– Он… хороший!

Лед поднял глаза на Парочку:

– И что же в нем… Аааа!

Едва он отвел взгляд от крохи, она впилась в его ладонь. Повисла на плоти, сцепив челюсти, как бойцовый пес. Лед выронил кинжал, а Парочка кинулся на него. Пнул в голень, сбил с ног, швырнул спиной на ступени. Врезал кулаком под челюсть, голова откинулась – Парочка ударил воротком в кадык. Острие вошло в ступень – Лед успел оттолкнуть руку Инжи. Фонарем, который все еще сжимал в кулаке, огрел Парочку по затылку. Горящее масло брызнуло на шею, Инжи взвыл от боли, а Лед отбросил лампу и схватил его за шею. Разогнул руку, отодвинул от себя. Резким движением стряхнул девчушку. Инжи дотянулся и ткнул Льда воротком в щеку – на этот раз попал, острие вошло прямо в рот, оскаленные зубы залились кровью. В тот же миг Лед приложил его о стену.

В глазах померкло, Инжи упал на лестницу. Попытался подняться, но сумел лишь встать на четвереньки. Неуклюже, как черепаха, пополз вверх, к открытой двери… Лед поставил сапог ему на спину.

– Я согласен с тобой: воротком можно убить. Смотри, как это делается.

Он взял Парочку за волосы, запрокинул голову. Глаза невольно закатились, и вверху, в открытом проеме двери Инжи увидал нечто неожиданное: силуэт коренастого парня. Парень хватался рукой за дверной косяк, а в другой руке держал…

Арбалет тявкнул, выпустив болт. Льда швырнуло кубарем по лестнице. Он упал на спину, болт торчал в боку, краснея от крови. Пару вдохов Инжи смотрел на него, надеясь увидеть, как тело обмякнет. Но Лед напрягся, дернулся, перекатился на живот, подобрал под себя руки…

Инжи не ждал, пока он встанет. Вместе с крошкой Джи взлетел по лестнице, выбежал в прихожую, захлопнул дверь подвала, задвинул засов.

– Спасибо, друг, – сказал стрелку и лишь теперь разглядел его лицо.

То был Мэтт. Он выглядел жутко: щеки и шея, и кисти рук распухли от ожогов, одежда висела черными лохмотьями. Однако парень держался на ногах. За его спиной стояла Рина. Входная дверь была распахнута, ветер нес в прихожую снежную крошку.

– Кто-то еще остался?.. – спросил Мэтт.

– Мы остались. Знаешь, приятель, это больше, чем я надеялся.

– Что теперь делать?

– Уходить, конечно. Только… Подождите во дворе.

Инжи Прайс зашел в зал. Тело Ребра было приколочено к полу пятью болтами: руки, ноги, живот. Обойдя его, Инжи зачерпнул углей в камине и щедро рассыпал по ковру. Сорвал штору, бросил у двери подвала. Облил маслом и тоже сыпанул углей. Подобрал пару кинжалов, сунул за пояс, а метательный нож – в рукав. Когда вышел во двор, трактир уже полыхал ярким пламенем.

Они раздобыли лишь двух лошадей – выпрягли из фургона. Лошади с конюшни разбежались, жеребец Льда бы слишком свиреп – страшно подступиться. Инжи с крошкой сел на одну, вторая досталась Мэтту и Рине. Молча скакали пару часов, пока над лесом не забрезжил рассвет.

– Дальше вместе нельзя, – сказал Инжи.

– Вместе легче, – ответила Рина.

– Ты думаешь, Лед погиб?

– Нет.

– Он расскажет своим, что спаслось четверо. Они станут искать. У четверки вовсе не будет шансов, а порознь – хоть какая-то надежда.

– Поехали с нами, – сказала Рина крохе.

– Я хочу с дядей Инжи.

– Мы позаботимся о тебе, малютка.

– У вас только один конь, он троих не вынесет, – рассудительно молвила Джи, а когда Парочка улыбнулся, добавила: – Ты хороший. Хочу с тобой.

Он не показал, что обрадовался ее словам.

Дальше скакали вдвоем – на юг, пока Мэтт и Рина свернули на запад. Несколько часов кроха молчала и всхлипывала, а Инжи болтал без умолку о том, о сем – старался заставить ее забыть ужасы ночи. Потом понял свою глупость: разве забудешь такое!..

– Ладно, – сказал крошке, – сегодня все было плохо. Очень плохо, спору нет. Как ни крути, все равно дрянь. Но поверь мне: дальше будет лучше. Все у нас наладится, клянусь усами.

Кроха утерла нос и сказала:

– Ты не часовщик.

– А кто?

– Наверное, ты пират.

– Можно и так назвать.

– Ты научишь меня быть пираткой?

– Умничка моя.

Инжи Прайс погладил ее по голове, как собственную дочку.

Графство Блэкмор (герцогство Альмера)

Не ешь того, что жрет шакал. Не езди с тем, кого не знаешь.

Эту мудрость всякий сын Степи впитывает раньше, чем садится в седло. Дели путь только с тем, кому доверяешь. Иначе твой путь выйдет коротким.

Не кодекс чести порождает доверие (Запад беден честью, как и золотом), не твердость принципов и не правдивость. Доверие идет от знания. Можно полагаться на лжеца, вора или труса – если знаешь, в какой момент он солжет, украдет или сбежит. Нельзя полагаться на того, кого не знаешь.

Спутники Ней и Чара презирали шаванов Бирая: те зазря хвастливы, малодушны и гнут шеи перед мерзавцем-Колдуном. Шаваны Бирая недолюбливали Спутников: Ней хитер и скользок, как змея; Чара зла и когтиста, как рысь. Но Спутники и шаваны хорошо знали друг друга, потому могли делить один путь. О Новичке этого не скажешь.

– Ты повидал все земли и народы, – говорил Неймиру ганта Бирай, вытянув ноги к огню. – Вот и ответь мне: что за зверь этот Новичок? Откуда он? Какое мясо жрет? Какого цвета изнанка его шкуры?

Миновало пять дней. Изломав свой путь, чтобы сбить со следа ищеек, отряд пришел к Лаксетту, что в графстве Блэкмор. Колдун вышел из лесу поглядеть на город и взял с собой лишь одного парня – Новичка. Прочие остались ждать у костра, и ганта Бирай усадил Неймира справа от себя – как человека, с которым хотел крепко посоветоваться. Неймир же хотел поднять цену своим словам, потому сперва не ответил, а спросил сам:

– А ты-то как думаешь, ганта? Имеешь догадки?

Бирай покрутил длинный ус, прочистил ногтем щель меж зубов, сплюнул в костер – тоже выдержал паузу перед ответом. Наконец, сказал:

– Это очень странный тип: как будто сшили полкозы и полкоровы. Бьется он ловко и движется плавно – значит, воин. Но меч короткий, кинжал поганый, а брони нет совсем – значит, не воин. В седле держится как влитой, дороги знает, земли видел – значит, всадник. Но если нужно встать на ночлег, развести огонь, сжарить мяса, то два часа провозится, будто копыта вместо рук. Значит, не всадник. За деньги может все – значит, бандит или наемник. Но морда гладкая, без единого шрама, и все зубы целы – значит, не бандит и не наемник.

Ганта покачал головой, недоумевая. Гурлах сказал:

– Еще он много слов говорит. Будто малец или баба.

Чара повела бровью, и Гурлах уточнил:

– Не как ты. У ползунов бабы – коль раскроют пасть, то уже не заткнешь. Вот он на них смахивает.

Косматый добавил:

– И еще сильно борзый. Как козлик, которому рогов не обломали. Лезет по-наглому, силу не уважает.

Косматый потер колено. Оно почти уже не досаждало, но шаван все припоминал Новичку внезапный и подлый пинок.

– Вот потому, – сказал ганта Бирай, – я и спрашиваю тебя, Неймир-Оборотень: что ты понял про Новичка?

Ней заговорил с видом превосходства:

– Понял я поболе вас, уж не обижайтесь. Значит, так. Новичок говорит витиевато, но не потому, что баба, а потому, что так научен. Рос он, стало быть, в замке, а грамоте учился в пансионе, или где там богаческие детки учатся. В седле и с мечом хорош – значит, и этому его научили, выходит, сын не просто богача, а вояки, лорда. Но меч, одежда, лошаденка – все худое. Спросите – почему? Я отвечу: потому, что он – бастард. Богатство родным сыновьям лорда ушло, а ублюдку – шиш. Потому он и денег жаждет: с детства привык к роскоши, теперь мечтает все вернуть. И дерзкий по той же причине: все лорденыши дерзкие, пока жизнь их не накажет.

– То бишь, он – благородный?

– Наполовину.

Ганта подергал ус.

– А почему нас не боится? И Колдуна тоже? И почему вообще грабить пошел, если такой благородный? Нанялся бы к какому-то лорду этим… оруженосцем. Жил бы на молоке с белым хлебом.