Джоакин ударил раз, второй, третий. Вогнал острие глубоко в доску, выдернул. Ударил снова — угодил в край доски, отщепил лучину. И третий раз — всадил так, что «дурак» наклонился.

Сержант Рука аж залюбовался. Но спохватился, прикрикнул, подпустив злобы:

— Не бей без приказа! Раз командую — раз коли, а не трижды! Считать не умеешь?!

Джоакин выдернул копье.

— Вот теперь — коли!

Стук — шатаются доски.

— Коли!

Стук — отлетает щепа.

— Коли!

Звяк! Острие бьет прямиком в шляпку гвоздя.

Тогда кайр смотрит на Джо с хмурым таким любопытством и говорит:

— Ко мне.

Парень подходит, поднимая копье к небу. Кайр обнажает меч. Хлопает себя ладонью по ребрам:

— Сюда.

Джо пытается понять, но не выходит, и он только смотрит на северянина:

— Милорд?..

— Сюда бей, — говорит кайр, тыча большим пальцем себе в грудь, чуть ниже серебряной пряжки, держащей меховой плащ на плечах.

Джоакин делает выпад. Медленно, осторожно. Кайр так же вяло отбивает — будто муху гонит.

— Бей, как надо, — говорит, и в голосе слышится угроза. — Покажи, что можешь.

Джо медлит. Переворачивает копье острием назад. Кайр делает шаг и кончиком клинка указывает Джоакину в пупок.

— Не станешь драться — выпущу потроха. Понял?

— Да, милорд…

— Теперь бей.

Джо целится острием копья. Сверкает пряжка — серебряная косточка, продетая в глазницы черепка. Плащ на кайре пушится песцовым мехом. Под плащом куртка — черная замша, белеет ворот сорочки. Никакого железа! Один удар — и северянин ляжет.

Вполсилы Джо бьет. Кайр отражает — ни один мускул не дрогнул, только меч взлетел вместе с рукою.

— Отберу твой краденый кинжал, — тихо говорит северянин, — на него твои же кишки намотаю. Бей, путевец! Хоть что-то ты умеешь?

«Тупой Южный Путь, — вдруг слышит Джо голос герцогини. — Всякий знает, что путевцы обделены умом…» Хоть что-то? Хоть умею? Бей, путевец? Так я ударю. Не жалуйся потом, мерзлая задница! Сам просил — так получай. Получай!

Джо бьет.

Меч взлетает дугою и отбрасывает копье.

Джо шагает вбок и бьет снова.

Меч отбивает — за дюйм от пряжки.

Джо бьет.

Блок — за полдюйма.

Он бьет — теперь уже со всею силой и скоростью. Прямо в глаз серебряному черепку. Получи, ледяшка! Получи от воина герцогини Альмера!

Удар. Блок. Удар. Блок.

За четверть дюйма. За пол-пальца. За волосинку.

Кайр не атакует, только защищается. Защита дается все труднее. Где та вальяжная скука! Горят глаза, бугрятся мышцы, пружинят полусогнутые ноги, отбрасывая корпус с пути острия…

Джо лупит — с куражом, азартом. Со времен боя в замке Блэкмор не чувствовал этого! Получай! Будешь знать путевца! Я не хуже! Я — воин, тьма тебя!..

Издали несется голос сержанта — тягучий, замедленный:

— Ты чтооо твооорииишь, скотиии…

— Сам свинья! — орет Джо. Вливает всего себя в острие на древке — и выстреливает в грудь северянину.

Свистит клинок. Трещит дерево. Отсеченный наконечник летит в сторону, в руках парня остается щербатая палка. На куртке северянина расходится прореха. Капля крови ползет по материи.

— Убью! Задушу, освежую, на потроха пущу! — вопит Рука Додж, подбегая к парню. Напарывается на взгляд кайра, умолкает, хлопает глазами.

— Сделай этого мастером, — говорит кайр. — Пусть дотянет других до себя.

Вкладывает меч в ножны, чешет царапину на груди. Гаснет огонь в глазах, заменяется снегом. И все?.. Нет, и это все?.. Учить деревенщину держать копья?! Вот чего хочешь от Джоакина Ив Ханны?!

Он бы не сказал этого. Просто так — ни за что бы не сказал. Даже мысль не пришла бы… Но вот сейчас — с горящим еще в жилах азартом, с ладонью, аж стонущей от тоски по мечу!..

— Кайр, позвольте сказать.

— Говори, — отвечает северянин.

— Мне необходимо увидеть герцога.

Кайр клонит голову набок — так собаки делают, когда слышали слово, да не поняли.

— Мне требуется увидеть, — с расстановкой повторяет Джоакин, — его светлость Эрвина Софию Джессику рода Агаты.

— Ах, свинья плешивая!.. — с бульканьем вырывается из глотки сержанта.

Кайр уточняет, внимательно глядя в переносицу парню:

— Ты спятил, или как?..

— Кайр, у меня имеются сведения крайней важности. Считаю необходимым сообщить их герцогу, ибо они могут изменить ход войны.

— Ну, говори.

— Я не вижу его светлости, кайр.

Меч северянина вылетает из ножен, описывает дугу и замирает, наметив на шее Джоакина красную нитку. Мол, все тебе ясно, путевец?.. Нет, ледышка, не все!

— Кайр, я не хочу проявить неуважение или недоверие. Но сведения у меня очень особого свойства. Если герцог узнает, что я распустил язык, то снимет с меня голову. А раз так, то не все ли равно: вы — сейчас, или его светлость — завтра?

— Ты хочешь — потревожить милорда — неизвестно чем?

Кайр чуть сильнее прижал клинок. Капля крови скатилась в ямочку под кадыком.

— Эвергард, кайр. Я не могу больше сказать. Позволит его светлость — тут же расскажу, хоть с башни прокричу. Но заговорить без его позволения — все равно, что самому сложить голову на плаху.

Северянин отнял меч и рявкнул:

— В строй!

Тем днем история не получила продолженья.

Но следующим днем за обедом Весельчак толкнул Джоакина под ребро:

— Землица тебе, Дезертир. За тобой ледышка явился. А я говорил, что так будет…

Джо обернулся. Палец кайра указывал ему в лицо.

— Вставай, путевец. Идем.

* * *

Девять дней Джоакин пробыл в войске северян. Он-то дней особо не считал, но если сосчитать, то выйдет ровно девять. И вот надо же: за все девять дней он думал меньше, чем за девять минут, пока следом за кайром шагал между шатров, шалашей и навесов.

Аланис Альмера жива. Вся Империя считает ее покойницей, но герцогиня выжила. Значит, власть приарха Галларда — пустышка. Его враги дорого заплатят за такое известие. А ведь молодой Ориджин — по всему, враг приарха! Галлард заодно с Адрианом, Эрвин против Адриана — выходит, враги. А значит, в руках… в голове Джоакина — ценная штуковина. Вексель. Выложи на стол — и получай расчет. «Носите в памяти мои капризы и предъявляете к оплате, будто вексель…» Нет, лживое отродье, от тебя никакой мне платы не нужно! Замараюсь, если возьму. Но Эрвин София — другое дело. Я уже служу ему… но хочу служить иначе. Я — не какой-то там мужлан безрогий. Воин! В поединках проверен, крови пролил немало — и своей, и чужой. Из трудных переделок выбирался и своих хозяев вытаскивал. Аланис Альмеру со Звезды вернул!.. Говорят, она — далекая родня вашей светлости? Так сделайте то, чего не сделала она: оцените по заслугам. Дайте достойное дело, о большем не прошу! Дайте проявить себя — всем же лучше будет: и мне, и вам. Ну, если пожалуете рыцарство, тоже отказываться не стану. Очень уж рука по мечу скучает. По доброму холодному клинку, по шершавой оплетке на рукояти… вам ли не знать, милорд!

А не подлость ли я делаю? Ведь продаю… пусть не врагу и не за деньги… Так о чем тогда разговор?! Продажа — это за деньги! Галлард гору золота отвалил бы за твою уродливую головку, но к нему-то я не пошел! Иду к твоему соплеменнику… Агата может понять Агату — разве нет? Вот Ориджин, поди, и поймет тебя — с твоими-то капризами, со злобою, с ядом. Даст тебе что нужно, чтобы вернуть Алеридан… или не даст — мне какое дело! Я просто возьму то, чего достоин. Я сказал тебе тогда: без благодарности не уйду. Сказал? Ну и вот! Держу слово.

— Это он? — спросил другой кайр, преградив им дорогу.

— Он самый.

— Как зовется?

— Джоакин Ив Ханна.

— Оружие?

Теперь уже обращались к нему, и Джо отдал кинжал.

— Можете быть свободны, — сказал кайр кайру. Тот ушел, а новый встреченный, не потрудившись представиться, махнул Джоакину:

— За мной.

Миновали кордон: частокол из бревен, цепочка часовых. Внутри чище: дорожки не так разбиты, не каша, а слякоть. Ни навоза, ни копытных следов: кони остались снаружи, здесь только люди. Стояли шатры: пестрые, нарядные, как на турнирах; над каждым полоскались гербовые вымпелы. Большая палатка пыхтела в небо дымом — кухня. Парни в сером несли своим хозяевам еду на подносах, накрытую крышками — чтоб, значит, не остывала. Ишь…