Она вздохнула.

— Вы темните, капитан. Теперь и вы тоже… Ладно, ступайте.

Он попытался выполнить приказ, но не смог: ноги не понесли к двери. Так и замер, таращась, как дурак.

— Ваше величество… поверьте, я совсем не темню… Просто не хотел говорить то, что вы не хотите слышать. Было бы неправильно — без приказа-то.

— А чего я не хочу слышать?

— Ну… ваше величество, мне подумалось… леди Тальмир, возможно, права.

Ее глаза неприятно сузились:

— В чем права, тьма сожри? Что нам стоит делать зелья из трупов⁈ Или что я должна по первому капризу фрейлины давать ей земли и титулы⁈

— Виноват, ваше величество. Мне показалось, что вы повелели говорить. Простите, я не так вас понял.

— Нет, вы поняли верно. Я приказываю, капитан: объясните! Лейла Тальмир пыталась подкупить меня омерзительной дрянью. В чем ее правота⁈

— Ваше величество, ну… если брать по военной науке, то всегда лучше иметь сведения, чем не иметь. Разведка всегда полезна, какие бы ужасы она не открыла. Знаешь, чего ждать — сможешь подготовиться.

— Подготовиться — к чему? К миру, где лучшими солдатами становятся отбросы, испившие крови мертвеца? Я не могу и не хочу готовиться к этому. Надеюсь, Праматери разделят мои взгляды и не допустят такого будущего!

— Ваше величество, если кровь этой покойницы имеет силу, то нам стоит хотя бы забрать и сжечь труп, чтобы не достался каким-нибудь колдунам. А если кровь не имеет силы, то мы просто обретем покой. В любом случай, эксперимент будет полезен…

— Хотите выпить? — Минерва тронула шприц носком туфли.

— Ваше величество, боюсь, что и здесь фрейлина права: испытав на одном из ближних вассалов, вы навлечете на себя подозрение.

— Тогда к чему вы ведете? Найти преступника в темнице, влить в него кровь колдуньи… Тьма, чем я буду лучше Мартина Шейланда!

Капитан мотнул головой:

— Я не об этом, ваше величество… Я вот о чем: простите леди Тальмир. Она не желала вам зла.

— Напрасная уверенность! Вы просто не слышали наш прошлый разговор. Фрейлина попросила у меня много денег и ленное владение с титулом. Попросила так настойчиво и жестко, что вернее сказать — потребовала. Отказалась назвать причины. Единственное объяснение звучало так: «Миледи, это лично моя тайна». Затем опустилась до подслушивания! Сидела у какой-то щели и слушала мой разговор! Могу ли я знать наверняка, что фрейлина все еще служит мне? Возможно, она уже продалась кому-то, или стала жертвой шантажа. Может, затея с кровью — вовсе не ее задумка, а чья-то провокация. Кто-то из моих врагов, возможно, только и ждет, что я соглашусь, а после обзовет меня колдуньей и подругой Кукловода!

Шаттэрхенд оробел, как и всегда, встречаясь с логикой Минервы. Владычица мыслила слишком изощренно, изо всего умела сделать выводы, притом абсолютно логичные. Однако сегодня именно в безупречности ее мышления капитан чувствовал изъян. Нечто о том, что люди — не Праматери. Люди ошибаются, делают глупости и подлости, часто вовсе не со зла, не по расчету, а лишь потому, что далеки от идеала. Прощать стоит не только тогда, когда есть на та рациональные причины. Прощение — единственный способ принять свое и чужое несовершенство; не прощать — значит, спорить с богами и отрицать человеческую природу.

То была слишком мудреная мысль для капитана гвардии, он не осознал ее полностью, а лишь прошел по краю, и тщетно стал искать слова, чтобы выразить. А владычица тем временем сказала:

— Впрочем, другое хуже всего… Вы правы: вряд ли фрейлина переметнулась, не такой она человек. Но простить ее все же не могу. Я слишком устала прощать, вот в чем дело. Слишком многие причиняли мне страшное зло: Сибил Нортвуд, приарх Альмера, братья Шейланды. И всякий раз я не могла воздать им по заслугам. Сибил исчезла, приарх недосягаем, Шейланды под защитой Ориджина… Всегда есть весомая причина, вынуждающая стерпеть, утереться, сделать вид, будто простила. Как же я устала от того, что слаба, а враги — безнаказанны! Если есть в человеке запас прощения, то мой исчерпан до дна. Серебряный Лис выпил последние капли. Скорее всего, фрейлина виновна лишь в том, что выбрала неудачный день для своей выходки. Но даже эту малую оплошность я не могу простить.

Столько горечи звучало в словах Минервы, что душа капитана наполнилась сочувствием и гневом. А следом пришло бессилие: ничего тут не поделаешь. Да, все так и есть, это скверно, но против правды не попрешь. Жизнь часто горька, и самое мудрое, что можно сделать, — смириться с нею.

— Да, ваше величество, — осторожно сказал Шаттэрхенд, чувствуя разом свою правоту, слабость и трусость.

— Благодарю, капитан. Очень ценно, что вы меня поняли… Ах, да: само собою разумеется, найдите и устраните возможность подслушивания.

— Конечно, ваше величество.

Он забрал шприц — не оставлять же эту дрянь, — и ушел.

Капитан не знал, что делать с бессильем и тоскою. То и другое он ощущал очень редко, и по неопытности не имел защиты. Вполне возможно, демон тоски еще долго терзал бы его и побудил бы напиться вдрызг или с кем-нибудь подраться. Но, к счастью, капитана отвлек неожиданный рапорт:

— Лейтенант Август Мейс по поручению капитана Уитмора. Имею устное сообщение для владычицы.

Этот молодой лейтенантик был самым прославленным неудачником лазурной гвардии: рота под его командованием потеряла достояние Династии. Преступных действий Мейса протекция не обнаружила, потому его не вышвырнули к чертям, но и ничего важного больше не поручали. Мейс был оставлен при дворе из жалости.

— Какое еще сообщение? Вы не можете знать ничего, что достойно ее ушей!

Лейтенант повторил:

— Капитан Уитмор передал известие. У него для ее величества крайне важные сведения.

— Давайте пакет.

— Сообщение устное. Капитан Уитмор не доверился почте.

— А сам он где?

В отличие от Ме йса, Уитмор был добрым служакой, но крайне не вовремя выпил чаю. Отравился, месяц пролежал в лазарете, а потом взял долгий отпуск по состоянию здоровья и отбыл в свое имение.

— Капитан Уитмор в Маренго. Он просит ее величество тайно приехать туда. Сведения исключительно важны, можно только с глазу на глаз.

Шаттэрхенд уточнил:

— Вы с ним, как бы сказать вежливо, очумели? Он дал себя отравить, ты спустил триста Предметов, а теперь вы думаете, что можете о чем-то просить ее величество!

Мейс покраснел до корней волос:

— В них-то и дело. Ну, в Предметах. Мы кое-что смогли…

— Вы нашли Предметы⁈ Быть не может!

— Не нашли, — согласился Мейс. — Но правда, ее величеству лучше приехать в Маренго. Клянусь Праматерью, она не пожалеет. Капитан Уитмор и майор Бэкфилд едут туда из Альмеры, они располагают…

— Бэкфилд будет в Маренго? — Один звук этого имени развеял тоску Шаттэрхенда. Бессилие растаяло, как туман. — Я доложу императрице. Надеюсь, она не откажется от путешествия.

Май 1775 г. от Сошествия

Спустя три дня

Маренго, дворец Тишины

Мелкого гада звали Птичник. Был этот парень дворянином, еще и первородным, да с дипломом из Университета: шутка ли — заведовать всею почтой летнего дворца! Носил тройное имя — свое, мамино, бабкино. Однако был он мелкий гад, и звали его Птичник.

— Здоров, приятель, — бросил ему Бэкфилд, а сам плюхнулся в кресло. — Устрой мне винца.

— Сию минуту, господин майор! Только скажу, как рад вас видеть, и сразу же налью. Вам какого — белого, красного?

— Мне — лучшего.

Мелких гадов (в отличие от гадов крупных) майор Бэкфилд не уважал ни капли. Питал к ним заслуженное презрение, хотя порою видел их полезность. Нынешний случай был именно таков.

— Вот, господин майор: амино из Леонгарда, пятилетняя выдержка, самое лучшее!

Небрежным движением Бэкфилд смахнул бокал на пол.

— Амино — дешевка. Дай то, что пить можно.

— Виноват, у меня же не винный погреб… Имею что имею, а чего нет — того не найду…