– Ну уж не всегда, – вставил второй. – В соборе вот маляр пол-стены расписал, а потом деньги взял, работу бросил да и сбежал. Ищи теперь пташку в небе.
– Да что ты! – поразился Хармон.
– Это еще что, – перехватил нить первый стражник, – на южной-то башне строитель с лесов упал! С самого верху. Прямо внутрь собора!
– Наружу, – поправил второй.
– Внутрь. Если бы наружу упал, полгорода бы сбежалось, и все бы знали.
– А если внутрь, то вышел бы дурной знак, и собор бы закрыли.
Мало помалу переключились на дела имперские. Восток Альмеры прилегал к Землям Короны – они начинались через пару миль за рекой. На этом основании стражники считали себя знатоками имперской жизни.
– А слыхали вы, что наш владыка Адриан нынешним летом намерен жениться?
– Слыхал, – ляпнул Хармон, и стражник тут же помрачнел. Зато второй вклинился:
– Но это еще, знаешь ли, не наверно. Летом, как будут игры, Адриан станет выбирать себе невесту. Но ведь еще не точно, что выберет. А ну, как не выберет?
– Как это не выберет? Ты думай, что говоришь! Он же владыка! Решил выбрать – значит, выберет.
– И кого же он выберет, может ты и это знаешь, умник?
– Кого-кого… Мало ли, кого выбрать можно. Девиц там в столице – их же видимо-невидимо, притом – все благородные. Вот, хоть бы, Бекку Наездницу…
– Лошадницу из Литленда? – стражник едко заржал, довольно-таки по-лошадиному. – Скажи еще, медвежью жену с севера!
К слову о медведице, Хармон рассказал про потешные бои. Стражники загоготали. Как раз тогда в харчевню вошел Красавчик. Сейчас он еще больше соответствовал прозвищу: поблескивали металлические бляшки, которыми был усилен нагрудник из вываренной кожи, меч и кинжал вложены в расшитые узором ножны, на голове был стальной полушлем, на лице – надменная ухмылочка. С плеч спадал зеленый плащ и несколько портил собою картину, поскольку зеленым он был, пожалуй, с год назад, а с тех пор выгорел, вылинял и сделался серо-салатовым с желтизной.
Хармон махнул ему, мол, сядь вон там и подожди. Городские стражники обратили внимание на Красавчика:
– Это еще что за птица? Хармон, знаешь его?
– Он пришел наниматься ко мне в охрану, – невинно сообщил Хармон, и тут же получил с дюжину советов.
– Не бери его, – посоветовал краснолицый стражник. – Видишь – щеголь какой, и морду воротит, будто благородный. Станет тебе привередничать: еду получше, вино послаще, постель потеплее, да оплату побольше, и все равно недоволен. Знаем таких – над нами, было, такого командиром поставили, баронского бастардика.
– Бери, – посоветовал другой. – Шлем и бляшки на броне, видишь, хорошо начищены – значит, не ленив. Высокий, здоровый, а сила многое решает. Мечом владеет, меч – хорошая штука. Меч – он против всего работает: и против топора, и против копья, и шпагу им можно побить при сноровке, и булаву.
– Дело твое, Хармон, – проскрипел первый. – Но если решишь брать, то обязательно вели сперва двадцать ведер воды принести, потом – яму вырыть, потом – телегу распрячь. Вот коли сделает все это, не пикнув, – значит, можно брать. А станет нос воротить – значит, щенок благородный, с таким хлопот не оберешься.
– И меч его проверь, – посоветовал второй. – Спроси, где кован – в замке или в деревне, спроси, закалка двойная или тройная. А то, меч плохой будет – сломается в первой драке, а новый по монетке-то ударит.
Дальше стражники перечислили недостатки экипировки Красавчика, потом перекинулись на его коня, которого не видали, но легко вообразили, и принялись обсуждать плоды воображения. Парень в линялом плаще сидел за своим столом в другом конце зала, цедил какое-то пойло и хмуро поглядывал на них, все больше теряя терпение. Наконец, стражники сошлись на мнении, что хороший конь для воина – это кобыла, не крупная и не мелкая, а холкой этак под шею всаднику, поджарая, с развитой грудью и непременно гнедая. Хармон распрощался с ними и пересел за стол Красавчика.
Первым делом он окинул взглядом наручи парня. На плаще Хармон не заметил никакого герба, на наручах его тоже не было. Затем посмотрел в лицо Красавчику, прочел на нем нетерпение и раздражительность, однако и не подумал просить прощения.
– Меня зовут Хармон Паула Роджер, – сказал торговец и умолк.
– Я – Джоакин Ив Ханна, – ответил воин.
«Ханна? Имя бабки, а не имя отца? Даже так! Чадо благородных?..» Но выяснять это сразу Хармон не стал, а с полной серьезностью произнес:
– Ты хорошо дрался сегодня.
– Да ну… – отмахнулся Джоакин.
– Потешный бой, шутовское оружие… Понятно, что все это – насмешка над воинским делом. Но ведь умение-то и с деревянным мечом заметно.
Хармон с наслаждением поглядел, как на лице Джоакина отразилась несуразная смесь смущения, самодовольства и стыда.
– Ну, да… – выдавил Джоакин и порозовел.
– Я приметил тебя утром и подумал: а этот парень знает толк в сражениях. В нынешнее-то время, да еще в Альмере, нечасто такого встретишь.
«Сражением» утреннюю возню на помосте назвать было сложно, скорей уж мордобой или потасовка. Но Хармон не сомневался, что именно слово «сражение» придется парню по сердцу. И верно, тот зарделся пуще прежнего.
– И ты, как я понял, путешествуешь. Скитаешься по миру, ищешь приключений – верно?
– Это как ты понял? – переспросил Джоакин.
Вообще-то, Хармон понял это по видавшему виды плащу воина – не одну сотню миль надо проехать, чтобы привести плащ к подобной плачевной старости. Однако вслух сказал:
– Альмера – земля мещан, ремесленников, а у тебя лицо воина. Ты прибыл из краев посуровей, чем здешний. Может, с Запада?
Хармон не сомневался, что Джоакин родом из Южного Пути – это слышалось по выговору. Любопытно было, соврет ли он на сей счет.
– Я с Печального Холма, что в Южном Пути, – честно ответил Джоакин.
– И ты – сын дворянина?
– Сын рыцаря, – уточнил Джоакин.
– Но сам – не рыцарь?
Джоакин помотал головой.
– И отчего же так вышло? Сын рыцаря, хорошо владеющий мечом, не служит своему сюзерену, не становится защитником родной земли, а пускается в странствия?
Парень хмуро вздохнул.
– Наша деревня – однощитная. Мой отец – рыцарь. Он передал свой щит первому сыну – моему старшему брату. Второй сын – средний брат – служит старшему оруженосцем. Я – младший брат.
Хармон невольно усмехнулся и тут же исправился, добавил в усмешку печали и сочувствия. Чего-то подобного он и ожидал. Извечная беда мелкой знати: крохотные феоды, отпущенные ей, способны содержать одного тяжелого всадника, в лучшем случае – двоих. Лишним сыновьям остается скудный выбор: торговать мечом или ходить за плугом.
– Кому ты уже служил?
– Барону Бройфилду на севере Альмеры.
– Почему ушел от него?
– Мы… разошлись в вопросах чести.
«Барон тебя выгнал, – решил Хармон. – Еще и не заплатил. Интересно знать, почему?..»
– А кроме Бройфилда?
– Прежде я был в войске графа Рантигара, мы бились за Мельничные земли.
Хармон присвистнул. Вот этого он не ожидал!
– То есть, ты побывал на большой войне?
Джоакин кивнул со сдержанной важностью. Да уж. Насколько знал Хармон по рассказам, прошлогодняя Война за Мельницы была суровой резней. Графу Рантигару достало ловкости и полководческого таланта, чтобы склепать из разномастных западных рыцарей, ополченцев и наемников довольно крепкое войско в двенадцать тысяч мечей. С ним он перешел Гулкий брод и вторгся на спорные Мельничьи земли. Бароны-Мельники не сразу сумели объединиться, и Рантигар захватил один за другим четыре замка, а затем выиграл трудную битву в полях, развеяв баронские отряды. Однако, Мельники оборонялись отчаянно и упорно, огрызались из-за крепостных стен, налетали с полей легкой конницей. Войско Рантигара наступало, но таяло. В конце концов, дело решило вмешательство…
– Насколько я помню, – сказал Хармон, – вы потерпели поражение.
– Против нас выставили кайров. Первая Зима прислала Мельникам свой батальон, – холодно пояснил Джоакин. – Мы тоже просили помощи Первой Зимы, как и Мельники. Но герцог помог им, а не нам.