Странно. Не мог же он забраться в такую даль без амуниции и припасов.

Эрвин осмотрел ноги покойника. На них были кожаные штаны и сапоги.

– Может, это один из пропавших охотников, о которых говорили спотовцы? – предположил капитан.

– Он не из Спота. Кид и Колемон носили кожаные мокасины – очень удобная обувь в лесу. А на этом мертвеце сапоги.

Сапоги покойника показались Эрвину знакомыми. Кажется, такие он уже видал, и даже не раз. Чушь какая-то. Видеть их Эрвин мог только в империи, выходит, мертвец прибыл оттуда. Но любому отряду, чтобы отправиться в Запределье, пришлось бы пройти земли Ориджинов, а Эрвин ничего не слыхал об этом. Впрочем, чего не знает сын, то мог знать отец. Неужели герцог позволил кому-то разведывать Запределье, а затем послал туда же с той же целью своего сына? Но это явная глупость, а герцог Ориджин суров, но не туп.

Выходит, покойник – абориген, уроженец Запределья. Но это – еще большее диво! В десятках трактатов по истории, прочтенных Эрвином, ни словом не упоминается о жителях Запределья. Испокон веков земля восточней Кристальных гор известна как безлюдная глушь. Лишь кочевники бродили когда-то в этих землях, но покинули их еще до Сошествия Праматерей! Да что и говорить, даже Боги никогда не слали сюда своих Даров – это ли не знак, что Запределье проклято и непригодно для жизни?..

Очень уж пространные выводы вытекали из сапог мертвеца, и Эрвин невольно нагнулся к ним поближе, чтобы разглядеть. Теобарт одернул его:

– Осторожнее, милорд, не приближайтесь к телу.

– Неужели укусит?

– Он мог умереть от хвори. Вдруг она еще живет на костях?

– Вы видели, чтобы хворь творила такое с телами?

– Я не видал ничего, что делало бы такое.

Это верно. У Эрвина не было даже намека на идею о причине смерти.

Между ладоней трупа, упавших на бедра, он приметил некую вещицу. Взял палку подлиннее, осторожно сдвинул мертвую руку и выдвинул из-под нее предмет. Тот походил на круглую металлическую коробочку, покрытую серыми струпьями. Похоже, это была последняя вещь, который несчастный держал в руках. Возможно, он сжимал коробочку даже в момент смерти. Вымыть бы ее и рассмотреть получше!.. Но Эрвин не рискнул прикоснуться к ней и не решился приказать кому-либо сделать это.

– Может быть, он сгорел?.. – предположил кто-то.

– Обугленная плоть черная, а не серая, – ответил капитан, – да и тело сгоревшего сворачивается в клубок, подтягивает колени к груди. Этот сидит ровно.

– А может, щелок?

– Щелок не высушивает, а растворяет. Никому не ведомо, что с ним случилось.

Эрвин поднялся.

– Полагаю, это ведомо людям, что были с ним. Мы можем найти их и спросить.

Наступила тишина. Похоже, он оказался в центре внимания.

– Как мог очутиться человек в здешней глуши один и без вещей? С неба, что ли, упал? Даже если так, он бы разбился, а этот скелет цел. Я полагаю, он пришел сюда с другими людьми, отчего-то умер, а спутники забрали его вещи и ушли.

– Почему же его не похоронили, милорд?

– А кто бы стал его хоронить? Вы все даже притронуться к нему боитесь. И сапоги, как видите, с покойника не сняли, хотя они и хороши.

– Милорд, почему тогда они взяли его вещи? Если спутники боялись хвори и не тронули сапоги, то не взяли бы и мешок.

– Думаю, в мешке было нечто ценное. То, что стоило риска.

– Еда, – предположил кто-то.

– Золото, – сказал другой.

Эрвин провел палкой по серым струпьям травы, оставив черту, и заговорил вновь.

– Он умер не так уж давно. Талый снег в марте точно смыл бы эту дрянь, как и апрельские дожди. Он лежит здесь месяц, не больше. Значит, мы сможем найти следы его спутников и пройти по ним. Верно?

Кайры согласились.

– Этим и займемся. Капитан, отправьте людей искать следы. Установив направление, доложите мне.

Воины отправились выполнять приказ с видимым облегчением, получив повод удалиться от мертвого тела. Имперский наблюдатель подошел к Эрвину, испуганный и злой одновременно.

– Молодой человек, это что же вы надумали? Вы собираетесь рыскать здесь и искать то, что убило этого типа? А если с нами случится то же самое – такое не пришло вам в голову?

Эрвин дотронулся двумя пальцами до эфеса и спросил:

– Барон, вас когда-нибудь били мечом? Повернув плашмя, его можно использовать как стальную дубинку. На теле останутся чудесные фиолетовые пятна, а приятнейшие воспоминания послужат довеском.

– К чему вы ведете, молодой че…

– К тому, барон, что если еще раз назовете меня молодым человеком, то не сможете ни ходить, ни сидеть, ни лежать без боли.

– Вы не посмеете! Я – наблюдатель от Короны! Я сообщу…

Эрвин выдвинул клинок из ножен на пару дюймов, сталь тихо скрипнула. Филипп глянул по сторонам, вздрогнул и затих. Похоже, он лишь теперь осознал свое положение: вокруг три десятка воинов, верных Ориджинам. Если Эрвин выполнит угрозу, никто и не пошевелится, чтобы защитить барона. Но вот если Филипп рискнет поднять оружие в свою защиту, то мгновенно лишится шпаги, а заодно и руки.

– Уберитесь с глаз моих, – бросил лорд, и Филипп исчез за спинами людей.

Вскоре воины нашли следы, ведущие от мертвого тела в двух направлениях. Цепочка, уходящая на северо-запад, привела к заливу Реки и потерялась в воде. Другая цепь следов уводила на юго-восток, вглубь леса. Вполне возможно, там и обнаружится лагерь таинственных людей, один из которых умер под ясенем и превратился в иссушенный костяк.

По приказу Эрвина отряд двинулся на юго-восток.

Они шли сквозь чащу неторопливым шагом, давая разведчикам время выискивать следы.

– Милорд, вы не боитесь? – тихо спросил Луис, подъехав на своем ослике поближе к Эрвину. – Похоже, мертвец перепугал всех, кроме вас.

– Знаете, когда раз десять посмотришь, как мастер в анатомичке разделывает труп, будто свиную тушу, вытаскивает органы, раскладывает их по чашам, а затем спиливает макушку и вынимает мозг – на одиннадцатый раз тебе уже попросту лень испытывать страх.

– Вы изучали медицину?

– Конечно, нет! Политику, историю и стратегию. Но всем студентам разрешалось посещать анатомический театр, и мне было любопытно.

Эрвин слукавил. Любопытство лишь отчасти было причиной. Главным образом он изучал трупы именно для того, чтобы избавиться от страха перед смертью. С этой же целью наблюдал и публичные казни на Площади Праотцов в Фаунтерре – повешение грабителей, колесование женоубийц. Он рассуждал так: если знаешь врага очень хорошо, понимаешь его мысли, угадываешь планы, помнишь, какими войсками он располагает, – ты будешь страшиться его меньше, чем врага неведомого.

– Любопытно? Как это странно, милорд, – любопытствовать о смерти. По мне, век бы ее не видеть!

– Смерть – обыденная штука, Луис, особенно – на Севере. Если вы не интересуетесь смертью, то на Севере будете мучиться от скуки.

– Милорд, простите за такой вопрос… Вы чего-нибудь боитесь? Наверное, ничего на свете, правда?

Чего я боюсь? Эрвин усмехнулся. Да, практически, всего! Старости, червей, нищеты, скрипа карандаша, простуды. Боюсь показаться глупым или смешным, сойти с ума, сделаться калекой, остаться бесславным и безвестным… Смерти, правда, не боюсь, но это – редкое исключение.

– Благородный человек страшится лишь одного – утратить достоинство, – ответил Эрвин словами отца. – А вы?

– Простите, милорд?

– Чего боитесь вы, раз уж о том зашло?

Разведчики замешкались, обнаружив следы очага. Осмотрели поляну – ничего примечательного на ней не нашлось, кроме кострища по центру. Около золы валялись заячьи кости и высохшие яблочные огрызки. Видимо, спутники мертвеца останавливались здесь на обед. Случилось это до гибели несчастного или после – понять было невозможно.

Заново найдя следы, отряд двинулся дальше, теперь забирая на восток.

– Так что же, Луис, поведаете о своем самом большом страхе? – продолжил беседу Эрвин.