— Никоим образом.

— И не упоминал, что я захворала головой из-за беды с дочкой?

— Отнюдь.

— Если я вернусь домой в Маренго, я найду там Глорию в целости?

— Это вполне вероятно. Если, конечно, она не поехала учиться в пансион или не вышла замуж.

Магистр подошел к Дороти, отеческим жестом погладил по плечу:

— Любезная, вам не стоит так сильно волноваться. Это ужасно вредит гармонии и отбрасывает вас назад по дороге исцеления. На вашем месте, вспомнив о дочке, я бы не тревожился, а, напротив, радовался. Подумайте, миледи: если бы детей у вас не было, то в вашем возрасте было бы непросто обзавестись ими, и вы бы рисковали одинокой старостью. Но теперь вы вспомнили: у вас есть милая Глория, ваша кровиночка, она никогда вас не оставит.

— Тогда почему она не приезжала проведать меня?

— Полагаю, отец не позволил ей этого, чтобы не смущать вас и не расстраивать Глорию видом хворой матери. Я слышал, среди дворян считается постыдным показаться в болезни кому-нибудь, кроме лекаря и слуги.

— Да, это правда… — кивнула Дороти.

Чертовски захотелось выпить. Когда отступает сильный страх, все тело становится ватным. А ей нужно вернуться в цех и до ночи писать книгу…

Но выпить хотелось не поэтому, а потому, что страх-то не ушел до конца. Остались тихие его отголоски, вроде как мыши скребли по углам. Магистр все сказал разумно, нет причин верить в несчастье… Но нет и доказательств обратного! Если бы Глория или муж (вот тьма — его имя до сих пор не вспомнилось!) — если бы хоть кто-то из семьи хоть раз навестил ее и рассказал про остальных, она могла бы не тревожиться. Но никто, ни разу…

— Магистр, я должна съездить домой и проверить. Проведу с Глорией хоть один день, один-единственный, и вернусь сюда. Но не увидев ее, я не смогу успокоиться.

Маллин отошел от нее, отеческая забота мгновенно испарилась.

— Это недопустимо, милейшая. Этого не будет. Я не стану отпускать пациентов куда попало на том лишь основании, что им неспокойно. Мы с вами — в лечебнице для душевнобольных. Здесь каждого мучает или страх, или тревога — как правило, беспричинная.

— Я не прошу обо всех, магистр. Я — не все. Я первородная дворянка, я очень быстро иду к выздоровлению, я отменно тружусь, и вы сами ввели меня в заблуждение своей ложью. Мое положение исключительно.

— Мне решать, что здесь исключительно! — взревел Маллин. — Мне и только мне! Ваш дружок Нави читает страницу за шесть секунд и без математики не может прожить часа. Вот что исключительно! А вы — просто дерзкая девица, считающая, что ей все позволено! Вы останетесь в лечебнице, на этом разговор окончен!

Он хлопнул в ладоши. Медбрат вошел в кабинет с некоторым опозданием. Если бы Дороти хотела разбить бутылку и осколком выколоть магистру глаза — вероятно, она бы успела.

— Где ты так долго? Уведи ее!

Медбрат возразил:

— Магистр, можно сказать? На корабле прибыл один офицер — как раз по ее поводу. Хочет видеть вас и ее тоже.

Маллин хлопнул глазами:

— Офицер?.. Не майор случайно?

— Да, сказал, что майор.

— Тогда…

Магистр не успел принять решение — гвардейский майор сам распахнул дверь и ворвался в кабинет. Он был высок, широк и громок. Алый мундир на нем так и сиял, меч в ножнах грохнул о дверной косяк. При виде Дороти он оскалил белоснежные зубы:

— Миледи, как я рад видеть вас в здравии! Собирайтесь, я нашел покупателя! То бишь, покупательницу, хе-хе.

Дороти вскочила и, не раздумывая, отпрыгнула от майора. Потом сообразила: боги, как бестактно, это же мой собственный кузен! Она не помнила его лица. Первым неосознанным чувством, что вызвал у нее майор Слай, была не родственная радость, а ужас.

— Желаю вам здравия, сир, — процедила Дороти. Она очень хотела найти в себе слова потеплее, но почему-то не получалось.

— Одну минуту! — вмешался магистр Маллин. — Леди Дороти, будьте так добры, оставьте нас с майором наедине. Мы позовем вас позже.

Она вышла вместе с медбратом. Дверь захлопнулась. Дороти тут же прокляла себя, что согласилась выйти. Наедине магистр убедит майора, что она еще больна и должна остаться в лечебнице. Надо было прыгнуть кузену на шею и уговорить забрать ее сегодня же! Чертова Карен права: магистр так и хочет оставить меня тут взаперти. Наверное, ему платят за каждый месяц терапии, вот он и держит пациентов как можно дольше. Визит кузена — редкая удача, надо использовать шанс и выбраться!

Одна беда: кузен пугал ее. Беспричинно, необъяснимо — она ведь не помнила о нем ничего, даже лица, даже имени! Помнила — майор алой гвардии, вот и все. Однако страх был тут как тут, и с ним нельзя было спорить. Дороти не могла представить, как обнимает кузена. Тьма, она боялась даже оказаться с ним в одной комнате!

Но это было неизбежно. Двери снова открылись, Дороти позвали в кабинет. При ее появлении магистр и майор разом улыбнулись. Ей захотелось бежать, не разбирая дороги.

— Любезная Дороти, — сказал магистр, — ваш добрый кузен убедил меня прислушаться к вашей просьбе. Вы достаточно близки к исцелению, я дам майору Слаю список необходимых процедур, и он проследит, чтобы вы принимали их дома. При этом условии я отпускаю вас из лечебницы домой, на встречу с дочерью!

Дороти моргнула. Это ведь хорошо, правда? Я сама просила об этом…

— Благодарю вас, магистр.

— Всего-то «благодарю»? — хохотнул майор. — Милая моя, ты должна в ноги кланяться этому святому человеку! Он вытащил тебя из самой пасти тяжкого недуга!

— Премного благодарю, — повторила Дороти и наметила поклон кивком головы.

— Экая сдержанная! — кузен потрепал ее по щеке. — Не узнаю малютку Дороти! Раньше ты горазда была и брыкаться, и ластиться. Ты была просто-таки дикая кошка!

— Возможно, сир. Простите, я не помню этого.

Магистр поднял руку:

— Господин майор, будьте осторожны в проявлении родственных чувств. Состояние бедной Дороти еще не полностью стабильно, ей требуется покой и гармоничные эмоции.

— Гар-мо-ничные? Вы о чем, магистр? Это же моя кузина, считай, моя сестреночка! Я ее вот как люблю!

Он обхватил Дороти за талию и подбросил к потолку.

— Милая, идем на корабль, выпьем ханти для гармонии.

— Господин майор, корабль стоит на погрузке и уйдет только завтра. Будет лучше, чтобы до завтра Дороти побыла в лечебнице. Так переход выйдет более плавным.

— Ха-ха-ха! А я схвачу ее и утащу прям сегодня! Как в песне: «Увезу тебя я в Запределье, увезу я всем чертям на зло!»

Магистр покачал головой:

— Господин майор, ну мы же обсуждали…

— Что обсуждали, ха-ха?

— Ну только что. Когда она выходила.

— Все из памяти моей вылетело, все любовь твоя во мне затмила! — баском пропел кузен. — Что, совсем столичных песен не знаете? Ладно, ладно, шучу. Пускай торчит до завтра. Я вернусь за тобой, красавица!

Напоследок кузен чмокнул ее в щеку и потрепал не то по плечу, не то по груди.

Медбрат увел Дороти. Она вернулась в цех ни жива, ни мертва. Вроде бы, все вышло хорошо. Вроде бы, очень хорошо. Она выздоровела и послезавтра уплывет домой. Обнимет Глорию, увидит, что все с нею в порядке. Поцелует мужа… наконец, вспомнит его имя. Накупит книг и пошлет в лечебницу для Нави. Все хорошо, все как надо.

Отчего же так страшно?

* * *

Дороти привели в цех. Оставалось еще четыре часа рабочего времени. Пожалуй, ей можно было трудиться, спустя рукава, наплевать на красоту шрифта и количество страниц — ведь все равно последний день. И стоило сказать Нави об отъезде — для него это будет тяжкая потеря, лучше ему узнать из первых рук. Но странное дело: Дороти не хотелось думать о том, что будет завтра. По какой-то причине отъезд страшил ее не меньше, чем кузен-майор. Хотелось замкнуться в труде, как улитка в раковине, обмениваться с Нави неважными числами и ни о чем не думать, особенно — об отъезде.

— Назови число, — сказал юноша с отголоском вчерашней обиды.

Вместо ответа Дороти спросила: