Припав спиною к двери, Лаура перевела дух и повторила:

— Галлард — не мерзавец.

Из этих слов, будто из семени, выросло все, что она сделала в следующие минуты.

Глядя в зеркало, она поправила прическу и платье, привела себя в идеальный вид. Задержала дыхание, несколько раз всхлипнула, часто поморгала — глаза увлажнились и носик покраснел, будто от плача. Тогда выбежала из комнаты.

Часовые охраняли этаж, занятый Галлардом Альмера. Лауру они пропустили без вопросов. У самого кабинета приарха стражи не было — Галлард не хотел, чтобы кто-нибудь слышал сквозь дверь обрывки разговоров. Лаура всхлипнула еще раз и нервно постучалась. Не дожидаясь ответа, вошла.

— Я не позволял!.. — вскинулся приарх.

Но смягчился, увидев гостью, а особенно — красные ее глаза.

— В чем беда, леди Лаура?

Она отказалась сесть, уткнула в пол горестный взгляд, принялась комкать подол платья.

— Ваша светлость… мне очень стыдно вас беспокоить. Прошу, простите… но я больше не могу терпеть, и не к кому обратиться…

— Говорите без стеснения. Нет стыда в том, чтобы слабый просил помощи у сильного. Что стряслось?

— Мой брат Джереми… он измучил меня цинизмом, глумлением, издевками… ведет себя скверно мне на зло — знает, чем задеть… за один только нынешний вечер назвал меня курицей, затем толкнул так сильно, что я упала, а потом еще посмеялся над монахом…

— Над каким монахом? — насторожился Галлард.

— Несчастным немым человеком… но дело не в монахе, ваша светлость. Он — только частность, а все намного хуже…

— Что может быть хуже насмешек над божьим слугою⁈

— Ой… — Лаура прижала ладошки ко рту. — Простите, ваша светлость, мне не стоило. Это слишком постыдно. Прошу вас, забудьте.

Она ринулась к двери.

— Стойте, миледи! — Властному голосу приарха нельзя было противиться. — Окончите то, что начали.

Лаура прижалась к двери, ломая руки.

— Право же, я не смею…

— Миледи, вы беседуете с духовником. Считайте это своей исповедью. Законы Церкви защищают вас от любого осуждения с моей стороны. Говорите смело!

— Беда в том, что это — не только мой стыд… — она прерывисто вздохнула. — Мой брат — вольнодумец, как и отец. Наверное, поэтому позволяет себе…

— Вольнодумец? Прошу, уточните. Джереми отрицает законы Праотцов?

— Не верит, что Прародители — святые. Он говорит: это были интриганы, захватившие власть. Говорит: Праотцы переписали историю, чтобы выглядеть посланцами богов.

Приарх потемнел лицом.

— Продолжайте!

— Помните, ваша светлость спрашивали, почему я не молюсь за упокой матери?.. Тогда я не ответила честно… Дело в том, что маменька — жива. Она сбежала из дому, это ужасный стыд. Дед приказал считать ее покойной.

— Как сбежала? Почему?

— Маменька агатовского рода. Она верит в Агату, блюдет заповеди, ценит свою честь. Отец все смеялся над нею, звал темной, суеверной, глупой… Отцу и брату смешно, когда кто-то во что-нибудь верит.

— И что случилось с матерью?

— Она учила меня верить Праматерям, вопреки отцу. Он злился и бранил маменьку. Когда это не помогало, давал волю рукам. При одной ссоре сильно избил ее. Маменька ушла…

Галларду стоило труда сдерживать гнев. Его голос не звучал, а скрипел сквозь щели каменной маски:

— Ваш брат и отец не верят в святость Агаты?

— Да, ваша светлость.

— Все, что они говорили о божьих законах и голосе крови…

— Лицемерие, ваша светлость.

Длинный свирепый вдох.

— И поэтому Джереми смеялся над монахом?

— Он встретил его в коридоре у вашей приемной и стал высмеивать: «Зачем идти на прием, если ты немой? Что ж тебе боги не вернули речь, если ты так много молишься?»

— Вы видели это?

— Нет, он рассказал. Был очень весел и доволен собою. Это и переполнило чашу. Я привыкла, что смеются надо мною. Но монах — служитель Церкви…

— Что Джереми делал у моей приемной?

— Не знаю, ваша светлость. Я не подумала спросить. Джереми ходит где хочет…

— Мог ли он что-то слышать сквозь дверь?

Лаура сделала большие круглые глаза:

— Что он мог услышать, если у вас был немой⁈

— Верно. Ничего.

Несколько минут Галлард хрипло дышал, сжимая кулаки. Когда овладел собою, позвонил в колокольчик.

— Джереми Фарвея — ко мне.

— Я полагаю, он на конюшне, — подсказала Лаура. — Кажется, собирался куда-то ехать.

Через несколько минут Джереми стоял в кабинете приарха — ошарашенный и бледный. Куда и подевалась самоуверенность!

— Лаура, что ты…

Приарх оборвал его:

— Юноша, прочтите молитву благодарности Агате.

— Э… зачем, ваше преподобие?..

Галлард грохнул кулаком по столу.

— Читайте!

Джереми начал, запутался в словах, потерялся, умолк. Он ничего уже не помнил из сестринских уроков.

— Слово к Семнадцати?

Новая тщетная попытка.

— Укрепимся трудами и молитвою?

Этот стих читался при каждой праздничной мессе в любом храме Империи. Даже не заучивая намеренно, Джереми запомнил бы его — если б посещал церковь.

— Итак, юноша, вы не признаете веру богов и Праотцов, — констатировал приарх.

— Я… ваше преосвященство, я верю в богов! Просто я молюсь про себя, в уме… Не обязательно же молиться напоказ…

— Процитируйте любой отрывок из Вильгельма Великого.

— Я… у меня плохо с памятью, ваше преподобие…

— Дневники Янмэй? «Мгновения» Агаты?

Джереми сдался. Размяк, расплылся слезливым киселем.

— Ваше преосвященство… Я ничего не знаю… Простите, я еще юноша… Я ни в чем не виноват, меня таким воспитали…

— Отец и мать учили вас по-разному. Вы выбрали еретическую науку отца — не потому, что она истинна, а потому, что проста. Вера требует душевных усилий. Ваша сестра пошла трудным, но правильным путем. Вы — нет.

— Я еще исправлюсь… клянусь, ваше преосвященство, я начну верить!

— В этом не сомневаюсь… — Галлард выдержал паузу, постукивая пальцами по столу. — Восемь лет послушничества в далекой обители очистят вашу душу.

У Джереми отпала челюсть.

— Меня в ссылку?.. Вы не можете, так нельзя!..

— Приарх не может наказать еретика? — Недобрая ухмылка полоснула лицо Галларда. — Проходя через двор, обратите внимание на столб с цепями.

— Но я… лорд Великого Дома!

— В том и дело, юноша. Пока жив, я не допущу, чтобы Великим Домом правил еретик.

По знаку приарха Джереми увели прочь. В последнюю секунду, когда Лаура видела брата, тот выглядел гораздо хуже запуганного Альберта.

Оставшись наедине с Лаурой, приарх изменился. Гнев утих, истратившись на Джереми, гранитная маска упала с лица.

— Миледи, мы не должны оставить незамеченным единственный луч света в этой темной истории. Трудно идти против собственного брата и порочных семейных традиций, но вы поступили правильно. Боги улыбаются, глядя на вас.

— Однако вы печальны, ваша светлость… — Лаура подошла ближе. — Могу я чем-нибудь помочь вам?

— И чем же?

— К примеру, у меня красивый почерк. Хотите, напишу письмо лорду Ориджину? Он ни за что не встанет на сторону тех, кто смеется над Светлой Агатой. А мои дед и отец придут в ярость, но не решатся на конфликт с вами, если Ориджин не поддержит их.

— Весьма разумно, миледи…

Он помедлил, размышляя о чем-то своем, глубоком.

— Ответьте, миледи. Насколько сильно вы успели привязаться к лорду Альберту?

— Он — хороший, добрый мальчик. Но, если позволена честность, я надеялась выйти за опытного человека…

— Что вы скажете, если я предложу вам более зрелого жениха?

— Скажу, что мне не терпится узнать его имя!

Она очень тонко улыбнулась. Он еле заметно кивнул.

— Миледи, сегодня вы совершили мужественный и благочестивый поступок, который должен быть вознагражден. Скажите, чего желаете?

Лаура улыбнулась шире.

— Хочу пони!

Август 1756 г. от Сошествия Праматерей