…Любопытное дело: все это время Птичник что-то там бормотал. Бэкфилд жевал, пил и крутил в уме, как здорово все получилось, а Птичник все щелкал клювом, не заботясь о том, слышит ли майор хоть слово. Сполна насладившись своими мыслями, Бэкфилд вспомнил о Птичнике.

— Теперь, приятель, пора взяться за дело.

— Как, вы пришли по делу? Какое разочарование! Я-то думал, между нами приятная дружеская встреча…

— Конечно, дружок. И чтобы стало еще приятнее, ответь: случилось то, чего я ждал?

— Сполна случилось! В январе пришло два письма, еще одно — в феврале.

— Ты ответил, как я велел?

— Уж конечно! Я не подвожу друзей!

— Запечатал гербом?

— Ясное дело. Не первый день на свете живу.

— Письма у тебя?

— Где ж еще им быть.

— Давай сюда.

Птичник откашлялся:

— Господин майор… я не хочу показаться меркантильным или алчным… Спрашиваю из чистой справедливости: не полагается ли мне награда?

Бэкфилд взял его за грудки:

— Приятель, ты мне должен. Не забыл?

— Нет, господин майор.

— Крепко помнишь?

— Да, господин майор. Но, простите… письма-то ценные… очень ценные. Я ими, пожалуй, искупил-то свой долг, да с лихвой. Вот эту лихву — не вернете ли?

Бэкфилд прижал Птичника к стене и втолковал доходчиво:

— Пойми меня, гаденыш. Письма ценные, но они — не твои. Их прислали потому, что я сделал кое-что. Я знал, что они придут, и сказал тебе, что ответить. Ты только написал вместо меня. Понимаешь, что к чему? Ты всего лишь выполнил мой приказ. И следующий выполнишь, и следующий, и еще один — пока долг не будет погашен.

— А… когда он будет погашен?

Бэкфилд отнял письма и сунул в карман.

— Когда я так решу.

Он вышел из голубятни, сияя и блестя. С такими письмами да с покровительством — Бэкфилду обеспечена и карьера, и чин, и столица. Да что угодно! Даже Ориджин забудет свои дурацкие обиды. Он ведь умный человек — иначе б не победил владыку. А умный человек думает головой и умеет отличить выгоду от…

— Майор, что вы забыли на голубятне?

Здоровяк в синем плаще возник на пути — капитан Шаттэрхенд, командир столичной лазурной роты, прихвостень Минервы. Бэкфилд терпеть не мог офицеров, которые выслуживаются перед владыкой — особенно тех, которые делают это успешнее, чем он.

— Лейтенант Шаттэрхенд… простите, капитан. Забыл поздравить вас с повышением в чине.

— Благодарю, майор. И все же — что делали в почтовом ведомстве?

— Даже не представляю такой статьи устава, где сказано, что это вас касается.

— Пожалуй, не касается. Но вы ведете себя странно: только вышли от владычицы — как сразу в голубятню. Кому вы послали письмо? Что в нем?

Благодушие Бэкфилда начало уступать место гневу.

— Тьма сожри, капитан! Вы следили за мной⁈

— Никак нет. Я последовал за вами лишь затем, чтобы задать вопрос. Но вы так спешили на почту, что я отстал. Решил подождать вас тут. Ожидание затянулось, и я имел время задуматься. Теперь новый вопрос заботит меня сильнее прежнего: кому вы так срочно отправили послание?

— Подите к черту.

Бэкфилд решительно двинулся дальше. Шаттэрхенд заслонил ему путь. Они столкнулись, капитан оказался крепче, майор отлетел на шаг.

— Шаттэрхенд, ради Темного Идо, дайте дорогу! Иначе…

Бэкфилд бросил руку на эфес. Мундир сдвинулся, потревоженный этим рывком, и из кармана показался уголок письма. Взгляд капитана прилип к нему.

— Вы не отправили письмо. Вы перехватили чужое! Именем Короны, я требую отдать его!

— Убирайтесь, капитан.

— Вы поступили низко с этим Инжи и его крохой. Вы обманули Уитмора и Ворона. Ручаюсь: сейчас у вас на уме новая мерзость.

— Если желаете проучить меня — пришлите секундантов, поговорим на рассвете. А сейчас — прочь с дороги, я спешу.

Шаттэрхенд помедлил — наверное, взвесил шансы напасть на майора и остаться не только живым, но и любимчиком владычицы. Шансы были — так себе. Капитан сделал шаг в сторону, Бэкфилд прошел мимо, на всякий случай готовый к атаке. Шаттэрхенд сдержался. Оставив его за спиной, майор растянул губы в ухмылке. Капитан — не крупный гад и не мелкий, он вообще не гад, потому нет смысла опасаться его.

— Майор, есть только один способ, как вы могли появиться на свет. Праматерь Люсия спала с холопами. И с шаванами. И с их рабами.

Бэкфилд не принимал решения. Он услышал голос капитана, понял смысл — и миг спустя рубил наотмашь. Капитан отбил, шагнул вбок, атаковал с фланга. Бэкфилд легко отразил удар, увел в сторону вражеский клинок, ринулся в брешь защиты. Капитану пришлось отступать, а Бэкфилд атаковал и давил, загонял в угол. Капитан сделал финт, ударил по ногам — но он слишком силен, а значит, медлителен. Бэкфилд перепрыгнул вражеский клинок, пнул капитана, отбросил к стене. Клинок сверкнул молнией — смертоносный прямой выпад…

Уже лежа на полу Бэкфилд понял: подлец капитан спланировал все. Здесь слишком тесно, он это учел. В решающий миг прыгнул в сторону, клинок Бэкфилда вонзился в стену — и на миг застрял в штукатурке. Капитан хлестнул его по лицу, майор упал, выронив оружие, и капитан пригвоздил его к полу.

— Подонок, — прохрипел Бэкфилд, — подлец!

— Я? — удивился Шаттэрхенд. — Отдайте письма.

— Нагнись и возьми.

Не вынимая клинок из раны, капитан шатнул его влево-вправо. Судорога боли пронзила тело майора.

— Ваша рана пока не смертельна. Но это легко изменить. Письма, майор!

Левою рукой — правую он не чувствовал — Бэкфилд вынул из кармана конверты. Капитан взял их, одной рукой раскрыл, вторую держа на рукояти шпаги.

— Благодарю. Вернемся к моему исходному вопросу…

Краем глаза капитан скользнул по листу, зацепился за какое-то слово, возможно — имя. Зрачки расширились.

— Ого!.. Пожалуй, мой вопрос снят. От лица Короны благодарю вас за подарок.

Май 1775 г. от Сошествия

Тот же день

Маренго, дворец Тишины

Крошка Джи не очень-то испугалась. По крайней мере, не за себя.

За короткую жизнь особенной беды ей не выпадало: умереть — не умерла, болеть — не болела, руки-ноги не ломала. Частенько сидела голодной, но привыкла, считала — так и нужно. Потому Джи верила: Праматери ее любят, и ничего слишком плохого с нею не стрясется, даже в темной запертой комнате.

Взрослые — другое дело. С ними все время случалась беда. Папа исчез сам собой, маму забрал мор. Крошку приютили тетя с дядей, но у них сперва сгорел дом, а потом их убил страшный человек по имени Лед. Тогда у Крошки появился дядя Инжи. Он был, наверное, лучшим из всех — даже лучше папы. За него Крошка очень сильно боялась. Взрослые всегда исчезают…

Оказавшись взаперти, она мало времени потратила на слезы. Когда Джи вырастет, станет пираткой, а пираты не плачут почем зря. Она протерла глаза, осмотрелась: было темно, лишь слабенький свет входил сквозь оконце. Наверное, я в темнице, — подумала Джи и взбодрилась от этой мысли. Пиратов сажают в темницы, и дядя Инжи бывал в темнице. Интересно, каково тут! Она обошла и осмотрела темную комнату — ощупала ладошками. Ничего особенного тут не нашлось. Большая недетская лежанка, стул, доска на стене — вместо стола, и ведро — вместо ночного горшка. Странно, что о темницах так много говорят. Ничего тут интересного, скука.

Тогда Джи решила выглянуть наружу. На двери имелось малое решетчатое оконце — выше головы девчушки. Не беда — есть стул. Подтащила его, взобралась, выглянула. Там был коридор, освещенный одной лампой. В противоположной стене виднелись две двери с решетками — одна слева, другая справа.

— Дядя Инжи! — позвала крошка.

Она помнила, как злая барышня сказала: «Вниз его», а потом: «Ее тоже вниз». Если низом злюка называла темницу, то дядя Инжи — тоже где-то тут. И верно: за правой дверью раздался шорох, в решетке показались усы.