– Ну, как куда? Ты ж к матери хотел – вот и везу. Я так понял, она живет в Печальном Холме, что в Южном Пути?..

Джо неудобно запрокинул голову, чтобы увидеть Весельчака. Тот ехал рядом, одной рукой придерживая поводья Сударыни. Больше никого на дороге не было.

– Сейчас вечер?

– Он самый.

– Я что, весь день провалялся?

– Угу.

– Странно. Я думал, от искры быстро отходят, если не умирают.

– Тебе потом еще обухом довесили.

– Каким обухом?

– Знамо каким – от топора.

Лишь теперь Джоакин заметил, что болит не только живот, но и голова. В темечке словно камни перекатываются при каждом шаге кобылы.

– Меня ударили топором?!

– Ну ясно, что не приласкали. Хотели бы погладить – взяли бы шерстяную варежку. А топор подходит, чтобы бить.

– Кто?

– Один из этих…

– Из этих?

– Или из тех. Я их плохо различаю.

– Так, приятель. Во-первых, остановись и дай мне сесть в седло. А во-вторых, расскажи толком, черт возьми!

Весельчак остановил коней и стащил Джо на землю. Тот поднялся, взобрался в седло. В первый миг голова бешено закружилась, пришлось вцепиться руками в гриву, чтоб не упасть. Потом отпустило, стало легче. Тогда Джо заметил, какая стоит вокруг безбрежная – аж до самого горизонта – тишина. Поля, сумерки, тишь… И ничему не видно края – ни полям, ни тишине, ни наступающей ночи. Еще утром проснулись в бродячем городе на сорок тысяч жителей, а теперь – вдвоем среди полей, как на лодчонке в океане. Жутковато делалось от необъятной этой свободы.

– Давай уже, рассказывай! – поторопил Джо, нарушая тишину.

Весельчак рассказал.

Джоакина приволок в лагерь Бродяга. Именно приволок – мешком по земле. В одиночку поднять не смог, а помощников не нашлось. Все были заняты одним общим делом: пытались опомниться. Зуб с Доджем уложили четверых гвардейцев за секунду. Салем арестован, его – руки за спину – ведут молодчики. А в полумиле стоит императорское войско, и с минуты на минуту одно из двух: ринется в атаку или наутек.

Весельчак не зря служил оруженосцем – хорошо понимал, что в жизни главное, а что чепуха. Смена вождя, будущая битва, искровая перестрелка – это все мелочи, а важно – здоровье сюзерена. Потому он, ни на что не отвлекаясь, уволок Джоакина в шатер, выдернул стрелку (она застряла в кольчуге и только обожгла кожу), перевязал рану, уложил Джо набок (чтобы тот не захлебнулся, если изволит блевать), а потом еще облил водой из ведра. Зачем? Ну, подумалось, что так будет лучше. Холодненькая водичка всякого в чувства приведет. Джо не то, чтобы очнулся, но пошевелился и застонал. Весельчак счел долг оруженосца выполненным, и вышел поглядеть, что творится в лагере. Решил так: если началось сражение, нужно уносить ноги. Ведь гвардейцы-то подумали, что у Подснежников искры пруд пруди, потому напугались. А самострелов-то всего дюжина, с таким вооружением, в случае битвы, ждут бунтарей верные гробки-досточки. Потому выйдя из шатра, Весельчак направился не куда попало, а прямо за лошадьми. Но по дороге обратил внимание: народ больно радостный. Все кричат не то «Слава!», не то «Искра!», не то, как обычно, «Честный налог!» Он спросил и узнал: искровики отступили! Генерал Гор решил избежать боя. То бишь, говоря по-простому, струсил!

Весельчак порадовался со всеми вместе, тоже крикнул: «Слава!» – чтобы из толпы не выделяться. Но лошадей все-таки оседлал и привел к шатру. Дураком он не был и быстро понял, кто угостил Джоакина искрой. Благо, стрелка-то заметно отличается от гвардейской шпаги. Весельчак думал: Джо не захочет дальше служить парням, которые всадили ему искру в кишки. Очнется Джо, скажет: «Убираемся отсюда! Седлай коней!», – а Весельчак ответит: «Вот они. Так и знал, что пригодятся». Но когда подошел к шатру, услыхал внутри какой-то шум. Сдавленное пыхтение, возню – ни дать, ни взять парочка любится. Но среди Подснежников у Джо имелась лишь одна знакомая барышня – Луиза, – да и та уехала. А если бы вернулась, то, при ее темпераменте, не стала бы тихонько терпеть, а заголосила по полной… Словом, Весельчак заподозрил неладное. Осторожно отклонил полог и заглянул, держа руку на кинжале.

Один из этих сидел на животе раненого, второй зажимал лицо Джоакина свернутым одеялом. А третий стоял у входа на страже, и сразу увидел Весельчака, как тот ни старался войти незаметно.

В долгом пути из Альмеры Джо каждый вечер учил оруженосца обращаться с кинжалом, убеждал: «Когда-нибудь это спасет тебе жизнь». Весельчак вечно спорил: «Мозги спасают, а не железо. Надо ум в голове иметь, тогда убережешься». Но прав оказался Джо: спас кинжал, не голова. Убийца махнул тесаком, но промазал: Весельчак быстро упал на колени и ткнул ножом в пах врага. Тот упал, визжа, как свинья, и двое других оставили жертву, поднялись навстречу Весельчаку. У обоих имелись топоры. «Они здесь! Сюда, братья!» – крикнул Весельчак наружу, будто бы призывая помощь. Но хитрость не сработала – молодчики были слишком тупы, чтобы на ходу изменить план. Решили драться – и ринулись в драку.

Весельчаку немножко повезло – не зря каждое утро молился Заступнице. Один убийца оказался слишком рослым и при махе задел топором ткань шатра. Удар замедлился, Весельчак успел отшатнуться и всадить кинжал в бок противника. Но другой не зевал – пнул Весельчака в колено, и тот грохнулся на пол. Убийца занес топор.

Вдруг со всей ясностью раздался голос Джоакина: «Миледи, вы в опасности!» Это было так внезапно и несуразно, что оба – убийца и Весельчак – обернулись к раненому. Джо стоял на четвереньках и пытался выхватить искровый кинжал, но едва отрывал руку от земли, как сразу падал. «Сдохни, лорденыш!» – сказал убийца и саданул его по голове. Обратным движением – обухом.

«Оружие имеет инерцию, запомни это, – когда-то учил Весельчака Джо. – Чем мощнее клинок, тем он медленнее. После выпада врага с тяжелым мечом получаешь секунду времени». А топор-то всяко тяжелее меча, – рассудил Весельчак и бросился в атаку. Не поднимаясь, перекатился врагу под ноги и пробил ножом лодыжку. Джо и тут был прав: убийца не успел поднять топор, как рухнул с подсеченным сухожилием.

Вот так все и было. Помощь Глории-Заступницы, уроки Джоакина и короткий клинок. А разум включился лишь потом и сказал Весельчаку: надо убираться! Если Зуб всадил в Джоакина стрелу, то он же и послал этих троих. Ждет их теперь с докладом: «Все сделано, хозяин, досточки выструганы!» Но их все нет. Зуб заподозрит что-то и пошлет новых гадов проверить, куда делись старые гады. Потому Весельчак бросил шатер, быстро собрал самые ценные пожитки, закинул Джо на коня, сам сел в седло – и убрался поздорову. Погони за ним не было. Видимо, Зуб не жаждал именно смерти Джоакина – исчезновение с глаз долой его тоже устроило.

– Выходит, ты меня спас? – спросил Джо.

– Ну, или ты меня своими уроками. Это как посмотреть.

– Я твой должник. Без тебя уже лежал бы в земле.

– Не буду спорить, с тебя причитается.

– А что с Салемом?

– Как что? Посадили под замок. Выбрали самый прочный фургон – в котором казна хранится. Туда запихнули вождя, заперли, поставили стражу. Всем говорят, что Салем не в себе, как просветлеет рассудком – так и выйдет на свободу.

– И люди верят?

– Мещане – да. Они и раньше считали, что Салем того, блаженный. А крестьяне сомневаются, но горожан больше. Поди не поверь, когда трое на одного…

Помолчали немного.

Сумерки совсем уже сгустились, только полоска багровела над краем мира. Безлюдный темный простор. Унылое чавканье грязи под копытами…

– Заночевать бы где-то, – сказал Весельчак. – Без шатра на сырой земле как-то не того… А там вон, вроде, деревенька. Давай двинем туда, попросимся – авось примут.

– Авось…

– И жратвы бы недурно купить. Я ведь все побросал в спешке, а теперь кишки сводит. Это тебя искрой накормили, а я голодный остался.

– Угу…

– Ты о чем задумался, Джоакин?

– О Салеме. Говоришь, он жив?

– Днем еще был.