Голова македонца задвигала челюстью, задёргалась в приступе ярости, выплюнув с интеллигентским, высокопарным презрением:
— Какой же вы подонок...
(*) Хата – камера (тюремное)
(**) Попкарь — то же самое, что и надсмотрщик (тюремное)
—
Глава 16 Профессиональная деформация. Часть четвёртая
Избиение прекратилось лишь когда Иванов перестал хрипеть измученным побоями нутром, ощущая в животе дикий коктейль из саднящих кишок, рези в почках и неудержимое желание отключиться от этого мира.
Последнее ему сделать не дали. Охрана, чутко видя грань между наказанием и ненужными зверствами, вовремя остановилась, тяжело дыша да помалкивая.
Ждали дальнейших распоряжений.
Валяющийся между чужих ботинок инспектор впал в полубессознательное состояние, побулькивая горлом. Голову тюремщики почти не повредили, сконцентрировавшись на туловище, и только это удерживало восприятие здесь, в комнате.
— Поднимите, — отрешённо скомандовал Александрос, возвращаясь к столу.
За спиной узника, пребольно впиваясь в запястья, щёлкнули браслеты. Тело воспарило в воздухе, подхваченное сильными руками и почти рухнуло на стул в углу. Направляющий тычок в плечо не дал Сергею сползти на пол, привалив его к прохладной, шероховатой стене.
Молчание продлилось довольно долго. Македонец что-то обдумывал, сцепив пальцы в замок и хмурясь; мужчины в униформе бдили за оплывшим пленником.
Закрывающие лица забрала превращали их настороженные морды в карикатурные рожи, от вида которых тянуло заорать благим матом. Во всяком случае, именно так виделось парню.
— Из всех неочевидных решений вы, Иванов, выбрали самое эффектное. Признаю, — ровно зазвучало из-за стола. — Показываться на глаза заинтересованным лицам мне с этого дня нельзя. Поймут, кто постарался... Сработало так, как вы и задумали. Я прокололся, говоря на удобном для вас языке.
Комбинатор из Спецотдела непостижимым образом уже вернул себе привычное самообладание и некоторую холодность в общении. Сидел с чуточку усталым видом, немного горбясь, будто происходящее ему вообще не нравится и общается он с Ивановым только по долгу службы, по-человечески сочувствуя.
Смотрелось располагающе.
— Вы совершили ошибку, — продолжил он с грустью. — Я же хотел с вами по-хорошему поговорить. Беседу продумывал, готовил аргументы, доводы, а вы как всегда — топорно, напролом, бездумно игнорируя последствия. Типичное мужланство.
Перед ответом Серёга прокашлялся — потроха отказывались приходить в норму, требуя отдыха и доктора. Во рту появилась густоватая, с горечью, слюна; пониже солнечного сплетения скрутило.
Попытался сплюнуть — угодил на собственные колени, но не расстроился. Грязные штаны — меньшее из того, что его заботило в этом помещении.
— По-хорошему — это когда в гости с поллитрой приходят или в кафе за чайком встречаются. Уважают собеседника... А затрамбовать человека в камеру и требовать от него дружеского расположения... Вы сумасшедший?
Сравнение македонцу понравилось, выразившись в понимающем кивке.
— Я здоров. И телесно, и умственно. Вы удивитесь, но случившееся — вынужденная мера. Требовалось сохранить наши переговоры втайне от всех. И от Фрола в том числе. Вербовать вас для этого бессмысленно, агитировать — слишком долго. Пришлось применить принудительный вариант. К сожалению.
— Расплакаться от трогательности можно? Или снова отметелят?
— Не скоморошествуйте, Сергей. Лицедей из вас отвратительный, — македонец передёрнул плечами. — Перейдём к главному. Произошедшая эскапада для меня не более, чем досадная помеха. Побуду здесь до окончания опрометчиво выкрикнутого вами срока. Отдохну. На придумывание добротной легенды, где я пропадал и почему не вышел на связь, у меня имеется целых десять лет. Поверьте, я справлюсь с задачей. Ваши же дела более плачевны. Пока не договоримся, никто никуда не уйдёт.
Ну вот. Начинается...
— Что от меня нужно? — торговаться инспектор не любил, но умел. — Не крутите вокруг да около, Александрос.
— Знания. Те самые, из Египта.
Иванов позволил себе оскалиться.
— Я стёр память. Наверняка ведь проверяли неоднократно.
По-нордически уравновешенный македонец взвился, стул из-под него с грохотом полетел в сторону. Тюремная охрана напряглась. Им, похоже, такое поведение начальства тоже оказалось в новинку.
Прекраснорылый мужчина впал в бешенство впервые за всё время знакомства с Сергеем. Надсадно дышал, тарабанил пальцами по столешнице, прожигал взглядом. Выпалил, брызжа слюной:
— Вы лжёте!!! Невозможно вас проверить! Защита не даёт! Даже во сне! Пробовал! Пробовал! Никто из ныне живущих столь древний трюк не повторит!
— Так уж и никто? — скептически уточнил пленник, наслаждаясь чужим неистовством.
— Да! Нет! Не... — отмеченного Печатью словно из ведра ледяной водой окатили. Приступ плохо контролируемой ярости прошёл, уступив черёд успокаивающей рассудительности. Излишек адреналинчика сбросился, только и всего, — ... знаю. Во всяком случае, мне иные знатоки полной защиты разума не известны.
Э-э-э... да ты боишься! И страшишься признаться в этом самому себе.
— Ошиблись, — максимально презрительно протянул Иванов. — Ни черта я не помню. Карпович тоже на эту тему нервничал.
— Нашли кого в эксперты записывать, — отмахнулся переговорщик. — Фрол — не того поля ягода. Прямолинейно действует.
При всей изворотливости ума Сергей не представлял, что отвечать. В яблочко угодил спецотдельский. Защита разума — трюк одноразовый. Одноразовый — в смысле один раз сделал, и нормально. Силы почти не потребляет, поддержки и обновления не требует. Архиполезнейший предмет. Как в Египте заклинание задействовал, так и ходил, напрочь позабыв о его существовании.
На том и погорел. А Карпович, выходит, и другу секрет подчинённого не сдал...
— Ну, пусть... — неуверенно согласился инспектор, предполагая, что некоторые размытые уступки дадут фору для поиска оптимальной линии поведения. — Предположим... Допросите под препаратами.
Идею с полузаконной химией он выдал не зря. Хотелось посмотреть на реакцию македонца и послушать, что тот скажет. В том, что и такой вариант допроса заранее предусмотрен — Иванов не сомневался.
— Пичканье вас «сыворотками правды» — последнее, чего бы мне хотелось. Малую дозу вы проигнорируете как колдун, большая может привести к непоправимым последствиям. Проще говоря, на владельцах Силы она почти не работает без серьёзных побочных эффектов. Проверено.
— Печать?
— Не тот случай. Мне необходимо, чтобы вы рассказывали, а не отвечали на вопросы. Разные вещи. Я же, по незнанию, могу и не спросить о важном, пропустить краеугольную подробность. В теории можно, конечно, принципиально узнать, помните вы или нет, однако… это многое осложнит, углубив бездну вашего недоверия. Меня же не устроит любой ответ. Не помните — плохо, придётся основательно повозиться. Помните — велика вероятность того, что вы в приступе неконтролируемой ажитации выжжете себе мозг. Извините, я предпочитаю иные методы.
— Пытать любите? — понимая, что усугубляет ситуацию, пленник уколол македонца и с невинным видом пояснил, шипя от боли в животе. — Ну если сломать медициной не выходит, то остаётся или по старинке — ногти рвать, или вкусным пряником распропагандировать.
— Последнее, — голос Александроса подобрел. — Я хочу, чтобы мы вышли с вами отсюда лучшими друзьями, между которыми нет тайн.
— Ого!..
— Пока достаточно. Мотивы узнаете позже. Отдохните. Наши беседы только начинаются. Помните основное, — голова говорящего качнулась сначала вправо, потом влево, напоминая маятник часов с боем, — сбежать невозможно. Мы находимся на глубине двадцати метров от поверхности, в труднодоступных краях. Выход наружу всего один — через подъёмник. Однако если вы до него и прорвётесь, каким-то чудом справившись с сотрудниками, то результат вас разочарует. Запускается устройство исключительно по моему личному распоряжению, сверху шахту закрывает плита. Вам её не сдвинуть. И это не все сюрпризы. Честное слово, — зачем-то добавил пленитель, будто Серёга ему не верил.