— Э… милорд, граф сказал, что это ни к чему… Мы просто скрепили рукопожатием…

— Я буду беречь тайну сеньора, как свою собственную, — произнес Лед таким тоном, что все кишки у Джо замерзли.

— Милорд, прошу прощения. Я ничего такого, я просто…

— Еще раз сунешься куда не следует — лишишься носа, языка и глаз.

После такого ответа Джоакин еще больше зауважал Рихарда Ориджина.

И вот, наконец, из Лейксити прилетела долгожданная весть: герцог Эрвин с четырьмя батальонами отбыл в плавание. Через пять дней он будет здесь.

Кто мог подумать: от приближения самой грозной армии мира Лед и Виттор, Мартин и Джо испытали радость.

Середина июня 1775 г. от Сошествия

Фаунтерра

Минерва взяла Менсона на должность придворного шута. Бекка раскритиковала ее решение: много лет назад брата владыки сделали паяцем, чтобы высмеять и втоптать в грязь. Он искупил свою вину, довольно унижений! Но Мира привела три довода, которые убедили южанку. Во-первых, Менсон сам просился на эту должность. Во-вторых, придворный шут — такой же важный атрибут императора, как корона и Вечный Эфес. Возможно, дела у Миры именно потому не ладятся, что комплект властных регалий — неполон. И в-третьих, Менсону просто некуда больше идти. Дворец Пера и Меча — его дом, одежда шута — вторая кожа. О чем тут говорить, если даже пред Верховным судом он стоял в колпаке с бубенцами!

Минерва возлагала на Менсона определенные надежды. Очень недурно будет, — думала она, — если шут возьмет на себя несколько задач. Жестоко высмеивать тупиц, подлиз и зазнаек; нахваливать владычицу (хотя бы фрагментарно — мозги и лодыжки); оживлять унылые приемы дерзкими выходками. Насколько она помнила, Менсону такое вполне по плечу.

Поначалу шут вел себя как надо. Бродил по дворцу, критическим взглядом оценивал новшества, ничто не оставлял без комментариев. Всыпал перцу новым слугам, секретарям и министрам. Мира нарочно дала несколько обедов, собрав всех новых придворных и усадив Менсона во главе столе — пускай порезвится. И он не стал себя ограничивать. Накрыл весь стол парой сокрушительных залпов, а потом прицельными стрелами добил выживших. Даже Лейла Тальмир получила такое попадание, что залилась краской, будто девица, и попросила Минерву изгнать шута. Всего владычица получила три дюжины таких ходатайств. Пожалуй, легче перечислить, кто из чиновников не жаловался на Менсона: первый секретарь Дориан Эмбер и казначей Роберт Ориджин. В последнего шут прямой наводкой всадил несколько болтов, а затем добавил зажигательной смесью из баллисты — но так и не пробил броню флегматизма, и уважительно сказал:

— Однако!

Остальных придворных Менсон оценил невысоко:

— Снежинки обидчивые: плюнешь — растают. Чувство юмора отсохло в младенчестве.

Мира с Беккой веселились от души. Особенно приятно было видеть, как сам шут наслаждается своей ролью. Он с упоением мстил двору и за прошлые годы унижений, и за попытку расправы в суде. Мира отлично понимала его чувства.

Но потом дело приняло странный оборот. Не сказать, что проблема состояла в собачке. Сама по себе глазастая скотинка ни в чем серьезном не провинилась, однако беды начались именно с нее.

Хуже прочих земель от минувшей войны пострадал Литленд, и владычица решила оказать содействие его экономике. Вдвое снизила торговые пошлины на грузы, ввозимые из Малой Земли, а также устроила небольшую ярмарку на Дворцовом острове, где были представлены только литлендские товары. Низкие налоги и высокая честь привлекли как торговцев, так и покупателей. Ярмарка вышла очень бойкой.

В один из дней сама владычица, сопровождаемая Беккой, лейтенантом Шаттэрхендом и шутом, посетила базар. Многие южные товары были для нее в диковинку: пестрые шелка, невиданные фрукты, изделия из лиан и бамбука. Все, чего желала владычица, доставалось ей в подарок: кокосовый сок, манго в сахаре, шелковый халат, бамбуковые сандалии. Ей всякий раз приходилось выдерживать небольшую схватку, чтобы всучить торговцу положенную оплату.

Но вот Минерва заметила палатку, откуда несся разноголосый лай. Она удивилась:

— Бекка, разве в Литленде разводят собак?..

— У меня в Мелоранже никому и в голову это не придет. Там столько бродячих псов, что стоит выйти на улицу и раскрыть ладонь, как кто-нибудь ее оближет. Хочешь собаку — только свистни.

Заинтригованная владычица заглянула в палатку. В десятках клеток почесывались и поскуливали странные существа. С овчарками, догами, мастифами, терьерами они имели лишь одну общую черту: способность лаять. Животные в клетках не годились ни для охоты, ни для охраны или боя. Росту они имели меньше фута и почти не отличались от мягких детских кукол.

— Э-э, — сказала одна, постукивая хвостиком.

— Тяв! — ответила другая и облизнула нос фиолетовым язычком.

На глаза Миры навернулись слезы умиления:

— Какая прелесть!..

Продавец собачек, как полагается, отбил два земных поклона. Но в отличие от предыдущих торговцев он не предложил Минерве подарка. Получив разрешение говорить, он сказал следующее:

— Ваше величество, декоративные собачки созданы для счастья и любви! Хотите быть счастливы — купите собачку. Хотите уюта — купите собачку. Хотите, чтобы вас любили, как дитя любит маму, — купите же собачку. Хотите развеять любую грусть и печаль — просто возьмите собачку на руки. Возьмите, ваше величество, попробуйте!

Руки владычицы сами собою потянулись к клеткам. Но как выбрать, если собачки — одна умильней другой? Кажется, погладь одну — остальные заплачут от обиды!

Торговец улыбнулся:

— Позвольте помочь вашему величеству с выбором.

И вынул клетку, доселе спрятанную под прилавком. Личность, обитавшая в ней, сложением напоминала небольшого кабанчика. Мясистое бесхвостое тело лежало на пузе, раскинув в стороны кривые короткие лапки. Курносый нос темнел, будто вмятина на морде. Нижняя челюсть выпячивалась, обнажая белые зубки. Огромные глаза, будто спелые вишни, таращились навыкате. Собачка была неотразимо уродлива.

— Вот так зверь!.. — выдохнула Мира и потянулась сквозь прутья клетки.

В отличие от остальных, эта собачка не тявкала и не била хвостом. Увидев пальцы императрицы, она тихо, твердо, с истинно вельможным достоинством произнесла:

— Рр.

Торговец тоже не издал лишних звуков. Не крикнул на собачку, не щелкнул по носу, не заорал: «Осторожней, владычица, берегите руку!» Торговец только сказал:

— Двадцать эфесов, ваше величество.

Абсурдно высокая цена. Боевого коня или стадо коров можно купить за такие деньги! Мира осознала, что не сможет уйти без этой собачки.

Она спросила, как зовут животное и чем кормить. Получила ответы: Брунгильда, овсяной кашей, сыром, мясом. Расстегнула кошелечек, нашла ассигнацию на двадцать золотых.

— Лейтенант, будьте так добры, примите клетку!

Вернувшись в покои, Мира взяла Брунгильду на руки и стала гладить, гладить по короткой жесткой шерсти. Она наслаждалась и прелестным уродством собачки, и непоколебимой самоуверенностью, и хладнокровием, достойным генерала кайров…

Как вдруг Менсон спросил:

— Эй, на черта ты ее купила?

Мира только фыркнула — пфф! Ответ казался самоочевидным.

— На черррта? На черррта?! — прицепился шут.

— Она же прекрасна, как можно не заметить!

— Пучеглазая уррродина, фу!

— Зато у нее царственные манеры. Может, вы просто завидуете?

— Владычица, я понял: ты купила страшную тварюку, чтобы на ее фоне стать красавицей. Но зачем тратить казенные деньги? Просто назначь фрейлиной дочку дельфина.

Мира слегка обиделась:

— Я — пока еще императрица, и имею право на любую прихоть. А вы не имеете права меня упрекать.

— Хочешь, чтобы я перестал?

— Да уж, извольте!

— Тогда прикажи.

— Перестаньте критиковать меня!