Эрвин вернулся на свое место. Леди Аланис встала и вышла из зала, не сказав ни слова.

А Ворон Короны поднял флажок:

— Лорд Эрвин, ваша светлость… Позвольте мне спросить вас.

— Не вижу в этом нужды. Суд услышал достаточно, чтобы вынести вердикт.

— Боюсь, что нет, ваша светлость. Кажется, я понял, к чему вел советник. Действительно, существует один мотив, который мог бы смягчить участь лорда Менсона.

— И вы, обвинитель, желаете показать этот мотив?

— Милорд, вы велели добиться справедливости. То был хороший приказ, я всей душою хочу его выполнить.

— Что ж… слушаю ваши вопросы.

— Устроив диверсию, можно ли знать наверняка, что владыка погибнет в крушении?

— Как видим, нет. Он пережил саму катастрофу.

— С точки зрения человека, устроившего диверсию, не было бы разумно послать отряд, чтобы убедиться в гибели владыки, а если он окажется жив, то — прошу прощения — добить?

— Это было бы грязно. Однако логично.

— Сир Сандерс и Форлемей показали, что какие-то люди лазали по вагонам. Они допустили, что те люди спасали выживших, но возможно ли обратное: не спасали, а убивали?

— Боюсь, что возможно.

— Милорд, если бы близкий вам человек стоял перед неизбежной смертью, или хуже того — постыдным пленением, а затем смертью, — вы могли бы убить его? Можно ли умертвить человека, чтобы спасти его от позора или мучений?

Эрвин глубоко вздохнул.

— Это крайне тяжелый выбор. Но человек чести может совершить такой поступок.

Ворон кивнул:

— Благодарю вас, милорд. Господа судьи, прошу внести в протокол: обвинитель допускает возможность, что лорд Менсон нанес владыке удар милосердия. Лорд Менсон совершил измену, но, возможно, целью ее было спасти Адриана от пленения, надругательства и более жестокой смерти от рук бандитов.

Судья Кантор задохнулся от удивления:

— Обвинитель оправдывает ответчика?! Это абсурд! Не было никаких бандитов! Свидетели-рыбаки не упоминали никакого отряда!..

Ворон невесело улыбнулся:

— Да, теперь сложно будет опровергнуть их слова. Но объяснение крайне просто: когда Эрроубэк привел рыбаков к мосту, бандитов там уже не было.

— Когда привел?.. Обвинитель, вы ставите под сомнение показания своих же свидетелей? Требую прекратить!

Минерва откашлялась:

— А я требую говорить. Сударь, окончите мысль.

— Ваше величество, есть лишь один способ добиться такой точности ложных показаний, какая имелась у рыбаков: инсценировка. Наемники графа видели, как шут уколол владыку, и это рушило весь план. Когда найдут тело, на нем будет ножевая рана. Ее нельзя будет списать на катастрофу, состоится суд об убийстве, понадобится козел отпущения. Граф решил запастись свидетелями. Его наемники по понятной причине не подходили, нужны были люди, вызывающие полное доверие. Тогда привели четверых рыбаков и устроили для них спектакль: наемник в шутовском колпаке сделал вид, что убивает наемника в дорогом мундире. Рыбаков запугали, дали им денег, велели в суде солгать, что видели это взаправду, а не притворно. Потому они не упомянули ни человека в лодке, ни Форлемея с Сандерсом, ни отряда, который видел капитан Грейс, — всего этого не было на реке в час спектакля. Также рыбаки опознали кинжалы, хотя не должны были: с тридцати ярдов поди рассмотри нож! Но им дали вблизи разглядеть искровый кинжал и рисунок Вечного Эфеса в реестре Предметов. Потому и барон Бонеган так охотно поручился за показания мужиков: он-то сам по приказу сюзерена репетировал с ними эти показания!

— Клевета! — взревел Бонеган с балкона. — Прекратить немедленно, иначе я…

Минерва звонко хлопнула в ладоши:

— Стража, арестовать барона Бонегана. Разыскать и арестовать рыбаков. Сударь Марк, благодарю вас за непредвзятость и стремление к правосудию. Приказываю провести следствие по делу о разрушении моста и выявить виновных. Представителей Церкви Праотцов, находящихся в Палате, прошу оказать следствию помощь в землях герцогства Альмера.

— Ваше величество, — заговорил судья Кантор, — с учетом новых обстоятельств суду требуется перерыв.

— Вполне разумно. Я назначаю заседание Палаты на вторую половину нынешнего дня. Судебное слушание переносится на завтра, лорду Менсону дается время подготовить финальную речь, а суду — время осмыслить положение и вызвать дополнительных свидетелей, если суд сочтет нужным.

— Благодарю, ваше величество, — поклонился Кантор и звякнул в колокольчик. — Заседание окончено!

Тогда Минерва повернулась к Ориджину, и под долгим тяжелым ее взглядом он начал краснеть. С видимым усилием владычица заговорила:

— Милорд… Я верю, что не вы приказали совершить убийство. Понимаю, что все случилось вам на руку, и вы были бы глупцом, если б не радовались этому. Нет, я не считаю вас преступником… Но вы должны были сказать мне. Какие игры вы ни ведете, какие интриги ни крутите… Правду о смерти Адриана вы мне должны были сказать. Я подумаю о том, в какой мере могу отныне доверять вам.

Течение дней понемногу исцеляло душу Ионы. Чувство вины остыло и более не обжигало, мысли сделались пускай грустными, но ясными. Иона вернула способность смотреть в зеркало без отвращения.

Виттор щедро заплатил раненым в трактире Одноглазого и семьям погибших. Горожанам он объявил, что виновники строго наказаны, а скоро все северяне покинут Уэймар. Город славил справедливого графа.

Иона проводила много времени в обществе Нексии. Виттор и Сомерсет вели долгие переговоры, согласовывали общую позицию Надежды и Шейланда в вопросе о священной страже. Дамы тем временем гуляли по городу, наслаждались необычною для Уэймара солнечной погодой, цветением аллей и блеском Дымной Дали. Вечерами ходили в театры или слушали музыкантов, выступавших на площадях. Нексия располагала к себе остроумием, мягкостью нрава, душевной чуткостью, добротой. Она воплощала в себе все то, чего так не хватало уроженцам Севера. Иона полюбила ее, спустя неделю после знакомства уже считала своею лучшей подругой. Временами думала: как хорошо было бы стать такою, как Нексия, научиться любить столь же искренне, дарить близким тепло и свет, а не снежную вьюгу. Временами жалела, что связь Эрвина с Нексией распалась. Если бы брат женился на леди Флейм, он лишился бы политических выгод, но наверняка обрел бы счастье.

Чтобы снова не впасть в отчаяние, Иона избегала мыслей о ночи убийств, потому не вспоминала и все другое, близкое по времени: странное письмо отца Давида, свои поиски правды об узнике, ссору с мужем. Виттор проявил к ней немалую доброту и тоже ни словом не обмолвился о случившемся. Он относился к Ионе почти так же тепло, как и прежде, звал ее любимой и душенькой. Кажется, жизнь возвращалась в спокойное русло.

Но однажды кайр Ирвинг, новый капитан ее стражи, попросил о встрече наедине. Она согласилась нехотя. И вид кайров, и жесткий северный говор напоминали Ионе о том, кто она такая, — потому были неприятны.

— Миледи, позвольте задать вопрос. По замку ходят слухи, будто скоро вы отошлете нас в Первую Зиму. Правдивы ли они?

— Да. Таково решение мужа. Он не мог поступить иначе после того, что сделал Сеймур.

Ирвинг ответил не сразу. Казалось, он хочет возразить. Сеймур так и поступил бы на его месте, но Ирвинг был умнее.

— Миледи, в таком случае, не стоит ли уведомить герцога?

— О чем, кайр?

— Мы находимся здесь по его приказу, миледи. Он дал нам задачу защитить вас и обеспечить лояльность Уэймара.

Иона замялась. Ирвинг был абсолютно прав: она должна сообщить брату и об отсылке кайров, и о Джоакине, избежавшем плена. Но эти темы касались ее позора, она никак не могла заставить себя взять в руки перо.

— Война давно окончена, кайр. Мечи Ориджина могут находиться в Шейланде лишь с позволения графа, а он хочет, чтобы вы уехали. Письмо Эрвину не изменит этого.