— Верный мой Ирвинг, вы кое-что упускаете из виду. Я — Ориджин. Я — Север. Вы думаете, я родилась на свет, чтобы убегать?

— Здесь опасно оставаться!

— По-вашему это имеет хоть какое-то значение? Я выполню то, что должна, любой ценой. И вы выполните то, что должны. Любой ценой. Мы из Первой Зимы, иных путей у нас нет.

Кайр придержал коня на развилке дороги.

— Миледи, какие вопросы у вас остались?

— Кто такой узник Уэймара? Откуда он узнал тайну Предметов? Это я еще выясню. Остальное расскажите Эрвину.

— Миледи… пусть поможет вам Агата.

— Поверьте, она всегда со мною.

Ирвинг оставил греев с Ионой, а сам развернул лошадь и поскакал на восток.

Иона выбрала грея на более крепком коне:

— Езжайте с вашим господином, сударь. Помогите ему в пути, отдайте ему лошадь, когда он загонит свою.

Затем обратилась ко второму грею:

— Сир Квентин, внимательно запомните все, что я скажу.

Он поклонился, польщенный тем, что миледи помнит его имя. Впрочем, она знала по именам всех сорок своих воинов. Привычка, усвоенная еще в детстве, одна из многих. Знай поименно всех, кто бережет твою жизнь. Помни расположение и численность отрядов — неважно, война сейчас или мир. В любой местности отмечай выгодные и уязвимые точки. Чувствуй боевой дух обеих армий, умей поддержать своих и подавить противника… Иона даже не замечала, сколько в ней всего этого — мужского воинственного мусора, непотребного девушке, впитанного случайно, как вдыхают пылинки вместе с воздухом.

— Квентин, сейчас я направлюсь в руины монастыря за кайром Сеймуром. Вы же поскачете в замок, найдете кайра Брандона и скажете, что я передаю ему командование. Мой муж ожидает, что сегодня все вы отбудете в Первую Зиму. Но, вероятно, мне потребуется ваша служба. В этом случае я подам знак. Передайте кайру Брандону мои слова с предельной тщательностью. Если я в присутствие мужа назову точное время, то к названному часу нужно сделать следующее…

Если бы утром того майского дня Джоакина Ив Ханну спросили, повидал ли он все на свете — то есть, все действительно важное, все самые светлые и неприглядные стороны человеческой натуры, величие и низменность, красоту и уродство, — он ответил бы: «Вне сомнений!».

Ему было целых двадцать два года, и он не мог надеяться, что жизнь сумеет чем-нибудь удивить его.

Путь от Уэймара до ложа Дара занял четыре часа верхом. Дорога шла по идиллическим лугам вдоль берегов Торрея, затем свернула на запад, сквозь ясные дубравы, балующие взгляд игрою света на ветвях. Такие красоты были не новы, а вполне привычны глазу странника, потому не вызвали особых чувств. Джо поймал себя даже на легком разочаровании:

— Говорят, в Уэймаре всегда туман. А я уже столько дней ни разу его и не видел.

— О, брат, — ответил Гарри Хог, — сейчас стоит самая странная погода на моей памяти. Горожане не знают, что и думать, все мысли извели на догадки. Одни говорят: добрый знак, улыбка богов! Другие: наоборот, все солнце истратится сейчас, а летом придет холод. Третьи: надо считать дни. Если солнце простоит ровно шестнадцать дней, то будет счастье да изобилие, но если семнадцать — число Ульяны — то после придет большая беда.

— Суеверия, — ответил Джо и потерял интерес к теме.

Гарри рассказал несколько новых сплетен, но среди них не попалось действительно занятной. Гарри сам это понял и скоро бросил болтовню. Долго ехали молча под музыку копыт и песни лесных птиц — добрые звуки, возможно, лучшие на свете.

Но вот к дороге примкнула вторая, затем третья, и еще одна. Дороги сливались в один широкий, наезженный путь — так ручейки сходятся в большую реку. Спустя две или три мили лес резко переменился: стал моложе и прозрачней, с широкими просветами меж деревьев, высаженных рядами. Гарри пояснил:

— Подъезжаем к ложу. Вокруг него все выгорело тогда. Лес потом заново посадили.

Стали заметны и другие дела человеческих рук: ручей, заведенный в каменную чашу; молельный столб с ликом Вильгельма и священной спиралью; памятник каким-то рыцарям, украшенный мечами и шлемами. И вот дорога вошла под арку, сплошь укрытую резными сюжетами из писания. За нею оказалась широкая поляна с новым молельным столбом, поилкой и коновязью.

— Лучше оставить лошадок здесь — ради почтения к святому месту.

Джо последовал примеру Хога и спешился, привязал коня. Друзья двинулись дальше пешком и через полсотни шагов достигли поворота дороги. Молодой лес вокруг стоял без движения, будто разленившись от весеннего тепла, привычно насвистывал птичьи песни, привычно веял запахом коры и папоротника — и никак не готовил путников к тому виду, что открывался за поворотом.

Дорога исчезла, сменившись просторной поляной. Справа стояла часовня и беседка с лавками, слева темнели два бревенчатых домика, а прямо впереди открывалась пропасть. Она не походила ни на пещеру, ни на овраг, ни на впадину. То была зияющая рана на теле подлунного мира. Ужасающая дыра от укуса чудовища, которая не заросла за двадцать лет, и не зарастет за двадцать столетий.

Не помня себя, Джо бросился вперед и перегнулся через ограду. Противоположный край дыры был не так уж далек — ярдов сто, быть может, — однако дно тонуло в сумрачной глубине. Пещера вгрызалась в землю под наклоном с юга на север. Ее стены состояли из гладкого темного вещества, блестящего, как стекло, почти зеркального. Кое-где оно растрескалось, и в дыры проглядывала сырая глина, комьями обсыпалась вниз; несколько деревец росли, вцепившись корнями в эти прорехи. Ручей, текущий мимо часовни, падал в пещеру искристой струей и далеко внизу расшибался о камни. Джо напряг глаза и сумел различить дно. Его также покрывала зеркальная материя, но отнюдь не гладкая, как на стенах, а измятая, покрытая складками и впадинами, продырявленная выступами скальной породы. В одной из впадин блестело озерцо, образованное водопадом, а от него струился ручеек — куда-то дальше, вглубь. Джо проследил за ним и ахнул: на севере, в тени под стеною пещеры, ручей срывался в новую пропасть, заполненную мраком и недоступную взгляду. То, что Джо принял вначале за дно, оказалось всего лишь утесом, выступом стены. За ним начиналась новая пещера, а дальше, возможно, еще одна, и еще… Первый, видимый утес лежал в паре сотен футов под поверхностью земли, Уэймарский замок целиком поместился бы на него, и ни одна башня не показалась бы из ложа. Общую же глубину пещеры невозможно было представить.

— Холодная тьма, — выдохнул Джо.

— То-то, брат, — Гарри хлопнул его по плечу. — Хороша диковинка, а?

— Расскажи мне все, — потребовал Джо.

Гарри вздохнул:

— Эх, брат, я умею описывать то, что видел сам. А этого я не видел — жил тогда далеко от Уэймара. Так что прости за качество рассказа…

И он стал излагать неловкими сухими словами, но даже из этого грубого материала мысленный взор Джоакина сложил фантастическое зрелище.

Семнадцатый Дар богов возник глубокой ночью в лесной глуши. Жители деревень в десяти и даже двадцати милях проснулись от того, что земля вздрогнула под ними. Люди попадали с лавок и печей, горшки — с полок. Испуганные крестьяне высыпали во дворы, взглянули на небо — и пали на колени, шепча молитвы. Небо было багряным. Пылали тысячи акров леса, столь яркий свет взметался в небеса, что каждое облако горело, будто факел.

В ужасе люди бежали, не разбирая дороги. Некоторые даже бросались плыть через Торрей. Пожар еще не достиг ни одной деревни, но страх уже опустошил все дома. Паника начала утихать лишь следующим днем, когда весть добралась до Уэймара. Несколько ученых и священников сумели понять истинный смысл события: то, что выглядело катастрофой, было величайшим благословением. Графские воины и братья-монахи разлетелись из города по деревням, чтобы разнести благую весть и успокоить людей. Со временем паника утихла и беглецы стали возвращаться по домам — однако пожар полыхал, набирая силу. Не было и речи о том, чтобы подойти к ложу Дара: на мили вокруг лес превратился в кузнечный горн.