Скорее помочиться! – вот о чем думал Чарли. Брюхо распирает! Если не облегчусь – лопну!
– Погоди-ка, – Мик почесал затылок. – С чего это нам к нему идти? Пускай сам придет и посмотрит, кто спит, а кто нет. Верно я говорю?
– Ага, угу, – кивнули Фред и парень из Ниара.
Смерть как будто сильнее уперлась сосулькой в затылок. Чарли сказал со всей оставшейся твердостью:
– Надо, чтобы мы подошли. Так Зуб сказал.
– Ну, ладно. Только тогда разбудим остальных. Не можем же мы пойти, а фургон бросить без охраны!
– Верно, ага.
– Не будите! – чуть не взвыл Чарли. – Зуб не велел!
– Да ладно тебе. Спать он тоже не велел. Часовой должен стоять, а не храпеть. Верно говорю?
– Точно, верно.
Мик повернулся к спящим часовым и раскрыл рот. Он был голосистым типом. Если Мику случалось кого-то будить, он не теребил за плечо, а орал прямо на ухо: «Подъем, петушок! Петь пора!» Именно это он собрался сделать и сейчас, и Чарли замер от ужаса, а в темноте за спиной смерть тихонько клацнула – не то змеиным своим языком, не то взводимой пружиной самострела.
И Чарли зашипел горячим яростным шепотом:
– Заткнись, сволочь! Приказ есть приказ! Сказано не будить – так молчи, гаденыш! Или ты не солдат, а кусок дерьма?!
Все опешили от этой вспышки, Мик закрыл рот, у Фреда, напротив, отвисла челюсть.
– Ну ладно, ладно, – сказал парень из Ниара, – пойдем к писарю…
А Лысый Джон опустил взгляд к ногам Чарли – и выпучил глаза от удивления:
– Ты что, обмочился?!
Все уставились на штаны Чарли, по которым расплывалось черное влажное пятно.
– Там не писарь… – выдохнул Фред.
Тун.
Тун.
Тун.
Смерть издала три упругих щелчка. Фред, Мик, Лысый Джон дернулись и обмякли. Парень из Ниара раскрыл рот, чтобы завопить от ужаса. Тогда Чарли сделал единственное, что еще могло спасти ему жизнь: размахнулся и врезал ниарцу кулачищем. Тот рухнул без звука.
– Молодчина, – шепнул Быку Трехпалый, оказавшийся почему-то совсем рядом, прямо за спиной.
– Не убивайте, – попросил Чарли.
– Как скажешь, – ответил Трехпалый и ударил рукоятью по затылку.
Из дюжины часовых выжило десять. Пришлось повозиться, связывая их и затыкая рты. Перерезать глотки было бы быстрее, но…
Потом сбили замок с фургона. Салем не спал. Его связали так туго, что спать было невозможно, даже дышалось с трудом.
– Спасибо, друзья…
Нужно было спешить, но вождь нашел время обнять каждого спасителя.
– Спасибо. Храни вас Глория.
– Идем, вождь, – сказал Джо. – В поле за отхожей канавой ждут кони. К рассвету будем далеко.
– Далеко?.. – Салем удивленно захлопал глазами.
– Ну, да. Нас, конных, вряд ли догонят. Да и фора большая. Поедем в Южный Путь – к тебе в гости, потом ко мне.
Салем потряс головой, будто не понимая:
– Джоакин, о чем ты говоришь?
Бродяга сказал:
– Трехпалый, ты ошибаешься. Салем не может уехать – он нужен восстанию.
– Да, да! – кивнул вождь.
У Джо потемнело в глазах.
– Очнитесь! Нет уже никакого восстания! Мы на кладбище среди сорока тысяч трупов! Мы убили послов – янмэйцы этого не простят!
– Не мы убили, а Зуб с Доджем, – на диво спокойно молвил Бродяга.
– И мы хорошо напугали гвардейцев! – воскликнул Лосось. – Теперь им придется считаться с нами!
– А Могер Бакли привезет еще искры – тогда посмотрим, чья сила сильнее!
Весельчак грустно засмеялся. У Джо заныло в груди.
– Салем, хоть ты уходи отсюда! Знаешь же – всем теперь командует Зуб. Ты даже не сможешь ни на что повлиять. Только увидишь, как перебьют всю твою армию. Бери саммерсвитцев и уходи. Это лучшее, что можешь сделать!
– Ты сгущаешь краски, Трехпалый, – сказал Бродяга холодно и сухо. – Прекрати паниковать. Чем больше за нами сил, тем больше шансов договориться. Сам знаешь: лучше говорить с позиции силы, чем бить челом и клянчить.
Джоакин взял вождя за плечи:
– Салем, я же за тобой вернулся. Дай спасти хотя бы тебя.
Рыжебородый крестьянин твердо качнул головой:
– Нет, Джо. Сам же говоришь: сорок тысяч жизней на кону. Пока есть хоть какие-то шансы, мое место здесь.
– Да, вождь! – азартно выкрикнул Билли. – Дадим пинка всем этим янмэйцам с агатовцами!
Джоакин сплюнул:
– Вы чертовы идиоты.
– Да, мы такие! Останешься с нами?!
Прежний Джо не смог бы отказаться. Так пьянит самоубийственная бравада, так заманчива дерзкая вера в победу наперекор всему – логике, расчетам, шансам. Так сладостно быть храбрым идиотом!.. Ему ли не знать?
Он был идиотом, когда торчал под Эвергардом, надеясь на встречу с герцогиней. Был им, когда терпел ее презрение и упорно ждал благодарности. Как идиот, стоял в обреченном заслоне перед Лабелином. Как полный дурак, просил великого герцога заступиться за великую герцогиню. Был дураком и когда взял это проклятое письмо и прибыл в замок Бэк, и подставил голую грудь под три рыцарских меча. И в Лоувилле, когда свернул с пути домой, примкнул к безнадежному восстанию и позволил себе полюбить доброго простодушного человека – из тех, что не задерживаются в подлунном мире, – каким же кретином снова оказался!
Если боги и Праматери давали ему какой-то урок, то лишь один: не будь идиотом. Довольно.
– Нет, – сказал Джо. – Я обещал не сражаться. Достаточно уже нарушал слово.
– Счастливого пути, Трехпалый, – Салем обнял его. – Я буду за тебя молиться.
– За себя помолись.
– Если останусь жив, приезжай в гости!
– Вряд ли останешься.
Джоакин с Весельчаком зашагали прочь.
Северная птица – 5
Фаунтерра, Дворцовый Остров
– Скажите, отче, какого вы мнения о Священных Предметах?
Мизансцена так и дышит светскостью. Девушка и священник рука об руку прогуливаются в саду. Тает снег, сладковатая сырость веет скорой весною, что очень располагает к прогулкам, и непременно – рука об руку. Слякоть правит бал: остатки сугробов сыры и серы, голые деревья грязны, – потому нет никакой возможности обсуждать погоду или красоты сада. И вот девушка ненадолго затрудняется в выборе темы (скрывая замешательство тем, что любуется собственной ладонью в белой перчаточке), а потом спрашивает с кокетливым безразличием:
– Скажите, отче, какого вы мнения о Предметах?
И добавляет иронично, сглаживая угловатость слова «Предмет»:
– Что слышно о них в вашем тайном ордене?..
Священник, конечно, робеет. Будь он знатным лорденышем, светским повесой, – ответил бы с игривым цинизмом. Но священнику к лицу кротость, вот он и опускает глаза:
– Миледи, я знаю о Предметах лишь то, что ничего о них не знаю…
– Неужели вы даже не порадуете меня какой-нибудь оригинальной, свежей мыслью?
– Ох, миледи, боюсь, нынче оригинально как раз не иметь мыслей о Предметах. Ведь все, кому не лень, принялись думать о них. Каждый имеет свежую версию о том, кто украл Предметы, и зачем, и сможет ли он их разговорить, и найдут ли его… Если бы не риск святотатства, я сказал бы, что Предметы теперь в моде.
– Вы так правы, отче… Что ж, не будем идти на поводу у праздной толпы.
Она не говорит главного – светская беседа к тому не располагает… Но скажи она главное, звучало бы так:
– Отче, все мои близкие свихнулись из-за Предмета! Помогите мне снять проклятие!
Рука Знахарки привела семейство Ориджин едва ли не в большее замешательство, чем война с императором. Конфликт Ионы с Эрвином был лишь началом волнений.
Леди София пришла в восторг от смелой попытки дочери вылечить отца. Но Иона по глупости рассказала историю в хронологическом порядке – и концовка жестоко разбила надежды матери. Знахарка мертва – лорд Десмонд никогда не встанет на ноги… Леди София была безутешна, и это особенно бросалось в глаза, поскольку она не проронила ни слезинки.
