Виттор расслабил мочевой пузырь. Когда струя потекла по ноге, хлопнулся на колени перед северянином. Дрожа всем телом, схватил полу плаща, стал целовать, умоляя:

— Милорд, поверьте моему слову. Я — трус. Я до смерти боюсь вас, поэтому никогда не нарушу клятву. Страх сильнее чести. Страх сильнее всего. Я боюсь, я не хочу умирать! Я не предам вас потому, что боюсь!

— Мерзость, — выронил Айден и занес меч над шеей Мартина.

— Постойте, — сказал ему Ориджин.

Вырвал свой плащ из рук Виттора, отступил на шаг.

— Я должен посоветоваться со Светлой Агатой.

— Император приказал вам!

Десмонд скрестил руки на груди и закатил глаза.

Вдох.

Второй.

Третий.

Виттор стоял на коленях в луже собственной мочи.

Шептал:

— Я боюсь… Я не нарушу… Все сделаю, только не убивайте…

Великий Десмонд Ориджин тяжело вздохнул и сделал еще шаг назад.

— Это испуганный ребенок. Я не стану.

— Что ж, позвольте мне помочь вам, — усмехнулся Айден Альмера.

— Погодите, — бросил император. — Смерть сыновей Великого Дома создаст некоторые проблемы, недурно избежать их. Если герцог Ориджин столь принципиален, то не будет ли он любезен поручиться за лордов Шейланд?

— Ваше величество?

— Поклянитесь, что станете гарантом их слова. Если Шейланды разгласят тайну, вы уничтожите весь их род, не исключая женщин, стариков и младенцев.

Десмонд опустил взгляд на Виттора. Страх — все, что есть. Продавай страх.

Виттор заморгал и всхлипнул, брызнул слезами.

— Умоляю вас…

— Тьма сожри, — сказал Десмонд Ориджин. — Клянусь.

Альмера фыркнул — и убрал меч в ножны.

Телуриан приказал:

— Сир Говард, сир Ричард, вернитесь в грот и воздайте последние почести. Милорды, прошу за мной.

Он пошел прочь из пещеры. Альмера за ним. Принц Адриан глянул на Виттора со странной ухмылкой — и тоже ушел. Ориджин еще постоял, сцепив зубы, смотря мимо Виттора, в огненную яму.

Выронил:

— Надеюсь… — и зашагал прочь.

Виттор подождал, пока затихнут шаги. Утер слезы рукавом и повернулся к брату, схватил за плечи:

— Мартин, получилось! Святые боги, мы спасены! Я чертов гений!

Белый как мел Мартин закатил глаза и начал падать назад, прямиком в лаву.

Виттор поймал его, оттащил в сторону, уложил. Привел в чувства серией пощечин.

— Эй, ты что?! Все позади, они ушли! Кончай бояться, больше не нужно!

Мартин моргал пустыми глазами.

— Вит, что там было?.. Почему они?..

— Все расскажу, только идем отсюда. В гроте солдаты, не хочу их видеть. Пошли скорее.

— А она… Дон и Сэм…

— Мартин, братишка, все померли! Никаких проблем, кто что-то знал — все на Звезде! Мы одни!

Он схватил брата за плечи, чтобы поднять на ноги. И вдруг Мартин изменился в лице. Невыразимый, смертельный ужас исказил его черты. За спиной брата Мартин увидел нечто, куда более жуткое, чем Ориджин с мечом. А Виттор ощутил запах.

Запах горелого мяса.

Холодея от ужаса, он обернулся.

Мертвец имел красно-черный цвет. Сквозь обугленную кожу тут и там виднелись мышцы. Чудом уцелевшие глаза сверкали белками.

— Хочу жрать, — хрипло выдавил мертвец.

— Д-д-дикарь?..

— Пауль, — сказал мертвец. — Нужно поесть. И полежать. Ты мне должен.

Виттор зажал нос рукавом, чтобы не чувствовать смрада. Когда тошнота улеглась, он сказал:

— Д-добро пожаловать в замок Уэймар, л-лорд Пауль. Б-будьте нашим гостем.

Побочный сюжет, не связанный с  Кукловодом, Северной Вспышкой, Перстами Вильгельма и прочими современными ужасами. Это история о любви. И немного - об интригах внутри церкви Праматерей, а еще немного - о прошлом одного из персонажей главного цикла.

- К вам просится девица, дочь Вингрема. Сказать, чтобы позже пришла?

Уголок листа подрагивал, тревожимый ветерком из оконной щели. Письмо не отпускало мыслей аббатисы, хотелось думать лишь о нем. И чтобы лупил дождь, и все сидели по домам со своими помолвками, свадьбами, новорожденными детьми – пока не придумается что-нибудь толковое. Но Роуз Вингрем – славная девушка, а ее отец – успешный винодел, щедрый на пожертвования…

- Впусти ее. Предупреди, что я занята. Пускай говорит кратко.

Роуз вошла, оставляя мокрые следы. Сняла шляпку, с которой тут же потекло на ковер. Кот аббатисы укоризненно чихнул.

- Извините, святая мать, я очень неуклюжа…

- Не было бы больше печали. Садись, возьми платок.

Роуз поклонилась, села. Поискала, куда деть шляпку; не найдя, оставила у себя на коленях. Быстро утерла лицо и принялась комкать платок в худых нервных пальцах.

- Что привело тебя, дитя?

- Святая мать, простите мою дерзость. Я пришла просить о большом одолжении… Вы окажете мне великую честь, если…

- Говори же, не бойся.

- Прошу: станьте моей конфиденткой!

Быстрое дело, - с удовольствием подумала священница, коснувшись ладонью письма. Понять бы, зачем он едет. Ведь ничего не стоило – прислать человека помельче. Однако выбрался сам…

- Верно ли я понимаю, что ты решила воспользоваться правом Мириам, или же – правом первой ночи?

- Да, святая мать.

- Конфидентом мог бы стать любой из родителей. Почему ты не прибегла к их помощи?

Роуз густо покраснела. Так и бывает в подобных случаях.

- Я не хочу обременять их… Отец, мать или исповедница, так я слышала…

- Верно, могу. Отец знает твоего избранника?

- Я рассказывала папеньке о своих чувствах.

- И он их не одобрил?

- Ну… - Роуз высморкалась и глянула на аббатису поверх платочка. – Право первой ночи – оно ведь не зависит от желания родителей, да? Девушка может выбрать кого хочет, верно?

На вдох мысли аббатисы обратились к личности барона Вингрема. Будь он суровым военным лордом - не простил бы дочке своеволия, а значит, не стоило бы связываться. Но Вингрем был виноделом – смешливым, громким, душою застолья. Он не только простит, а и порадуется, что Роуз успела насладиться до брака.

- Все верно, дитя мое. Праматерь Мириам завещала: первая ночь девушки принадлежит только ей самой. Первый цветок сорвет тот мужчина, кого девушка выберет сердцем.

- Значит, вы согласны?!

От радости девица уронила и шляпу, и платок. Аббатиса подала гостье иконку и двинулась по накатанной колее ритуала:

- Прежде всего, клянусь пред лицом Софьи Дивотворящей хранить сказанное тобою бережно, как тайну исповедь. А ты пред ликом святой Праматери поклянись, что сделала выбор от чистого сердца, без страха и принуждения.

- Клянусь, что так и было! Мое сердце и душа отданы ему…

- Только ему, и никому другому, ты хочешь подарить свой первый цвет?

- Конечно, я же люблю его!

- Разделяет ли избранник твои чувства? Готов ли бережно и с благодарностью принять твой дар?..

Речь аббатисы сделалась механичной, когда мысли вернулись к письму. Дариус Хайтауэр – эмиссар церковного суда и око архиматери. Занимает высочайший пост, какой только может занять мужчина в Церкви Праматерей. Выше него – лишь капитул. И вот сей величавый орел бросает теплое столичное гнездо, летит в маленький провинциальный городок. Мчит на зов аббатисы скромной обители (шестнадцать монашек, двадцать две послушницы). Да и зова-то не прозвучало: я лишь сообщила о случае, поскольку должна была. Как тут в ответ…

- Дитя мое, твердо осознай: никто не смеет принуждать тебя к использованию права первой ночи. В любую минуту ты можешь изменить решение и дать отказ. Даже в тот миг, когда пальцы избранника уже коснутся лепестков цветка.

- Я понимаю это, матушка.

- Если же кто-либо применит к тебе насилие или принуждение, святая церковь оградит тебя от всяческих нападок. У Праматери Софьи нет нелюбимых дочерей. Каждую она бережет, словно единственную.

- Благодарю вас, матушка.

- Применение права первой ночи не возложит на тебя никаких брачных обязательств, как и на твоего избранника. Каждый из вас останется свободен в выборе…