Особо мудрить с выбором места для посадки мы не стали и приземлились прямо на главной площади, можно сказать, в центре старого Гледена. Впрочем, старым сейчас здесь было всё, даже чудом уцелевшие строения из пропущенного нами будущего. Ветер гонял по улицам переживший гибель человечества пластиковый мусор, перекатывал песчинки от одного здания к другому, жалобно завывал, пробираясь сквозь остовы машин и разбитые окна. Вечный подручный Стрибога властвовал в городе безраздельно.

— Знаешь, на что всё стало теперь похоже? — в вопросе Женьки послышались нотки странного веселья.

— На руины? — пожал плечами я.

Шутить не хотелось, открывшийся перед нами «пейзаж» не вызывал у меня ничего, кроме чувства безвозвратной потери. Даже уничтожение всей цивилизации не шло ни в какое сравнение с гибелью моей маленькой и уютной родины.

— Прояви фантазию! — в тоже же духе продолжил Евгений.

— Не знаю.

— Древний Египет! Славянский Древний Египет. Песок есть, храмы есть, вместо сфинкса памятник Пушкину, мумии, наверное, тоже отыщутся.

— Ты про пирамиды забыл.

— С этим да, проблема. Впрочем… — Женька на мгновение задумался, затем махнул рукой и произнёс: — Впрочем, всё это не важно. Пошли в музей.

Я облегчённо вздохнул, ругаться совершенно не хотелось.

Перекинувшись несколькими фразами относительно местонахождения музея, мы направились в его сторону. Точнее, это в наше время он там находился, в старом купеческом особняке на берегу реки. За прошедшие пару столетий хранилище «древностей земли гледенской» вполне могло переехать куда-нибудь в одну из новых частей Гледена. Тогда нам точно не повезёт: уцелевшие здания сейчас едва ли выходят за границу города века эдак девятнадцатого.

Идти было недалеко, особых проблем тоже не возникло. Обстановка вокруг до боли напоминала недавно посещённый посёлок на Шпицбергене, разница только в масштабности строений да наличием брошенного автотранспорта. Модели были нам, естественно, незнакомы, но ничего такого особенного в них не просматривалось. Колёса на месте, руль тоже, двигатель по виду электрический. Если что-то там принципиально и поменялось, то с ходу этого не понять, а тратить время на изучение совершенно не входило в наши планы.

По пути мы заглянули в несколько домов, через разбитые окна, заходить внутрь не стали. Где-то помещения были абсолютно пустыми, будто оттуда вывезли всё ещё перед катастрофой, где-то царил полный кавардак из поломанной мебели и разбитой бытовой техники. В одной из комнат прямо по середине мы увидели остатки кострища, перевёрнутый вверх дном чёрный котелок, у стены приютилась небольшая поленница заготовленных впрок дров. Трупов не было. Я не стал напоминать Женьке ранее высказанную мысль, что в музее мы увидим всё то же самое. Мой друг и сам это понял, но решение менять не собирался.

Ржавые металлические буквы «М», «Е» и «И» валялись на изрядно потрескавшейся тротуарной плитке. Только «УЗ» и дуга от буквы Й всё ещё висели на стене перед входом. Кованую надпись сделали явно позднее нашего побега с Земли, ни я, ни Женька такого точно не припоминали. Деревянная двухстворчатая дверь, на удивление, хоть и сильно потрескалась, но сохранилась. Запертый висячий замок предупреждал всех, что внутри никого нет, и поэтому ломиться не следует. Никто и не пытался. Или прошёл через другую, открытую дверь.

— За Веру, Царя и Отечество, — произнёс Женька.

— Что? — не понял я.

— Вывеску прочитай.

Справа от двери висела информационная табличка, рельефные буквы на которой гласили: «Министерство культуры Российской империи. Гледенский краеведческий музей. Время работы…»

— Ну ты же не думал, что федерация будет вечно?

Всё ещё Земля, Гледен, Российская империя

— Будем ломать? — спросил Женька.

— Зачем? — удивился я. — Чем тебя разбитые окна не устраивают?

— Окна, да… — лицо Евгения не выражало ничего, кроме разочарования. — Ладно, считай ты свою часть уговора выполнил. И ты прав, там вряд ли что сохранилось. Но! Посмотреть нам на это никто не мешает, Солнце ещё высоко.

Подшаманив чуток с уровнем гравитации, мы с лёгкостью запрыгнули внутрь через пустой оконный проём. Деревянные рамы, в отличие от двери, давно пустили на дрова, вон ещё одно старое кострище посреди комнаты чернеет. Это была именно комната, всё же музей — бывший особняк, я даже помню фамилию купца: Усов. Обои ободраны почти до самого верха, краска с чудом не обвалившегося потолка облупилась, опала и валялась тут же на вполне целом полу.

— Пока особых отличий от соседних домов не вижу, — заметил я, разворошил ногой слипшийся пепел, присел и словно заправский следопыт «попытался» установить дату, когда потух костёр. Затем вслух вынес единственный правильный вердикт: — Давно.

— Да уж не вечером в среду после обеда, — усмехнулся Женька. — Пошли дальше посмотрим.

Однако смотреть, как выяснилось, было нечего: особняк оказался абсолютно пуст. Разве что в паре помещений без окон мы обнаружили лежаки и кое-какой мусор. Но это не в счёт, это по словам археологов — «позднее наложение».

— Интересные выводы напрашиваются, — произнёс я, когда мы вновь оказались на улице.

— И какие же?

— Первый не очень интересный, хотя и самый правдоподобный: музей был перенесён на новое место, а это здание законсервировано и в таком виде застало катастрофу.

— А второй? — перебил меня Женька.

— Второй, что у империи было достаточно времени, желания и средств куда-то эвакуировать экспонаты, прежде чем наступит окончательный апокалипсис. И это значит, что события развивались отнюдь не стремительно.

— Я бы хотел верить во второй, но следы от ударов антиматерией не дают мне такой возможности.

— Может, ты и прав, — ответил я. — Увы, мой друг, узнать нам это теперь вовек не суждено!

— Отнюдь, есть на примете у меня местечечко одно.

— Далековато?

— Два шага ступить.

— Хорош уже стихами говорить! Решил добраться до родных пенат?

— Ты угадал, мой друг, зарыт там мною клад.

— А если серьёзно?

— Если серьёзно, то да, — полушутливая улыбка моментально исчезла с лица Женьки. — В доме у родителей располагался один из моих личных резервных серверов, куда я скидывал копии всех своих данных и наработок.

— И? Товарищи из известных служб, конечно, могли чудесным образом пропустить столь важную улику по делу о взломе «Внеземных ресурсов», но от воздействия времени ничего не убережёт. Ты не арраяр.

— Это аргумент, — кивнул Женька. — Но неужели ты думаешь, сервер стоял в гостиной под столом?

— Не говори только, что в секретной каморке за плакатом с нарисованным очагом, — еле сдерживая улыбку, произнёс я. — И дверь можно было открыть только Золотым ключиком.

— Зря ёрничаешь, — Евгений и не думал шутить. — Дом старый, при какой-то перепланировке между комнатами образовалось пустота. Потом родители её чудесным образом отыскали, но так по итогу и не использовали.

— Хорошо, с этим не поспоришь, могли и не найти, но со временем тебе тягаться не под силу. Примеры ты знаешь.

— И всё же мы туда сходим, для очистки совести, — Заявил Женька и, не став меня дожидаться, направился в сторону дома своего детства.

Мне ничего не оставалось делать, как пойти следом.

— А чего раньше не сказал? — поинтересовался я по пути.

Шли мы по «улице разбитых окон»: как и везде до этого, здесь не сохранилось ни единого целого стекла. Осколки зачастую валялись прямо вспученной от времени асфальтовой мостовой, и если не удавалось их обойти, то противный чавкающий, хрустящий звук разносился всей округе. Но кроме нас, услышать его было некому. Я не ошибался: для сканера корабля человек слишком мелкая цель, а вот тепловизору скафандра рассмотреть её вполне под силу. Город был сер и снаружи, и внутри.

— Вот не поверишь — забыл, — пожав плечами, ответил Евгений. — Так то их у меня несколько было в разных городах, но там теперь аннигиляционные воронки — проверял при сканировании. А этот дома, он как бы совсем-совсем резервный.