— Тебе бывает страшно?

— Часто, — признался Нави.

— Отчего?

— От чисел. Когда их мало, не хватает, когда в матрицах много пустот.

— Почему это пугает тебя?

— Тогда мир слишком непонятный. Я не могу рассчитать, предсказать… Приходит хаос. Страшно.

— И что ты делаешь?

— Ищу нужные числа. Или хоть какие-нибудь. Скажи число, будь добра!

Она сказала:

— Девятнадцатое мая.

Сегодня — восемнадцатое, девятнадцатое — завтра. Нави насторожился:

— Что случится завтра? Что увезет корабль?

— Меня.

Еще вдох или два он водил пером по бумаге. Затем смысл сказанного достиг больного мозга, Нави побелел, выронил перо.

— Как?.. Нет, я не хочу!..

— Не расстраивайся. Я куплю много книг с числами и привезу тебе. И задам герцогу те вопросы — помнишь, ты просил? Или даже самой…

Она не успела сказать «владычице» — леди Карен за спиною Дороти вдруг закашлялась. Надрывно, сухо, страшно — все оглянулись на нее.

— Выйти, воздуха… — прошептала Карен, глядя на Дороти. — Помогите…

— Мастер Густав, я помогу ей!

Не ожидая разрешения, Дороти взяла Карен под руку и повела, а та все кашляла и спотыкалась на каждом шагу. Медбрат хотел остановить их, Густав крикнул: «Пускай», — их пропустили. Две женщины рука об руку сошли по лестнице, выбрались во двор. Стоял свежий майский вечер, дул ветерок с запахом морской волны. Кашель не унимался, Карен сгибалась и царапала грудь.

— Выпейте воды, миледи…

Дороти осеклась: воду она не взяла. Вот дура.

— Сейчас сбегаю, потерпите немного.

— Не нужно воды, — прохрипела Карен и зажала рот платочком.

Кашлянула еще раз или два, осторожно перевела дыхание, кашлянула.

— Вам нужно к лекарю! Сейчас найду его!

Дороти отняла у Карен платок и с содроганием развернула. Ждала увидеть пятна крови, однако платок был чист.

— Сложно поверить, но я не больна чахоткой. Кхе-кхе… Удивляюсь этому всякий раз, как смотрю в зеркало.

Дороти выпучила глаза. Что это было — шутка? От Карен?..

— Я просто поперхнулась проклятой водой. Кхе-кхе. Уже намного лучше. Благодарю вас, миледи.

С минуту они просто стояли и смотрели друг на друга. Дороти думала: нужно сказать ей, что уезжаю. Еще думала: свежий воздух не помогает, если поперхнулся. Зачем мы вышли во двор?

— Леди Карен…

— Леди Дороти…

Начали одновременно до нелепости, Карен кивком уступила.

— Миледи, завтра я уеду отсюда. Магистр признал меня здоровой и позволил кузену увезти меня. Я могла бы позлорадствовать: вы так надеялись, что останусь на долгие годы, а я уезжаю. Но чувствую в душе не злорадство, а печаль. Жаль, что вы и Нави остаетесь. Присмотрите за ним, насколько сможете. Если хотите что-нибудь передать или о чем-то попросить, я буду рада выполнить.

Чувства Карен, как обычно, не проглядывали сквозь мертвенную маску. Лишь глаза стали слегка теплее — и печальней.

— Миледи, на материке вас убьют.

— Что вы говорите?! Я не понимаю…

— Такие, как вы и я, не уходят отсюда живыми. Я надеялась, что вы останетесь, поскольку это означало бы жизнь. Но вас увозят на плаху.

— Нет, это ложь! За мной приехал кузен, он повезет домой, я увижу дочь! Магистр отпускает меня, поскольку я выздоровела!

— Вы и были здоровы… Но это теперь совершенно неважно. А тот человек, что приехал за вами, — уверены, что он ваш кузен?

— Конечно! Он служит в алой гвардии в чине майора, он привез меня на лечение, а теперь…

Дороти растеряла слова.

— Он просто майор алой гвардии, — сказала леди Карен. — Он приехал доставить вас на экзекуцию. Не знаю, чем вы навредили Династии, но внуки Янмэй никогда не прощали обид.

Все страхи склеились в голове Дороти в единый большой ужас. Страх перед майором, страх перед владычицей, страх перед отъездом. Майор сказал: «Я нашел покупательницу». Это Минерва — кто же еще! И с Глорией теперь все ясно: конечно, дочь забрали, если мать приговорили к смерти!

— Миледи, — сказала Карен, — к счастью, вам дали еще одну ночь. Если у вас есть желание, я помогу его выполнить.

— Простите… вы о чем?

— Династия очень изобретательна в наказаниях. А я могу сделать это почти безболезненно. В комнате имеются подушки. Также я знаю выход на крутую скалу.

Дороти раскрыла рот, пытаясь уловить смысл.

— Подушка?.. Скала?.. Нет, миледи, нет! Я не собираюсь умирать!

— Хотите поступить благородно? Ваше право, миледи. Я сделала тот же выбор и много лет жалела о нем. Но вы мне, как и прежде, не поверите.

Карен возвратилась в цех. Дороти стояла во дворе, глотая воздух, пока за нею не пришел медбрат.

— Чего застряла? Книжка сама себя не перепишет!

Она села на свое место ни живая, ни мертвая. Руки так тряслись, что перо не попадало в чернильницу. Нави затарахтел, как попугай:

— Ты зря испугалась: у Карен нет чахотки. Ты подумала, что чахотка, но я бы знал, это легко высчитать. Она просто поперхнулась. А вот ты меня напугала всерьез! Как это — уезжаешь? Как это — завтра?! Кто скажет мне остальные твои числа?!

Дороти отшвырнула перо. Хотелось кричать. Плевать на числа, дурачок несчастный! Меня везут на убой! Осталось, тьма сожри, одно-единственное число: дата казни!

— Замолчи, — процедила Дороти.

— Почему — замолчи? — он надул губы. — Зачем ты со мной так грубо? А завтра совсем уедешь, да? Хочешь расстаться на грубости?! Ты плохая, злая!

— А ты — идиот, дурак безмозглый! Карен с полуслова поняла, но у тебя же мухи в голове! Заткнись наконец!

Мальчишка заплакал, роняя слезы на лист.

Дороти подумала: семь. Тьма сожри, нужно успокоиться. Семь. Я дрожу, как овца, и ору от страха, как младенец. Так нельзя. Семь. Семь раз семь! Они все отняли. Они забрали мою дочь и мою память. Они подменили кузена каким-то тюремщиком. Но — семь. Они не забрали семь. Этого никто не заберет. Я — внучка Праматери Сьюзен. Я смогу успокоиться. Семь. Я успокоюсь и что-то придумаю. Я внучка Сьюзен. Я, тьма сожри, уже спокойна.

— Прекрати плакать, птенец.

В ответ он только хлюпал носом.

— Эй, слышишь меня?

Нави хныкал и писал, изо всех сил игнорируя ее.

Дороти наклонилась к его уху, сложила губы бантиком и громко чмокнула воздух.

Нави резко обернулся к ней, плакать сразу забыл.

— Ты… что это?

— Я тебя поцелую, если поможешь разобраться с одной фразой. Здесь куча ошибок, не пойму — так писать или исправить.

Он порозовел.

— А… какие там ошибки?

Дороти взяла черновик и стала выводить числа. Конечно, не в строчку — вдруг мастер Густав заметит и разгадает их шифр. Она метала числа на лист как попало, то вверху, то внизу, то на полях, то между строк. Но Нави-то видел порядок появления.

14 — 6 — 15 — 33 — 21…

«Меня увозят, чтобы убить. Ты знаешь, как сбежать с острова?»

Он заморгал, раскрыл рот, потер виски.

— Как же… не может быть… что ты говоришь?

— Объясню потом. Сейчас скажи — да или нет? Ты давал ноль пятнадцать процента. А знаешь, как сделать больше?

Нави прищурился. Задача с числами — понятная, привычная безумному мозгу. Ясность успокоила его.

— Сколько нужно?

Дороти написала на черновике: 90%.

Нави отрицательно качнул головой.

Она черкнула: 75%.

Снова отрицание.

60%.

Нет.

45%.

Его глаза сузились, вихрь мыслей отразился в темени зрачков. Нави отнял черновик и написал: 37,42%.

— Не могу больше. Прости.

— Мы горим! Ради богов, нужно садиться!

Слова мастера Гортензия были излишни. Все и так видели пылающий борт корзины, языки пламени, ползущие вверх, к веревкам.

— Но славный, они того и хотят!

Низа тоже была права. Этот лучник, казавшийся сперва таким неуклюжим, сумел попасть стрелой точно в горелку с маслом и опрокинуть ее. То был единственный способ заставить небесный корабль сесть. Прокол в шаре не принес бы вреда, смерть одного из пассажиров лишь заставила бы других взлететь повыше. Но пожар необходимо потушить, а в полете — нечем! Питьевая вода уже была вылита в огонь, но не справилась с ним, а лишь ослабила на время. Нужно садиться, или сгорят веревки, и корзина отпадет.