Монастырь. Подземные кельи, сумрак, вечное молчание. Но – жизнь. Мира почувствовала, как руки наливаются свинцовой тяжестью.

– А что же, так, пожалуй, и лучше, – вслух рассудила Сибил. – Я не возьму на душу грех женоубийства. Соглашайся – и останешься жить.

Пещерный монастырь – почти погребение заживо! Но ее тело мучительно хотело жить, пусть даже такой ценой. Ощутив надежду на спасение, мышцы слабели, делались ватными. Мира едва могла удержать в руках оружие.

– Поклянитесь самым дорогим, что у вас есть. Поклянитесь, что я получу келью, а не яд.

– Клянусь жизнью нашей дочери, – произнесла Сибил.

Архиепископ метнул в нее яростный взгляд, и последняя деталь головоломки стала на свое место. Нашей дочери! Так Глория – дочка Сибил и Галларда, а не графа Нортвуд! Все удивлялись, как старик-граф, женившись на Сибил, сумел зачать хотя бы одно дитя… Но этого и не было! Связь Сибил с Галлардом тянется с тех времен, когда Божественный Дар прибыл в Шейланд, а то было как раз восемнадцать лет назад!.. Вот о чем догадался Кларенс. И по глупости высказал догадку графине в ту памятную ночь. «Это всего лишь мысль… я вот подумал про тебя и Галларда…» А дальше – неразборчивым шепотом. Скажи он это громко, все сложилось бы совсем иначе!

– Клянусь жизнью дочери, – хмуро выдавил Галлард Альмера.

Мира выронила арбалет. Села на подоконник, сползла на пол.

– Спи, – сказала ей Сибил. – Днем тебе принесут пищу. Вечером отправишься в дорогу.

От усталости девушка едва не теряла сознание. Выйдите, выйдите скорее…

Послышался робкий стук в дверь.

– Миледи… Явилась Ребекка Литленд, просит повидаться с леди Глорией.

Мира подняла голову:

– Миледи, позвольте мне попрощаться с нею!

– Ты свихнулась?!

– Я ничего не скажу о вас! Даю слово!

– Но ты можешь выболтать, куда отправляешься.

– Миледи…

– Нет!

– Ты сама этого не захочешь, – добавил Галлард, – если не будешь такой дурой. Один твой косой взгляд или неосторожное слово – и придется прирезать вас обеих.

– Тогда позвольте хотя бы передать ей записку! Будет подозрительно, если я уеду, не попрощавшись! Разве нет?

– Не вижу смысла.

– Миледи!.. – Мира поднялась, ноги дрожали. – Это моя последняя просьба. Миледи, умоляю вас!

Графиня ухмыльнулась с едва заметным оттенком уважения.

– Янмэйская порода… Не молила о пощаде, но умоляешь о возможности попрощаться…

– Этого не нужно, – сказал Галлард.

– Я дам тебе такую возможность, – решила Сибил. – Разумеется, я прочту письмо. Если там окажется хоть слово, которого там быть не должно, ты останешься без прощания.

Принесли бумагу и чернила. Мира писала торопливо, буквы ложились вкривь и вкось. Сибил стояла за ее спиной, через плечо читая текст.

«Дорогая Бекка,

Хворь оставила меня. Милостивые боги даровали мне жизнь, и я поняла, что должна посвятить ее служению. Отправляюсь в монастырь, где проведу отпущенные мне годы в размышлениях и молчаливых молитвах. Прости, что не увижусь с тобою на прощанье. Надеюсь, ты поймешь меня: последняя встреча была бы слишком печальна для нас обеих. Солнце моей мирской жизни закатилось, но я всегда буду помнить тебя. Скучаю по тебе, вспоминаю мгновения, проведенные вместе, особенно – бал и прогулку в лесу.

Люблю тебя.

Глория Сибил Дорина»

Графиня взяла у нее лист и дважды перечла. Убедившись, что записка не содержит ничего лишнего, удовлетворенно кивнула:

– Ты права, прощание полезно. Теперь твой отъезд не вызовет подозрений. К тому же, Лошадница разболтает всем, что ты подалась в монашки, и я буду избавлена от лишних расспросов. Я отдам ей твое письмо.

Сибил и Галлард вышли. Снаружи послышался деревянный скрип, какая-то возня. Очевидно, сквозь ручку двери просунули палку, чтобы намертво запереть комнату.

Мира упала на постель.

В дороге всякое было.

В Лесу Теней, уйдя от Реки на два дня, встретили стадо свиней. Эрвин подстрелил двух поросят, а Джемис вышел с мечом против вепря, что ринулся на людей, взрывая копытами землю. Воин стоял на его пути до последнего мига, а затем прыгнул с тропы. Трехсотфунтовый зверь пролетел в полушаге от Джемиса и рухнул замертво, когда благородная сталь отсекла ему голову. Потом северяне целые сутки жгли костры и вялили мясо, запасаясь на дорогу.

Ближе к болотам Эрвин почувствовал прилив сил. Кажется, они прибывали с каждым новым ярдом, что отделял его от мыса мертвецов. Однажды он срубил сосновую ветку и показал Джемису:

– Научите меня, как сделать из этого тренировочный меч.

– Зачем это вам, милорд?.. – удивился воин.

– А для чего нужны тренировочные мечи?

– Что ж, для начала, бросьте сосну и разыщите ясень…

Под руководством воина Эрвин изготовил пару учебных мечей и потребовал, чтобы каждое утро Джемис проводил с ним полчаса за тренировкой.

– Полчаса – это много, милорд.

– Почему?

Они взяли деревяшки и приступили к делу. За несколько минут Эрвин получил столько синяков, что едва мог ходить без стона.

– Еще одна такая тренировка, и мне придется вас нести, – сказал Джемис. – Меняем условия, милорд. Каждое утро бьемся до пятого синяка. Хотите, чтобы это длилось полчаса – старайтесь.

С тех пор они упражнялись каждый день. На рассвете, а иногда и на закате. С каждым разом Эрвин держался на пару вдохов дольше.

В начале августа они вышли на Мягкие Поля. Трава-сеточница буйно разрослась за лето и казалась весьма надежной, и болота не вызывали уже прежней робости. Думалось, преодолеть их будет несложно.

Но прежний путь оказался отрезан: дыры в сети, оставленные пожаром, так и не заросли. Люди взяли южнее и уперлись в гигантскую полынью черной воды – несколько миль длиной, а в ширину – всего сотня ярдов. Легко было рассмотреть цветочки на том берегу: желтенькие с белыми прожилками… Эрвин и Джемис хорошо помнили предостережения Колемона и не рискнули переплыть черную воду, а двинулись в обход, который занял три дня.

Каждый путник сделал по одной попытке умереть. Джемис неосторожно приблизился к полынье, когда охотился на бегунца. Трава прорвалась под его ногами, он упал грудью на край сети и вцепился в веревку. Эрвин и Стрелец тянули вместе. Лорд стонал от натуги, пес зло поскуливал. Эрвин сумел подключить к делу Дождя, лишь тогда Джемис выполз на сеть и захохотал, глядя на лорда, коня и собаку, связанных веревкой:

– Вы прямо как в сказке про репку! Не обижайтесь, милорд, но вы бы себя видели!

Позже Эрвин напоролся на змею. К счастью, то была не вдовушка, а зеленая зайцеедка.

– У меня со змеями прямо душевное родство… – успел пошутить Эрвин прежде, чем его парализовало.

Сутки он провалялся бревном, едва способный дышать, однако вполне способный чувствовать боль. Тогда Эрвин понял, как змей-трава получила свое название: ощущения были сходными.

Когда полпути через болота были пройдены, две огромные хищные птицы приметили путников и принялись кружить над головами. На всякий случай, Джемис взвел арбалет, а Эрвин обнажил меч. Птицы ринулись в атаку, и Джемис убил одну из них. Вторая не стала нарываться на клинок, а поступила хитрее: схватила и унесла мешок с остатками вяленой свинины. Как только додумалась до этого!..

Припасы и без того подходили к концу, теперь же стало вовсе туго. Последние три дня на Мягких Полях люди голодали, с завистью глядя на коней, жевавших поросли сеточницы. Как на зло, не попадалось ни одного зайца. Давно не было и дождя, запасы воды кончились. Чтобы напиться, приходилось черпать ладонями жидкость, что просачивалась сквозь сеть. Она пахла тухлятиной, от нее желудок сводило, а голод чувствовался еще острее. Джемис становился угрюм и склонен к черному юмору; Стрелец ночами принимался шумно плямкать языком и поскуливать. Эрвин, что не мог сомкнуть глаз от голода, на полном серьезе сказал собаке: