— Возьмите, кайр. Прочтите и сожгите письмо. Здесь — моя последняя просьба.

— Последняя?!

Эрвин повысил голос так, чтобы слышали все в шатре:

— Господа, я передаю командование генерал-полковнику Стэтхему, после чего откланиваюсь. Удачи в бою — и прощайте.

Все, кто был при этом, обратились в каменные скульптуры. Фамильный склеп. Царство мертвых.

Эрвин — единственный, кто сохранил подвижность, — схватил за руку Деймона-Красавчика, выволок из шатра. Их уже ждали иксы, подвели коней, подали поводья.

— За мной! Живо!

Герцог Ориджин прыгнул в седло, пришпорил Дождя. Под защитой трехсот отборных воинов он покинул лагерь и помчался на север, бросив свою армию в ловушке.

Начало декабря 1774г. от Сошествия

Дымная Даль; Флисс (герцогство Альмера)

«Минерва р. Янмэй

18 лет, жен.

Источник

Начальные:

Пульс — 95

Дыхание — поверхностное, быстрое; 3—4с

Цвет кожи — умеренная бледность

Температура — норм.

Поведение — пассивное, подавленное, молчит

Взяты соки»

Страницы книги были аккуратно разлинованы в таблицы. Заглавием каждой стояло имя человека. На полях значились отсчеты времени: «начальное», «4ч», «8ч», «12ч»… В строках таблиц шли телесные показатели, относящиеся к данному часу. Между блоками показателей стояли короткие пометки о произведенных процедурах: «Взяты соки», «Дана пища», «Оказано воздействие»…

Зачем я читаю это?

Суденышко идет на веслах вниз по Дымной Дали. Первый мокрый снег ложится хлопьями. Небо серое, озеро — черное, ветер царапает кожу. Как назло, встречный. На палубе зябко и неуютно, при всякой возможности люди прячутся вниз. Не так уж много укрытий предоставляет кораблик. Трюм — темный, тесный и набитый грузом. Нижняя палуба: в центре помещение для гребцов, в носовом отсеке — камбуз и кубрик, на корме — каюта капитана и еще две для важных гостей. Гвардейцы толкутся в кубрике, иногда садятся на весла вместе с гребцами. Дело не в доброте душевной, а в холоде: работа согревает. Итан и Шаттерхенд делят одну гостевую каюту, вторая отдана Минерве. В каюте имеются два крохотных круглых оконца, так плотно покрытых налетом, что почти не пропускают света. Есть мягкая койка, привешенная к стене, сундук для вещей и стул. Эти три предмета исчерпывают пространство каюты, оставляя лишь двухфутовое свободное пятно. Мира честно попыталась спать в этом помещении первую ночь и вторую, но не смогла. Каюта слишком напоминала темницу Уэймара. Девушка перешла наверх и нашла место на открытой палубе, недалеко от штурвала. Там и проводила почти все время.

Навес защищал от снега, но не спасал от ветра. Однако ветер успокаивал Миру: в подземельях воздух всегда неподвижен. Было зябко, но терпимо. Если хорошенько закутаться в плащ и одеяло, можно даже спать. Ночью на мачте горел фонарь, сквозь облака виднелась луна, поскрипывали снасти, плескалась вода. Вокруг лежал простор, куда ни посмотри — взгляд уйдет вдаль, не упираясь в преграды. Все это давало чувство безопасности. На палубе Мира, наконец, сумела уснуть. А когда было светло, она сидела там же, под навесом, и читала книгу.

Люди, означенные в заглавиях, делились на «источники» и «пробы». Имелось несколько различий меж ними. Страницы источников пестрели пометками: «взяты соки». Что это означает, Мира помнила из собственного опыта. У проб соков не брали, напротив, им давались некие номерные снадобья: «Дана пища и субстанция образца №…» Также к пробам применяли воздействия, обозначенные буквами: «Воздействие А», «воздействие В», «воздействие С». Нигде не говорилось, что имеется в виду. Но после каждого воздействия шли краткие записи о показателях тела: «пульс возрос в 2 раза и составил…», «цвет кожи сменился на пятнисто-красный», «температура повысилась, началось отделение пота». Очевидно, воздействия представляли собой разные способы пыток.

Срок жизни каждого человека определялся последним временем на его странице. Линдси значилась источником, ее записи кончались меткой: «76 ч. Пульс не слышен. Дыхание отсутствует. Источник опустошен». Другие источники выдерживали дольше: восемьдесят, девяносто часов, кто-то перевалил за сто.

Пробы умирали куда быстрее. После сорока или шестидесяти часов воздействий черту подводили слова: «проба завершена». Рядом с именем Джейн стояло зачеркнутое «источник» и заново вписанное «проба». Она провела в руках Аптекаря восемнадцать часов, к ней дважды применили воздействие А, по разу — В и С.

Зачем я это читаю?..

Записи велись с леденящей скрупулезностью. Прослеживалась четкая, ясная, кошмарная логика. Ровно половина людей служила источником жизненных соков, вторая половина нужна была для испытаний различных формул эликсира. И те, и другие в итоге умирали, однако с разной целью. Источников убивали для того, чтобы их тела выработали субстанцию жизни. Проб — затем, чтобы увидеть, как долго они продержатся. Срок выживания проб говорил о качестве испытуемой формулы. Наилучшим пока что оказалось снадобье №12, взятое у источника «Неизв. жен. благород. (нижний круг)». Это снадобье принимала Мэри С. (прост., 21 год, жен.) и умерла на семьдесят втором часу, после тридцати пяти воздействий.

Итан часто приходил поговорить с Мирой. Приносил еду или горячий чай, поправлял одеяло на плечах девушки, усаживался рядом с нею. Пытался начать беседу и вскоре оказывался в затруднении. Расспрашивать Миру об Уэймаре — все равно, что теребить пальцем открытую рану. А рассказывать самому — о чем? Мира вежливо слушала все, что он говорил, и даже вставляла: «Благодарю за рассказы, мне очень любопытно». При этом совершенно не менялась в лице и смотрела мимо Итана в туман. Мира спросила его лишь о двух людях: Адриане и Марке. Итан с горечью ответил, что оставил Ворона Короны в Первой Зиме, в когтях мятежника, и ничего не знает о его судьбе. А императора Итан не видел очень давно и приказ получил не напрямую, а через капитана Бэкфилда — нового начальника протекции. На все остальное, что мог поведать Итан, Мира только рассеянно роняла:

— Прошу, продолжайте… я слушаю с большим интересом…

Всякий раз при его приближении она быстро закрывала книгу. Однажды он спросил:

— О ч… чем в ней написано, миледи? Позвольте взглянуть.

Мира вздрогнула.

— Боюсь… без комментариев вам будет непонятно.

Он не решился просить комментариев.

Почему я читаю это?.. — она снова и снова спрашивала себя.

Один ответ состоял в людях. Их было тридцать шесть, за вычетом Джейн и самой Миры. Они исчезли без малейшего следа. Тела, запечатанные в бочках, невозможно опознать. Где родились, кем были, какого нрава, из какой семьи — ничего теперь нет, только имя в заглавии страницы. У многих нет и имени, лишь пометка в духе: «Неизв. муж., взят на сев. окраине. Простолюд., 24 года». Следовало понять это так: под пытками у него узнали возраст, чтобы вписать в нужную колонку, однако имени не спросили — оно не имело значения для Мартина с Аптекарем. Невидимые, обезличенные жертвы. Хотя бы кто-то должен знать о них, хоть кто-то должен их оплакать. Хотя бы Мира.

Но плакать ей не удавалось — глаза отвыкли от слез еще в монастыре. Потому все больше склонялась к другому объяснению: не столь благородному и куда более мрачному. Мира не могла расстаться с книгой потому, что та содержала неразрешимую загадку. Северянка и дочь рыцаря — конечно, она вдоволь слышала о войнах и жестокости. Видела смерть отца. Сама умирала от яда… Однако не могла даже заподозрить существования того, о чем рассказывала книга. Это не была просто жестокость, и не ненависть, и не убийство, не пытки… а нечто куда более темное, чему нет названия. Когда это появилось в мире, он изменился. Мир больше не будет таков, каким девушка его знала. Она не могла ни понять, ни осмыслить перемену, ни смириться с нею. И книга притягивала внимание, как человек, пораженный страшной и неизвестной хворью.