Крюк вышел весьма немалым — наверное, не меньше тридцатки отмахать пришлось.

Сын атрейского вождя чувствовал себя виноватым непонятно в чем и смотрел в направлении бойцов отряда — хмуро и исподлобья.

— Да, брось, парень! — на одном из коротких привалов провел сеанс психотерапии Шептун, протягивая атрейскому менталисту свою флягу, — Стихия и природа! Ты-то тут при чем? Это все равно, если бы мы за своих безумных полудурков отвечали. На-ка, приложись — сразу попустит! Заметь — последнее отдаю! Как доберемся до поселения — не забудь в ответ проставиться вашей местной выпивкой…

Арвинд, сын Арворна не стал отказываться от такого драгоценного, почти жертвенного дара и улыбнулся, соглашаясь на «проставку»…

— Может быть, у них эпидемия какая случилась? — предполагает Рул, по-докторски нехорошо и подозрительно прищуриваясь и поглядывая в сторону безжизненного поселка.

Арвильда с Арвиндом непонимающе смотрят в её сторону. Видимо этого слова атрейцы от землян еще не слышали.

— Болезнь, — поясняет бывшая заместительница главврача психушки, уловив их взгляды, — Все здешние жители заразились ей и умерли.

— Никогда не слышали о таких болезнях, — недоуменно переглянувшись, парочка блондинов мотает головами.

— Да какая ещё, нах, болезнь? — раздраженно мычит Мастиф, из-за накрученной во всю морду повязки, похожий на заглавного героя первого фильма про «Мумию», — Забыла, что ли, мать? Гребанные «творцы» в первый же вечер объявили, что эпидемии больше никому на Земле не грозят. По-любому, здесь та же история.

— Ну да, точно, — соглашается Рул, даже не возмутившись по поводу «матери», видно списав подобное обращение на ранение Мастифа и сделав для него скидку…

…Совсем небольшой населенный пункт возникает впереди совершенно неожиданно.

Обнаруживший его головной дозор, получает команду: «наблюдать, не соваться и не отсвечивать», и терпеливо дожидается подхода основной группы.

После чего, атрейский боец, командующий разведкой, уже в очном порядке докладывает начальству, что за время наблюдения в поселке никакой активности не отмечено. От слова «совсем».

Это странно, учитывая, что даже при беглом осмотре с расстояния — деревенька абсолютно не выглядит заброшенной.

Дальше наблюдаем за поселком уже всей бандой, залегшей в кустах на краю леса.

…Совсем невысокий частокол из потемневших от времени бревен, чуть кривовато висящие, плотно закрытые створки ворот, тесовые крыши домов…

И тишина.

Мертвая и густая. Нарушаемая только хриплым карканьем, кружащих над деревушкой местных ворон и неприятным хищным клекотом еще каких-то пернатых покрупнее, тоже раскрашенных в черные траурные цвета.

Переглядываемся с Арвиндом и Матерью всех змей и не сговариваясь, пожимаем плечами. Понимаем друг друга и без ненужных слов.

Вернее будет — понимаем, что пока ничего не понимаем!

На локаторах, по-прежнему, не происходит совершенно никакого, даже малейшего, шевеления…

Приказ отдан и разведка, как всегда, уходит вперед в молчаливую неизвестность. Воспользовавшись помощью товарищей, один из атрейцев ловко перебирается через частокол и недолго повозившись внутри, открывает поскрипывающие в полной тишине створки ворот.

Четверо союзников входят внутрь огороженного периметра и пропадают из вида.

Отслеживаю их перемещения «по приборам» и не забываю одновременно оглядывать окрестности.

Кроме нас и оставшегося позади, в лесу, обоза с барахлом и ранеными — на локаторе никого!

Вот один из разведчиков снова появляется в проеме ворот и призывно взмахивает рукой, дублируя свои действия в отрядном чате. Ох, что-то лицо у него совсем кривое и серое как асфальт.

Входим на территорию поселка…

Твою же мать!

Ух, ты ж, бля!

Хочется долго и смачно материться, но при мертвых, как-то не слишком получается…

Еще сильнее — стремление очень долго и изощренно убивать всех тех тварей, кто сотворил подобное…

С трудом сглатываю кислую и тягучую слюну. Глубокий вдох и выдох. Отпускает…

А всего три месяца назад — весь ливер вывернуло бы наизнанку, как варежку. Обблевался бы до самого донышка…

Сейчас не так уж сильно колбасит. Психика приспособилась к новым реалиям и адаптировалась к жутковатой, сволочной реальности обитания теперь уже трех миров.

Почти приспособилась и адаптировалась…

Провожаю взглядом кого-то из наших земных бойцов, метнувшегося в сторону и на ходу исторгшего из себя содержимое желудка… Видать, парень еще не настолько зачерствел…

Ну, и чем эти гребаные сектантские выродки отличаются от «обезумевших»?!

Тем, что вполне себе в разуме и могут научиться в шахматы играть? Так это лишь отягчает их действия!

Да и можно ли называть и относиться к ним как к разумным существам? Подобное и в самую больную голову не придет…

Расколотые деревянные бочки, разбитая глиняная посуда, гнутое ведро, рваное тряпье и хлам. Перья из одеял и подушек…

И мертвые тела людей. Много.

Трупы еще относительно свежие. Запах вполне терпимый, несмотря на июльскую жару.

Шмыгающие около них крысы и кружащие птицы, недовольные нашим появлением на этом щедром пиршестве.

Распятый подросток с кроваво-мясистыми сгустками вместо глаз, прибитый к внутренней стороне частокола.

Изуродованная обнаженная женщина с распоротым животом и без кистей рук…

Они валяются рядом. Видно до конца плод закрывала — вот и разозлила живодеров. Или раззадорила!

Её, так и не родившийся младенец, насаженный на жердь забора неподалеку от матери…

Пожилой, длинноволосый и седой мужчина с яростно распахнутым в последнем крике ртом — приколотый вилами к стене сарая…

— Что это за деревушка? Не знал о ней? — спрашиваю молодого атрейского вождя.

— Нет. Откуда? — вяло выдавливает из себя Арвинд, сын Арворна. — Это те, кто гонится за нами, успели сюда раньше или…

— Теперь уже не спросишь, — снимая с забора тельце младенца, через плечо бросает Арвильда, — Вы бы глянули повнимательнее на свои «приборы», а ясновидцы… А то, что-то у меня внутри — всё аж свербит. Есть тут кто-то живой неподалеку. Точно вам говорю!

Киваю и переключаюсь на «ментальный сонар».

Чуйке надо доверять. Ну, или, по крайней мере — не отмахиваться от неё. Тем более у атрейской воительницы, полжизни проведшей в боях и походах, она развита не хуже, чем у матерой, травленой тигрицы.

Расходимся в стороны.

— Есть! — почти сразу выдает результат Рул, остановившись напротив стены, к которой совсем недавно был пригвожден вилами седовласый атреец, — Трое! Здесь внутри — под землей.

Дружно ломимся в указанное место, где в углу, под кучей хлама, обнаруживается крышка люка, открывающая лаз в подполье.

Откидываем её.

Арвильда представляется на атрейском и предлагает спрятавшимся в подполе, вылезать.

Глухой и напряженно звучащий голос снизу о чем-то переспрашивает. Получив дополнительный ответ, из-под земли выбираются девушка и следом за ней двое детей. Девочка лет десяти и неестественно темноволосый для обитателя Атреи, мальчик — подросток.

Внимательно и строго оглядев стоящих вокруг людей, молодая атрейка шумно вздыхает и просит воды. К ней протягивается сразу несколько рук с флягами, на которые она кивает своим подопечным, явно слишком взрослым, чтобы быть её родными детьми. Убедившись, что они не остались обделенными, сама с жадностью припадает обкусанными до крови, потемневшими губами, к горлышку одной из них.

Терпеливо дождавшись, пока молодая женщина утолит жажду, Арвинд и Арвильда забрасывают её вопросами.

Она отвечает и, в свою очередь, настороженно косясь на нас и вождя нугарийцев, о чем-то расспрашивает своих земляков.

— Один из детей, с вашей планеты, — сообщает Арвинд, кивая на пацаненка, — Только вчера к вечеру пришел в поселок. Говорит, что сбежал от гиворов из-за реки.