Дело спас судья. Несколько дней он расхаживал по трактирам и людным площадям, знакомился с народом, беседовал, пополнял запас притч. Но однажды его занесло к городской ратуше, в которой именно в тот час шло открытое судебное заседание. Даже суровая северная душа порою подвластна ностальгии. Седой не выдержал и зашел послушать. Покинул ратушу мрачный, погруженный в думы и всю дорогу тихо беседовал сам с собою. А за ужином сказал герцогине:

— София, задержались мы тут. Пора заняться делом.

Она грустно вздохнула, признав его правоту.

Следующим вечером они добрались в порт Мейпла и без труда нашли «Морскую стрелу». Рядом с нею покачивались на волнах несколько судов под очень странными флагами: на черном фоне два круга — большой белый и маленький синий. Леди София удивилась:

— Какой лорд ходит под столь тусклым знаменем? Ни красоты, ни величия, ни символики… Не флаг, а задачка по геометрии.

— Миледи, Светлая Агата улыбается вам! — ответил кайр Гленн. — Это флаги адмиралтейства Фольты!

Начало июня 1775 г. от Сошествия

Окрестности Маренго, Земли Короны

Едва Нави уснул — это было слышно по дыханию — Карен вывела Дороти на балкон.

— Миледи, я предлагаю собрать вещи и покинуть гостиницу.

— Без Нави?

— Конечно. Он скрыл от нас ваше имя и титул. Среди возможных объяснений есть и такое: он просто продал вас. За деньги. В любой час сюда могут прийти ваши враги.

Дороти сдавило дыхание.

— Я не могу… Не верю…

— Быть может, не за деньги, а за числа. Кто знает. Нави мог уже связаться с императрицей и задать свои желанные вопросы. А в оплату отдать — вас.

— Но… Как же…

Весь мир Дороти опрокинулся в этот день. Она оказалась графиней, интриганкой, убийцей. Император лично отдал ее на пытки. Майор гвардии стащил ее, как вещь, как трофей. Но все-таки… Нави?! Это же Нави! Верный друг, вместе — в огонь и в воду… Он бог, в конце концов! Боги не бывают подлецами!

— Нави не предал нас. Быть не может.

— Вы уверены?

— Да, миледи.

— Поставите на это свою жизнь?

— Клянусь честью!

Карен кивнула:

— Что ж, да будет так.

И крикнула, открыв дверь в спальню:

— Сударь, проснитесь, пора собираться!

— Куда?! — ахнула Дороти.

Нави сел так быстро, будто и не смыкал глаз:

— Спасибо, Карен. Как раз через минуту я хотел проснуться.

— Куда мы? Почему среди ночи?

— Фред знает, что мы ищем Глорию Нортвуд. А мы не знаем, чего ждать от Фреда.

Они домчали на извозчике до станции, но там пробыли только пять минут. Едва извозчик убрался, они взяли другого и приказали везти в постоялый двор на окраине города. А там вновь сменили экипаж — и укатили из Маренго.

Конечно, путь в Арден был закрыт. После бойни в гробнице город кишел констеблями и агентами протекции. Оглянуться не успеешь, как тебя арестуют. Беглецы выбрали иную дорогу.

Побережье вокруг Маренго изобилует рыбацкими поселками, в которых почти не осталось рыбаков. Вместо штопаных сетей и утлых лодчонок их кормят отдыхающие. В те времена, когда дамы носили шиньоны, лишь наследные лорды могли себе позволить долгое безделье. Но владыка Телуриан и чудеса искры принесли столице невиданное прежде благоденствие. Не только дворяне, но и чиновники, и купцы, и даже мастера стали разок в пару лет выбираться на отдых. А околицы Маренго будто созданы для этого. Удобная дорога до Фаунтерры: поезда, рейсовые дилижансы. Живописное побережье: хоть любуйся, хоть грейся на солнышке. Прекрасное общество: сам император то и дело приезжает в Маренго, а с ним — весь цвет столицы. Так и вышло, что рыбаки стали скидываться деньгами и строить в складчину постоялые дворы. Побережье заросло гостиницами разного уровня комфорта — кому что по карману. А для беглецов не найти укрытия лучше: в этих местах никто не заметит чужака, ведь чужаков здесь — больше, чем местных.

Впрочем, троица сменила штук пять постоялых дворов — все не подошли по какой-то причине. В одном было многовато чиновников, на фоне которых беглецы выделялись. Во втором — хозяин грубоват и безграмотен. Третий расположен слишком далеко от тракта, четвертый — слишком близко. Лишь на исходе следующего дня, истратив кучу денег на экипажи, Нави нашел то, что требуется. Усатый хозяин гостиницы сидел на крыльце, покачиваясь в кресле-каталке, попивал эль и листал «Голос Короны». Вместо приветствия он сказал гостям:

— Слыхали новости? Эге-ге, да уж! Имеете мнение о них? Коль нет, слушайте мое. Вот что скажу вам: еретики с Перстами далековато зашли! Эвергард и герцог Альмера — то еще ладно, герцог так и так был злодеем. Но чтобы прямо в усыпальнице — это через край! К ногтю бы их, как клопов. Такое мое мнение.

— Вы, стало быть, интересуетесь новостями? — уточнил Нави.

— А чем же еще? В мире сейчас такое творится — эге-ге! Исторические события наблюдаем. Да пошлют боги острую память, чтобы все записать и детям рассказать.

— И прежде вы тоже за новостями следили? В ходе Северной Вспышки, например?

— А как было не следить-то? Мой сын в морской пехоте служит. Полк Ольгарда Основателя, второй батальон, четвертая рота. При Пикси своими руками рубил медведей, из ночного Лабелина без ранений ушел.

— Чувствую, сударь, что вы и сами раньше служили.

— Как же иначе. Военный флот его величества Телуриана, бриг «Неотразимый», кормовой застрельщик. Садитесь, сударь, побеседуем.

Нави признал гостиницу годной, а хозяина — достойным доверия. И не ошибся: хозяин спросил их имена лишь затем, чтобы вписать в гостевую книгу, и сразу после этого забыл. Постояльцев было не много и не мало — как раз столько, чтобы беглецы успешно растворились в их числе. Здесь можно было безопасно переждать неделю-другую, пока в Ардене уляжется шумиха.

Однако, несмотря на безопасность, Дороти не находила себе места. Она стала рассеяна и нервна, роняла предметы, кричала невпопад. «Срочно нужны успокоительные процедуры!» — сказали бы лекари и были бы совершенно правы.

Ранее, вспомнив свою Праматерь, Дороти обрела уверенность и силы. Но имя произвело совсем иной эффект. Графиня Сибил Нортвуд… Слишком много сочеталось в одном имени. Величие, власть, преступления, интриги, двор, император, темницы, пытки… Чудовищно много событий, чувств, планов, побед, страданий. Это переполняло душу Дороти и разрывало на куски. Она не умела, не могла вместить сразу столько. Кое-что в вихре воспоминаний было, вроде, хорошо: громкий титул, богатства, высокое положение. Но это не слишком радовало, ведь Дороти всего этого лишилась, и неясно, вернет ли когда-нибудь. А остальное ужасало ее. Убийства по ее приказу. Ложь всем подряд, от слуг до владыки. Интрига длиною в пять лет. Дороти не могла принять, что все это — о ней! В лечебнице она привыкла к простой спокойной жизни, к редким и потому сладким радостям, к труду, приносящему удовлетворение. К верным и честным друзьям. За всю прежнюю жизнь она не нашла ни одного столь надежного друга, как Нави или Карен. Ни в одном дворце она не знала столько покоя, как в писчем цеху. Никакие армии, титулы, союзы не дарили столько уверенности, как одна-единственная цифра семь.

Душа Дороти раскололась надвое. Одна половина знала: я сама, по своему желанию, затеяла все это — интригу, убийство, обман. Другая половина не могла ни понять, ни принять: как я могла хотеть такого?! Конечно, я не святая, могу и пойти на преступление… Но ради чего? Я имела замки, золото, власть — и запятнала душу лишь затем, чтобы получить немного больше замков, золота и власти? Помилуйте, боги! Это глупость, бессмысленная чушь. Счастливей всего я была посреди моря, в жалкой лодочке с двумя безумцами, без единой монеты в кармане!

* * *

Раздумья сделали Дороти угрюмой и тихой. С Карен она беседовала редко и через силу, с Нави не обмолвилась и словом. Помимо скрытых причин, она имела одну явную: Нави оскорбил ее. «Глупая, темная, недалекая женщина» — так он сказал в Маренго. Он был богом и он спас Дороти, она не могла держать на него зла, но и говорить приветливо не получалось. Дороти решила молчать, чтобы случайно, сгоряча не сказать лишнего. Однако ее молчание звучало громче любого упрека.