Разгладил его и стал смотреть — внимательно, совсем иным взглядом.

— Я думаю, — сказал Хармон, — Молчаливый Джек был достойным человеком. В отличие от меня, он под пытками не сдрейфил. Вот и хочу быть немножечко таким, как он.

— Очень достойным… — повторил Роберт тихо, почти шепотом. Чтобы расслышать вопрос, Хармону пришлось напрячь уши: — А у Джека была кисть левой руки?

— Виноват, милорд, там царила тьма кромешная. Я только наощупь понял, что он мертв…

Тогда Роберт принялся рассматривать манжеты. Правая была сильно изношена, местами утратила цвет. А левая… Казначей поднес рукав к лицу, вгляделся пристально. Затем начал щупать материю — и пальцы его дрожали.

— Вы знали этого человека? — спросил Хармон.

Ориджин не ответил. Отвернулся, бережно сложил камзол, прижал к груди. Плечи дрогнули от судорожного вздоха. Спустя минуту молчания, он снова глянул на торговца:

— Кто убил?

— Я думаю, милорд, Молчаливый Джек убил сам себя, чтобы оставить с носом палачей. А палачами были те монахи из тайного ордена.

— Их имена?

— Помню только одно: брат Людвиг. Монастырь стоял северней Лабелина. Его сожгли в прошлом году.

Роберт выдохнул:

— Ага.

Сказал:

— Я оставлю его себе. Вы получите мундир с нашим гербом. Другой, не этот.

Октябрь 1775 г. от Сошествия

Море Льдов в виду побережья Граненых островов

— Они не появятся, — сказал лейтенант Фитцджеральд и плотнее запахнул плащ. Уже вечерело, над палубой гулял зябкий, промозглый ветер.

— Не появятся, — согласился капитан судна. — Пора уходить.

Фитцджеральд еще раз глянул в трубу — для очистки совести. Ничего нового в окуляре не наблюдалось. Россыпь островов, покрытых обветренными скалами. Два утеса, встающих прямо из воды по сторонам пролива. В проливе — синяя вода без малейшего намека на корабль.

— Больше ждать нечего, — сказал Фитцджеральд.

— Вам напомнить приказ? — обронил Хайдер Лид.

Капитан судна прочистил горло:

— Грхм. Мы в море Льдов. Оно не зря так зовется. К Сошествию вода покроется льдинами. За семь недель я должен довезти вас и уйти назад. А мы торчим на месте, как дерьмо в полынье!

— Ваши предложения?

— Сообщите герцогу: мы не можем больше ждать. Ему пора признать ошибку!

Двое старших по чину — Хайдер Лид и Шрам — обменялись ухмылками, будто услышали глупый, но смешной анекдот. Капитан взревел:

— Тьма сожри, это мой корабль! Я требую разговора с герцогом!

Лид подошел к нему ближе:

— Сударь, позвольте, я объясню. Великий Дом Ориджин нанял вас для военного дела. Это не корабль, а телега для переброски войск, и вы в ней — извозчик. Закройте рот и берите вожжи.

Лейтенант Фитцджеральд сказал:

— Зато я не извозчик. Я, командир первой вымпельной роты, согласен с капитаном: ждать больше нельзя. Солнце заходит, еще один день прошел. Мы потеряем еще и завтрашний? Или поднимем паруса и уже ночью двинем на восток?

— Они появятся, — с полной уверенностью произнес Шрам. — Надежные люди сказали, значит, так и будет.

— Я хочу услышать это от герцога.

Все время, пока длилась пикировка, Комендант и Сквайр молчали. Они были здесь новыми людьми и не позволяли себе вмешиваться, но чувствовали разочарование. Вступая в войско герцога, они надеялись увидеть полководческий гений во всем блеске. Внезапные маневры, потрясающие решения, головокружительные броски — словом, то, чем пестрят мифы об Эрвине Ориджине. Всю последнюю неделю корабли герцога исполняли вот какой маневр. Утром, на рассвете снимали паруса и ложились в дрейф восточнее пролива Клыкана. За день их сносило течением на запад, мимо входа в пролив. Ночью моряки ставили паруса, брали курс на восток и к утру возвращались в исходную точку. Комендант не слышал, чтобы кто-нибудь когда-либо выиграл войну, болтаясь в море за пятьсот миль от фронта.

На бак поднялся священник — отец Давид. Стоя рядом с Комендантом, он тоже слышал спор. В минуту затишья святой отец обратился к офицерам:

— Полагаю, милорды, мы должны доверять сеньору. Не стоит сомневаться в разуме герцога, тем более, когда он спит.

— Милорд уже лег? Рано еще!

— Попросил не беспокоить и заперся в каюте.

— Это вы его уморили болтовней!

Давид развел руками:

— Плох тот духовник, кто не хочет счастья для прихожан.

Офицеры только переглянулись. Все на судне, включая даже новичков, знали, что Давид грезит о лучшем мире. Собственно, он был не одинок: каждый воин надеялся изменить Поларис к лучшему. Но кайры видели ясный путь: убить Кукловода с Паулем, зарыть Адриана обратно в могилу, усадить на трон герцога Эрвина, а на худой конец Минерву, — и мир станет вполне пригоден для жизни. Священник же предлагал нечто дикое. Добыть откуда-то миллионы Предметов (откуда, тьма сожри?); раздать всем людям без исключения, даже холопам (какого черта?) и всех научить управлять Предметами (что-оо?). Тогда наступит эра изобилия, ведь каждый найдет применение своим талантам. Люди будут мирно трудиться для общего блага (а не поубивают друг друга, чтобы захватить Предметы). Это звучало так бредово, что не поверил бы даже отпетый идеалист. Кайры считали слова Давида некою заумной притчей, которую никто не понимает, кроме него самого.

— Отче, оставьте герцога в покое. Вы забиваете ему мозги и мешаете думать о стратегии.

— Уже нет, — тяжело вздохнул священник. — Милорд отказывается принимать меня весь последний месяц.

— Правильно делает. Ваши сказки не дают ему сосредоточиться.

— Я думаю, — заметил Шрам, — вовсе не отец Давид досаждает герцогу.

— Вы говорите о… — спросил Лид.

— Именно о нем! — ответил за Шрама Фитцджеральд. — Ну, и о ней отчасти.

— Вот этого не смейте! Она — честная девушка, а вся беда — только от него.

— Где вы увидели беду? Они в полном своем праве, даже герцог их благословил.

— Только по доброте. А на самом деле, ему стоило… Уж я бы на его месте!..

Комендант и Сквайр смутно понимали эту часть разговоров. Вместе с отрядом путешествовала девушка — по всей видимости, давняя знакомая герцога. Она хорошо помогла с маскировкой: во всех портах сообщалось, что суда принадлежат ей, а Ориджин даже не показывался на берегу. Один из кайров стал ухаживать за нею, и она ответила взаимностью. Договорились обручиться, пришли к милорду за одобрением, он пожелал им счастья. Комендант и Сквайр не видели тут ничего крамольного. Хайдер Лид и Гордон Сью тоже одобряли брак, и отмечали, что герцогу от него только польза. А вот Фитцджеральд и Шрам почему-то взъелись на жениха. Должно быть, потому, что война — не время для свадеб…

Солнце коснулось горизонта, небо на востоке почернело. Пора ставить паруса и повторять ночной маршрут — либо уходить от Граненых островов.

— Время принимать решение, — отчеканил Фитцджеральд. — Если до темна их не будет, я лично поговорю с милордом.

— Юноша, учитесь у старших, — Шрам отнял у него зрительную трубу. — Коли смотрите в толстый конец, не увидите даже своих сапог. Смотреть нужно в тонкий, причем открытым глазом. Берите с меня пример.

Шрам нацелил трубу на пролив Клыкана и почти сразу опустил:

— Вот он, ваш корабль.

— Смеетесь надо мной?! — взвился Фитцджеральд.

Будто в ответ ему раздался крик матроса с вороньего гнезда:

— Судно в проливе! Флаги лорда Велентайна!

Пару минут спустя на баке появился сеньор — ничуть не сонный, при полном параде, с Гласом Зимы на поясе. Его сопровождал Джемис Лиллидей.

— Герцог на палубе!

Кайры вытянулись в струнку, опустив руки на эфесы мечей. Ориджин прошел между ними, молчаливый и мрачный. Все время, сколько знал его Комендант, герцог был болтлив, как скала, и настолько же весел. От правителя Первой Зимы Комендант и не ждал иного. Однажды офицеры рассказали: на самом деле, Эрвин Ориджин — добрый человек, суровый только с врагами, а со своими — веселый, общительный, дружелюбный. Ну-ну, — подумал Комендант.