– А сейчас?

– Почем мне знать? Я тебе не Светлая Агата… Но рассуждаю так: Салем – человек известный, о нем все знают. Если Зуб с Доджем таки доберутся до владычицы, она их непременно спросит: «Где Салем из Саммерсвита?» Они ж не смогут ответить: «Ваше величество, мы его придушили втихую», – тогда конфуз выйдет. Так что Салем нужен им живой…

– М-да…

Джо проехал еще десяток ярдов и натянул поводья.

– Мы вернемся за ним.

– Э!.. – Весельчак ухватил его за плечо. – Э, э! Ты что надумал?! Это плохая мысль, слышишь? Изо всех мыслей на свете – самая гробковая!

– Да, но мы все же вернемся.

– Джо, дружище, тебя сегодня дважды чуть не убили. Дважды за один день! Это даже для тебя чересчур! Подумай: дома матушка ждет, поди, плачет от тоски. А Луиза тебе дело предлагала – хорошее дело, и Луиза тоже ничего. И деньжищ у тебя полон карман! Так и потратить не успеешь – обидно же!..

Джо дал приятелю выкричать возмущение, а после сказал:

– Ты советовал не возвращаться к Аланис – я послушал. Ты говорил не ехать послом к Ориджину – я не поехал. Ты говорил зря не лезть в драку – я не лез. Сегодня на моих глазах убивали парламентеров стрелами в спину – я стоял и жевал сопли. Очень благоразумно, как ты учил. Но мы с тобой забыли одно обстоятельство: я все еще сын рыцаря. Хороший человек – мой друг – остался в беде. Если брошу его, как посмотрю в глаза отцу?

* * *

Самое уязвимое место лагеря – отхожая яма. Нет точки лучше для ночной атаки. В любой темноте найдешь ее без труда: смрад разносится на четверть мили. Яма находится вне лагеря, но легко доступна изнутри – значит, представляет дыру в обороне. Часовые проходят ее быстрым шагом, не глядя. А солдаты, сидящие на яме, – вообще не сила. Что может человек со спущенными штанами?

Северяне, как помнил Джо, разными способами залатывали эту брешь в периметре лагеря. Выставляли вокруг ямы двойную стражу – понятно, из числа солдат, провинившихся за день. Каждые два часа посылали бригаду засыпать фекалии землей, чтобы ослабить запах. Придумывали пароли для ночных походов в нужник. Забудешь словечко – в лагерь до рассвета не вернешься, останешься ночевать у смрадной канавы.

Но повстанцы – не северяне, бдительность – не их достоинство. Джо с Весельчаком привязали коней в поле, проползли пару сотен шагов, целясь на запах, – и оказались у заветной ямы. Дождались минуты, когда никого не было рядом, поднялись, шумно помочились в канаву – и спокойненько пошли в лагерь. Пара часовых все же попалась на пути, один страж даже раскрыл было рот, но Весельчак вытер руки о собственные портки, и все вопросы отпали. Кто идет, откуда, зачем – как будто неясно?

Без труда миновали стенку из телег, в которых дремал ночной караул, вошли в стан Подснежников. Повсюду из палаток и шалашей неслось сопение и храп, лагерь сладко, безмятежно спал. Редко где еще потрескивали костры и шуршали голоса засидевшихся у огня; вдалеке кто-то тихо напевал…

– Кх-кхм.

Звук кашля целился прямо им в спину. Джо и Весельчак обернулись. Бродяга сидел на мешке, спиной привалившись к колесу фургона.

– Наконец-то дождался. Чуть меня сон не сморил…

– Ты ждал нас?

– Кого же еще?

– Почему здесь?

– Так нужник же. А вы ветераны – знаете, где войти в лагерь.

Джо понизил голос и опустил руку на эфес, на всякий случай:

– Ты разве не за Зуба?

– Никогда за него не был. Но и переть напролом – дурная идея. Нужно все обстряпать тихо, вот как я думаю.

Джоакин присел рядом с ним, спросил шепотом:

– Хочешь убить его?

– Хочу, да нельзя. Мещане обидятся, отомстят. И потом, нужен козел отпущения. Когда дойдет до суда – а непременно дойдет – владычица захочет вздернуть тех, кто убил гвардейцев. Вот Зуб и пригодится.

– Тогда что?

Бродяга шепнул в ответ:

– А сам-то что? Зачем вернулись?

– Спасти Салема.

Бродяга развел полы плаща. На его коленях лежали скрещенные два искровых самострела. Один он протянул Джоакину.

– Поддерживаю твою идею.

– Где его заперли?

– В фургоне с казной, я покажу.

– Сколько охраны?

– Дюжина молодчиков.

– А нас трое?

– Есть еще Лосось и Билли – они ждут на месте. И все крестьяне-путевцы за нас, но сейчас не хочу их втягивать. Поднимется шум, начнется резня. Лучше тихо.

– Согласен, – кивнул Джо.

Переглянулись, еще раз кивнули друг другу. Встали и зашагали через спящий лагерь. Тишина сладко посапывала тысячей носов… Джоакин подумал мимоходом: будь генерал Гор мстительным ублюдком, вернулся бы и атаковал. Сейчас. Голых, храпящих, завернутых в одеяла, как младенцы в пеленки… Но если Гор – ублюдок не только мстительный, а и осторожный, – то сейчас он марширует в Фаунтерру, чтобы вернуться, ведя не два полка, а все силы Короны.

– Слушай, Трехпалый, – спросил Бродяга, – я все пытаюсь вспомнить: откуда тебя знаю? Никогда не имел ни одного знакомого без пальцев – а все ж ты мне кого-то напоминаешь.

– Та же история, – ответил Джо. – Не было у меня хромых приятелей, но тебя знаю откуда-то.

– Я держал пивную в Уайтхилле на Торговом Тракте. Может?..

– Не был я там… А при Лабелине ты стоял?

– Боги миловали… А в паломничество к Бездонной Пропасти не ездил?

– Какой из меня паломник!.. А ты, может, в Печальном Холме бывал? Или в Альмере, во владениях Бройфилда?

– Ни там, ни там…

Весельчак шикнул на них:

– Идите тихо, ради Глории.

Они умолкли. Но вскоре сам же Весельчак шепнул:

– Как мы это сделаем?

– Кто стоит на страже? – спросил Джо. – Молодчики, верно?

– Ну, да.

– Чему мы их учили?

– Держать копье и щит, ходить строем.

– А чему не учили?

Весельчак не понял:

– Чему?

– Караульной службе.

* * *

У Чарли Теленка был отец. Это само по себе не ахти какое диво: много у кого есть папанька. Вся штука в том, каков он.

Гарри Бык – отец Теленка – был молчуном. Не затем мужчине язык, чтобы мести, как помелом. Скажешь два слова – все услышат и зауважают, а скажешь двадцать – будешь бабой. Потому с сыном Гарри почти не говорил, однако требовал железного подчинения. Из пары отцовских слов, процеженных сквозь зубы, Теленок должен был точно угадать волю родителя и мгновенно выполнить, иначе оказывался бит. Ручища отца была тяжелой и беспощадной. Гарри Бык промышлял выделкой кож. За многие годы работы его ладони выдубились до твердости древесной коры.

Чарли Теленок был единственным сыном Гарри и состоял при нем чем-то вроде подмастерья. Обычный подмастерье может за пять-семь лет обучиться ремеслу, выполнить зачетную работу и войти в гильдию мастером. Теленок не имел такого шанса: отец считал его кромешным дураком и близко не подпускал к самостоятельной работе. Что бы ни делал Чарли, он делал только по приказу отца. И то часто ошибался, ведь не всегда мог с пары слов понять задачу.

Вот прошлой осенью гостил в доме Гарри Быка проезжий торговец с дочкой. Поглядев на них, Гарри сказал сыну: «Ничего деваха». Чарли воспринял это как приказ и выполнил. Даже с удовольствием, ведь дочка торгаша действительно была ничего, а у Чарли редко ладилось с девицами. Словом, он заманил ее на задний двор и оприходовал. Девка в слезах побежала к торгашу, тот пожаловался Быку, а тот так отметелил Теленка, что ни сесть, ни встать без стона. Оказалось, сын ошибся: Бык приказывал что-то другое. Что именно – Чарли так и не узнал.

А позже в город зачастили сборщики подати. С ними всегда говорил отец, Чарли не встревал, потому долго не замечал беды. Только всякий раз исчезали из мастерской лучшие шкуры, а матушка день ото дня стряпала все хуже. «Есть не могу, – рычал Бык. – Не лезет в глотку!» И Чарли начинал ненавидеть мать: ведь правда, разве можно кормить мужиков пресной кашей? Сдурела она, что ли?!

Но однажды сборщики подати подрались с отцом из-за кожаной куртки. Бык был здоров, но сборщики навалились втроем, отходили его дубинками и забрали куртку. «Сволочи проклятые», – выцедил Бык, корчась на полу. Теперь-то ошибки быть не могло, приказ совершенно ясен. Чарли погнался за сборщиками и настиг на площади, где как раз затевалась потасовка. Зубной лекарь по прозвищу Зуб кричал что-то вроде: «Бей гадов!», и Чарли сразу понял, кто здесь гады. Первым добрался до фургона сборщиков, вытащил наружу стрелка-арбалетчика и разбил голову о мостовую. Потом отыскал в фургоне ту самую куртку, прихватил еще пару серебряных кубков (очень уж понравились!) и отнес отцу. Гарри взял, но потребовал отчета, и Чарли рассказал, как все было. Вот тогда он познал самую жестокую несправедливость за всю свою жизнь. Гарри Бык всегда был суров, но в большинстве случаев бил Теленка за дело. Теперь же сыну досталось ни за что! Он же так хорошо выполнил приказ: прикончил одного из гадов и вернул похищенное, еще и с прибылью!