С этими словами граф начал снимать с себя Предметы, чтобы передать приарху. Тот отступил на шаг, качая головой:

— Нет, граф, это вы должны быть первым! Ведь вы положили столько усилий на создание Абсолюта, а я лишь оказал малую помощь.

— Верно, ваше преосвященство. Но неважно, кто и сколько сил затратил. Боги сами решат, кому быть избранником.

— Да, милорд, решение за владыками подземного царства. Несмотря на все старания, они могут отказать вам в благосклонности и избрать меня. Но будет справедливо, чтобы вы хотя бы испытали удачу. Коль я буду первым, существует риск, что вы даже не взглянете в лицо богам. А вы сполна заслужили такое право.

Граф Виттор выдержал долгую паузу — и поклонился:

— С великой благодарностью принимаю вашу уступку. Для меня честь, что ваше преосвященство оценили мои старания.

Галлард ответил поклоном и дал знак начинать ритуал.

Гости заняли места на скамьях: Джоакин, Мартин, Лед и Аланис — на стороне Виттора, а Лаура, Пауль и вильгельминский аббат — на стороне приарха. Монахи взяли горящие свечи и торжественным шагом прошли к алтарю, встали двумя шеренгами по бокам от него. Местный уэмарский священник отдал архиепископу право вести службу, но тот ответил:

— Сегодня я испытуемый, а не служитель Церкви. В положенную минуту я только скажу слово. Править мессу будете вы.

Священник смиренно попросил совета, какие молитвы и фрагменты из писания подойдут наилучшим образом. Приарх, конечно, был готов к вопросу и назвал несколько священных текстов. Ветровые трубы на башне затянули полуденную песнь. Святой отец вышел к алтарю и начал главную молитву — «Укрепимся трудами». Гости склонили головы перед величием Праотцов и шепотом повторяли слова, озаряя себя спиралями.

Когда молитва завершилась, дьякон поднес святому отцу книги писания, в которых закладками пометил отобранные фрагменты. Священник раскрыл первый отрывок и нараспев принялся читать. С каждой строкой благоговение наполняло Джоакина. Он знал, что ныне — поворотный день. Прежде еще могли оставаться сомнения. Ведь как ни крути, а он, Джоакин, нарушал заповедь Вильгельма и стрелял Перстами в людей. Да, то были кайры — жестокие убийцы, волки в людском обличье, но все же на его совести осталось пятно. Однако сегодня сами боги благословят путь, избранный графом Шейландом и Джоакином! Приарх — святой человек, глава Церкви — уже сказал слово одобрения. Но затем свершится ритуал, и боги подземного царства утвердят свою волю. Это уничтожит все вопросы, больше никто не усомнится в праведности воинов графа!

Священник переходил от текста к тексту. Они были так удачно подобраны, что каждый укреплял веру, развеивал страхи, вдохновлял на подвиг. Джоакин наполнялся гордостью, слушая похвалы из уст самих Праотцов. Некогда граф спросил его: «Какой награды вы хотите?» — и Джоакин попросил Перст Вильгельма. Но теперь понимал: лучший приз — не Предмет, а само право служить святому делу, сражаться бок о бок с такими людьми, как Виттор Шейланд, Галлард Альмера, Рихард Ориджин! Джоакин сиял. Сегодня его мужество вознаграждено сполна!

Окончив чтение, святой отец уступил место приарху. Архиепископ вышел к алтарю, воздел сияющий посох и произнес краткую, вескую речь:

— Неведомо, как боги распорядятся нашими судьбами. Кто выйдет из этого храма избранником, кто понесет дальше знамя борьбы за праведное дело. Неважно, буду ли это я или граф Виттор Шейланд. Мы оба клянемся отдать все силы на служение Праотцам, беспощадно искоренять грехи и очищать наш мир от порослей порока! Да будут боги милостивы к нам!

Он повторно прочел главную молитву, но скомкал концовку внезапным приступом кашля. Прочистив горло, его преосвященство сказал:

— Честь быть испытанным первым принадлежит славному графу Виттору Кейлин Агне! А горькую чашу поднесет к его губам наш великий гость, странник из иного мира, известный как Гной-ганта и Праотец Пауль!

Праотец?! Джоакин чуть не упал со скамьи. Он назвал Праотцом этого бандита?! Нет, видимо, Джо просто ослышался. Приарха снова пробрал кашель, вот и почудилось — Праотец. Наверное, было сказано «полководец», или нечто в этом роде.

Галлард вернулся на место, а Пауль двинулся к алтарю. Как тут Аланис предприняла новую выходку:

— Господа, прошу вас: позвольте сказать и мне!

— Ни к чему, — отрезал Галлард.

Но она имела дерзость настаивать:

— Дорогой дядя и любезный граф Виттор, если я верно поняла, испытание может окончиться гибелью одного из вас. И я не получу иного шанса поблагодарить вас, а долг чести велит мне сделать это. Позвольте же мне исполнить долг!

Пауль пожал плечами:

— Я не против.

Граф Шейланд кивнул:

— Говорите, миледи.

Она прошла к алтарю, звонко цокая каблуками. Остановилась рядом с Паулем — стройная, черная как ночь, усыпанная звездами рубинов. Что-то екнуло в сердце Джо.

— Каждому из нас нужен ориентир, — начала Аланис. — Путеводный маяк, огонь во тьме. Таким ориентиром и образцом был для меня лорд-отец. Когда он погиб, я упала во мрак. Блуждала впотьмах, потерянная, сбитая с дороги. Я не понимала, для чего живу и куда иду — пока три человека не стали моими маяками. Вас, дядя, я знала с детства, но лишь недавно оценила по достоинству. Вас, Пауль, я открыла для себя весной и сразу была поражена вашими выдающимися качествами. А вы, граф, долго скрывались в тени, но ваши блестящие дела говорили сами за себя, и я заочно восхищалась их автором. Господа, я безмерно благодарна вам: вы дали мне ярчайший ориентир. Сегодня сказано много слов о важности благочестия, святых делах, борьбе с грехом — я полностью согласна с каждым. Но главный урок, преподанный вами, состоит в ином.

Она повернулась к Паулю и заговорила так, будто признавалась в любви:

— Есть очень мудрые слова, знакомые любому шавану. Они означают: «нельзя было иначе». Эти слова — лучшее мерило, которыми можно взвесить человека. Честен и благороден лишь тот, кто перед лицом смерти — чужой или своей — может сказать, положа руку на сердце: иначе было нельзя. Вы научили меня этому, милорды. А больше всех — вы, мой милый Пауль…

Аланис обняла его. С такою нежною страстью припала к его груди, что Пауль не удержал вздоха. Обхватил ее осторожно и трепетно, как величайшую ценность. Замер, боясь упустить…

— Тирья тон тирья! — произнесла Аланис Альмера.

И всадила нож в затылок Паулю.

Еще вдох и два, и три никто не осознавал увиденного. Просто что-то блеснуло — может лак на ее ногтях. И Пауль стоял как прежде, лишь слегка изменился в лице…

Потом он прохрипел: «Зачем?» — жуткий, загробный голос. Аланис шагнула в сторону, и Пауль рухнул на камни, забился в агонии. И вот теперь Джоакин был уверен в том, что видел. Рукоять стилета торчала под основанием черепа. Идовски точный удар — и абсолютно смертельный.

— Она его убила!.. — истошно завопил кто-то.

Словно по команде все пришли в движение. Граф Шейланд крикнул:

— Взять ее!..

Джоакин метнулся исполнять приказ. Лед вскочил на ноги, обнажив клинок.

Леди Лаура завизжала, хватаясь за голову. Приарх прокашлял:

— Лекаря… кха… лекаря!

За ним подхватили:

— Лекаря, скорее!

Кто-то помчал звать на помощь.

На хорах творилось безумство. Шаваны ревели: «Гной-ганта мертв!» — и рвались вниз, отталкивая друг друга. Один сиганул прямо через балюстраду, еще в полете выхватив кинжал. Но другие кричали в ответ:

— Гной-ганту мечом не убить! Он жив, он жив!

Джоакин крепко взял Аланис в захват — она и не думала вырываться. Пауль корчился у ее ног. Зубы скрипели, глаза белели навыкате, тело выгибалось дугой. Было ясно, что лекарь бесполезен: он умрет через минуту. Его разум уже мертв.

Джоакин бросил в ухо Аланис:

— Ненавидите всех, кто вас любит?

— Тирья тон тирья, — сказала Аланис, отчего-то глядя на графа Виттора.

Тот поднялся на ноги, но не двигался с места. Рассеянно хлопал глазами, словно прислушиваясь к чему-то.