Эрвин дал им время понять и осмыслить, поверить.

Дворяне задали несколько вопросов, он пояснил и уточнил.

Мать сказала:

– Это проклятый Дар. Боги не могли его послать.

Эрвин согласился с нею.

Иона шепнула, заглядывая ему в глаза:

– Все уже кончилось, Эрвин. Ты дома. Все позади.

Он отрицательно покачал головой.

– Чьи… это люди? – выдавил отец. – Ты узнал?

– Да, милорд. Более чем.

Эрвин пересказал слова умирающего Теобарта, описал имперские сапоги и алые рубахи солдат, искровые копья. Одно из них, кстати, висело сейчас за плечами Джемиса – тот снял его и предоставил на общее обозрение, а также алые рубахи убитых Эрвином солдат. Последней каплей Ориджин повторил то, что сумел выпытать у волосатого искровика:

– Мы служим владыке Адриану.

– Я не верю. Не может этого быть! – выпалил Блэкберри.

– Зачем императору творить такое?.. – поразился Стэтхем.

– О, у меня было много времени, чтобы поразмыслить над этим. Выскажу свои мысли. Весною я предложил его величеству весьма действенную поддержку в Палате в обмен на определенные привилегии для нас и наших союзников. Я был уверен, что Великие Дома воспротивятся реформам Адриана, и императору придется покупать их поддержку ценою собственного брака, а также раздачи денег, земель, выгод. Я жестоко ошибался. Император не собирается ни торговаться, ни договариваться. Сомневаюсь, что осеннее заседание Палаты вообще состоится как таковое. Владыка нашел средство, которое, как он думает, подарит ему безграничную власть. Он годами изучал Предметы и заставил их говорить. Теперь ему не нужны ни союзники, ни брачные договора, ни подкуп. Он нанесет удар: не в Запределье, а прямо в центре Полари. Кто станет жертвой? Неважно, кто. Любой, кто сейчас в немилости у его величества. Адриан громогласно проявит свою силу, и весь мир заблеет от страха. Император покончит со властью Великих Домов одним-единственным ударом.

Повисла тишина.

Граф Шейланд опомнился первым – недаром Эрвин всегда считал его смышленым.

– Ваша правда, милорд. Владыка бескомпромиссен и тверд. Боюсь, он счел, что равен богам и может преступать законы, писанные для людей. Великие Дома стоят на пути реформ – и он решил уничтожить их.

– Не понимаю, милорд, – спросил граф Лиллидей, – зачем этот механик – Луис – напал на вас? Зачем ему пытаться вас убить, если и так планировалось уничтожить весь отряд?

– В планах было убить лишь меня. С этой целью император и послал с нами Луиса, а вовсе не для прокладки маршрута. Я мешал владыке: просил у него оплаты за то, что он намеревался взять бесплатно. Остальные члены эксплорады не угрожали его планам… до тех пор, пока не увидели Ложе Дара. Мир не должен был преждевременно узнать о том, что в распоряжении Адриана есть сотни новых Предметов, тем более – таких Предметов! Потому Пауль, его офицер, узнав о нашем приближении к Дару, решил уничтожить нас всех.

– Дайте подумать, – скрипнул отец и закатил зрачки.

Герцогиня, знавшая смысл этого жеста, накрыла глаза мужа повязкой. На несколько минут упала тишина. Никто не посмел переговариваться. Иона, сидя на полу, поглаживала руку Эрвина. Граф Шейланд нервно прохаживался по комнате. Лиллидей и Стэтхем рассматривали рубаху и копье искровика.

– Да, – сказал герцог.

София Джессика открыла ему глаза. Взглядом отец нашел Эрвина.

– Что ты намерен делать?

Эрвин встал на колено у постели отца.

– Я считаю, что Адриану не место на троне. Тот, кто растоптал заповеди Праматерей, не имеет права на Корону. Если верите мне и согласны со мною – повторите ваш вопрос, и я приму власть, и все свои силы употреблю на то, чтобы сбросить с престола этого человека. Если не верите – тогда ваш долг судить меня как мятежника и предать смерти. Выбор за вами, отец.

Мать побледнела, но не сказала ни слова. Иона поднялась, встала у правого плеча брата. Эрвин не сводил глаз с отца. Зрачки герцога закатились, качнулись в сторону, нацелились в лицо сыну.

– История знает… два случая, когда… – он говорил громко, потому медленно, превозмогая боль, – когда Великие Дома вынуждали владыку… отречься от трона в пользу… наследника. Императоры творили… беззаконие и святотатство. Великие Дома… положили этому край.

– Да, милорд, – кивнул Эрвин.

– Поклянись, что… не будешь иметь… ни малейших сомнений… в его вине, прежде чем… начнешь действовать.

– Клянусь, милорд. Клянусь также в другом: все, что станет мне известно, узнаете и вы.

Зрачки Десмонда расширились. Ценою невероятных усилий он оторвался от подушки. Герцогиня поддержала его голову, промокнула платком сукровицу, что выступила в трещинках шеи.

– Готов ли ты Эрвин… София Джессика, принять… титул, права и обязанности… правящего герцога Ориджин?

Без помощи вашей, отец. Нет, неверно. Вы помогли тем, что поверили мне.

– Да, милорд.

– Нарекаю тебя герцогом… правителем земли… главою Великого Дома Ориджин.

Когда Эрвин поднялся, чувство было такое, как в Тот Самый Миг.

Не настолько сильное.

Но почти.

© Роман Суржиков, 2017

ISBN 978-5-4483-8463-9

Август 1774 г. от Сошествия

Запад герцогства Альмера

Новенькую поставили в пару с Плаксой. Очень разумно: никто другой не захотел бы стать плаксиной напарницей. Всякая попыталась бы откупиться от подобного соседства, отдала бы старшим сестрам половину свечи или ломоть сыра. А новенькая прибыла лишь третьего дня, никого не знала, да и свечного огарка у нее не имелось, что уж говорить о куске сыра.

Сестра Джен привела новенькую прямо в тупик, где работала Плакса. Сестра Джен несла кувшин масла – предмет столь великой ценности, что Плакса сперва глянула на него, а лишь потом – на вновь прибывшую. Монашка подлила масла в лампадки, что висели на гвоздях, вбитых в опорные бревна. Огоньки затеплились ярче, выплюнули несколько искр. Сестра Джен указала правой рукой на новенькую, а левой, с кувшином, – на Плаксу: знакомьтесь, мол. Слов монашка не тратила.

– Меня зовут Нора, – сказала Плакса.

Тут же мысленно обругала себя: как глупо! Выбросила три слова, хотя могла обойтись одним! Вот новенькая именно так и поступила.

– Мия, – сказала она, склонив голову.

Плакса не помнила, чтобы кто-нибудь ей кланялся. Чудная эта Мия.

Сестра Джен молча показала новенькой инструменты, дала лопатку, ткнула пальцем во влажную глинистую стену, замыкающую тупик: копай здесь. Мия кивнула. Сестра Джен показала также пару деревянных ведер. Новенькая должна была поочередно наполнять их землей, а Плакса – выносить полные ведра к вагонетке. Плакса от возмущения взмахнула руками: почему я?! Носить ведра труднее, чем копать, да и противно: приходится идти через темные – глаз выколи – коридоры. Пускай худшую работу делает Мия, она же новенькая! Но Мия как раз повернулась, лампадка осветила ее лицо, и Плакса получила ответ. Впалые щеки, черные тени под глазами, восковая кожа, костляво торчащие скулы. Мия была еле жива. Какое там ведро!.. Просто стоять на ногах – для нее уже подвиг.

Убедившись, что девушки поняли задачу, сестра Джен удалилась. Новенькая размахнулась и вогнала лопатку в стену. Лезвие углубилось на каких-то полдюйма, выковырнуло крохотный комок грунта – размером с девичью ладошку. Мия бросила в ведро эту горсточку, оглянулась, посмотрела вдоль коридора, что тянулся в тусклом отсвете огоньков. Мысли новенькой угадать было несложно: сколько же месяцев ушло на этот проход? А сколько десятилетий – на весь нижний круг с часовнями, трапезной, кельями, подъемными шахтами, погребальными камерами?.. Горсточка за горсточкой, ведерко за ведерком… Подумать страшно. Судя по виду новенькой, ей оставалось жить меньше недели. Так что ее вкладом станут несколько дюймов коридора. Если очень повезет, целый фут. Мия не то усмехнулась, не то оскалилась, и вновь вогнала лопатку. Плакса перевернула пустое ведро, уселась верхом и принялась смотреть, как новенькая ковыряет стену. Хворая, – думала Плакса со злобной завистью, – ну надо же!