите. Вы же не о графине знаете, а всего лишь о дочке. Дитя немногого стоит.

Карен принялась торговаться. Дороти, слушая из-за стены, едва сдерживалась, чтобы не выбежать с криком: «Берите сколько угодно! Скажите, наконец!» Но вот сошлись на цене в пять елен. Карен отдала деньги, и Фред торжественно произнес:

— Арденский! Храм!

— Что это значит?

— Ну, барышня… Это, видать, такой храм в городе Ардене. Знаете, бывшая столица, в ней еще мириамцы сидели…

— Святая Елена, пошли терпения! Как ваш храм связан с Глорией Нортвуд? Она там бывала? Или в храме есть о ней записи?

— Э, тут уж простите, увольте. Я сказал, что знаю капельку, а не кастрюльку или ведрышко.

— То бишь, вам известны только два слова?

— Вот это вы точно попали, прямо стрелой в яблоко! Ровно два! Арденский — и храм.

— Откуда вы их знаете?

— Да странно все было. К нам давеча… когда бишь… после Сошествия? Не, еще до. Между Изобилием и Сошествием, в общем, привезли копии дел из Фаунтерры. Я их взялся того, подшивать. Мельком заглядывал туда и сюда, и в деле медвежьей дочки заметил: чегой-то про храм пишут. Еще удивился: какой-такой храм? Вчитался, вижу: арденский. А больше не прочел, потому что палец уколол иголкой — ну, и оставил дело, чтобы кровью не накапать. Думаю: завтра закончу. В другой день вернулся к подшивке, открыл страницу про дочку, чтобы дочитать, и вижу странное: нет там ничего про храм. Ни про арденский, ни про какой другой.

— Так вы просто ошиблись? Я требую вернуть деньги!

— Не-не-не, барышня! Я свои глаза надежно помню! То есть, не глаза, а что они видели. И вот еще: я тогда страницу проколол, а в другой день смотрю — и нету отверстия, целая лежит. Страницу подменили! Переписали так, чтобы про храм не говорилось! Тогда и понял: я один знаю, как было раньше! Ну, еще тот, кто спер страницу. Вот я и решил: раз имею такое особое сведение, то можно его того… маленькую капельку. Надо только найти такого господина, кому про медведицу будет интересно…

* * *

Бесспорно, Фред был редким идиотом. Ему бы стоило запомнить название храма, а то ведь в Ардене их больше сотни! Но и так Дороти чуть не пела от счастья. Только две нити могу связывать Глорию с храмом. Во-первых, дочь могла там исповедоваться перед казнью. Но Глорию приговорили к ссылке, а не смерти, да и зачем везти ее на исповедь из Фаунтерры в Арден?.. Так что остается лишь вторая нить: Глорию могли сослать в монастырь. Это чертовски логично, ведь прежде графиня заперла в келье Минерву Стагфорт. Династия ответила тою же монетой. Значит, осталось найти в Ардене храм, при котором имеется женская обитель, — и Глория будет там!

Радость сделала Дороти великодушной. Когда вернулся Нави, она не осыпала его упреками в обмане, а просто показала выписку из архива: знай, мол, что мы тебя уличили. И сказала:

— Мы едем в Арден.

Она ждала, что Нави смутится, покраснеет, но этого не случилось.

— Зачем? — голос друга был усталым и печальным.

— Там находится Глория! В каком-то храме. Карен узнала.

— От мужчины, который приходил сюда?

— Откуда ты… Ах да, лакей. Верно, от него.

Нави скользнул взглядом по выписке, по лицу Дороти, залитому румянцем, по новой прическе Карен. На пару вдохов закатил глаза, потом сказал:

— В Арден мы не поедем.

— Это почему же?!

— Потому, что я так решил.

— Нет уж, дорогой, я сама решу! Ты обманывал меня. Ты скрывал правду! Так что теперь я и не подумаю…

— Глупая, темная, недалекая женщина, — тяжко выронил Нави. — Ничего же не знаешь. Слепа, как крот. Что ты можешь без меня?

И он бросил на стол свежий номер «Голоса». Огромные буквы вопили с обложки: «Ужасная атака еретиков! Персты Вильгельма сеют смерть! Усыпальница Династии ограблена!»

4–7 июня 1775 г. от Сошествия

Уэймарский замок

Вычерненная пожаром комната весьма походила на гроб. Сажа покрывала стены, пол, потолок. Под ногами хрустели черепки и угли — останки мебели, посуды. За выбитыми стеклами темнела ночь. Ветерок, врывающийся в окна, не справлялся с едким запахом пожарища. В комнате имелась кровать и два стула. Стулья занимали лекарь и лорд Мартин Шейланд. На кровати, прикованная цепью к спинке, лежала Иона.

— Джоакин? — воскликнул лорд Мартин. — Иди-ка сюда, погляди на нее. Оклемалась, но молчит.

Джо подошел и взглянул — лампа под потолком давала достаточно света. Иона была бледнее воска, однако глаза держала открытыми, и в них вполне явно проблескивал рассудок.

На миг Джоакину стало ее жаль. Его переполняла гордость и радость за свою судьбу, он ощущал себя избранником богов. С высоты своего положения Джо мог проявить снисходительность. Иона — всего лишь девушка, разбитая и тяжело больная; нет никакой нужды ненавидеть ее.