Однако порядки изменились. Теперь учили молодёжь на совесть, держа будущих колдунов и травников в чёрном теле. Спали они всегда на улице, сгрудившись, точно отара в бурю. Ели плохо, всё свободное от учёбы время или вкалывали в подсобном хозяйстве, или занимались воинскими упражнениями.

Шли годы, школа разрасталась. Появились защитные стены — низенькие, но прочные, понемногу вокруг стали селиться люди, начали приезжать гонцы из городов.

Курчавобородый оказался человеком амбициозным и не чуждым нового. Он не гнушался часами возиться с наиболее перспективными учениками, раз за разом показывая то или иное умение и заставляя его оттачивать до совершенства. Тогда-то бывший инспектор и узнал, как создать из Силы плеть, меч, щит. И ничего, что язык, на котором общался с учениками, был неизвестен. Хватало и того, что он видел.

...Коридор с камерой посередине построили ученики учеников человека с ассирийским лицом для испытания тех, кто хотел выйти за пределы своих возможностей. Росли возможности, росли знания, росла и иерархическая лестница, своими заковыристыми ступеньками всячески усложняя новичкам путь наверх.

Сергей тогда правильно догадался — это полоса препятствий для тех, кто хотел войти в высшие посвящённые. Этапы простые в понимании, но почти невозможные в исполнении: смерть — не убийство — новая смерть и, вместо «корочки» об окончании — новая жизнь.

Ну, хоть на своих можно не грешить... от пращуров подарочек.

Смысл ловушки, в которую вляпался Иванов, оказался прост — при наступлении на определённый участок коридора срабатывало несложное заклинание, вызывающее паралич и крайне реалистичные галлюцинации.

Решение проблемы было не менее незамысловатым: если ты действительно колдун, а не фуфлыжка, то найдёшь способ вернуть себя в этот мир, разорвать сдерживающую паутину. Если нет — ну, извини. Сам дурак. Перезачёта не будет.

Дальше — кому как повезёт. Кто-то умирал, заблудившись в собственных мозгах, кто-то находил способ выбраться. Первых было в десятки, сотни раз больше.

Кандидаты на высокие посты даже название подземелью придумали: «Тропа Богов». Как оно появилось в голове, такое ёмкое, точное, выпендрёжно-вычурное — Серёга и сам не понимал. Наверное, подсознание подсказало. А ещё оно подсказало такое, от чего бывший инспектор начал истерично, заливисто хохотать.

Ловушку Иванов активировал сам! Своими руками! Точнее, рукой. Сразу вспомнился момент, где он стоит весь такой брутальный, в старой тряпке, стыдливо пряча под ней женские штанишки и свитер — «вырви глаз». Перед лицом — рамка, взгляд героически смотрит вдаль, рука со сгустком Силы отставлена в сторону, для удобства броска... Сила касается стены... И в этот момент давным-давно разрядившееся заклинание, точно пиявка, активируется. Ему ведь много не надо, совсем чуть-чуть. И не заметил никто.

Насилу успокоился, а коридор продолжал торопливо забрасывать сознание картинами прошлого...

Сменялись эпохи, менялись очертания строений, менялись люди. Но неизменным оставалось одно — здесь изучали Силу. Сначала по традиции, потом из-за напитавших округу эманаций, ставшим мощным подспорьем, особенно чернокнижникам.

И каждого, кто находил хоть что-то новое, необычное, Сергей наблюдал во всех подробностях: и упорный труд, и гибель от неконтролируемых или необдуманных попыток обуздать стихию, и слёзы радости, и победные ухмылки. И вот теперь, по странной прихоти пропитанных колдовством камней, Серёга оказался словно накопителем всего этого разрозненного, но тем не менее громадного опыта; проживал одновременно тысячу чужих жизней; руками неизвестных колдунов толок травы и семена в ступке; играл, спорил, упрашивал Силу; орал от ожогов при неудачах; умирал, обессиленный, от сабли дикого бедуина, рефлекторно ловя катящуюся где-то там собственную голову.

Полученные знания укладывались в голове легко, будто кирпичики в руках умелого каменщика. Он знал, как убить человека одним взглядом и мгновенно переместиться на десятки километров, как создать вампира и подчинить себе разум человека, как посмотреть с небес вниз глазами сокола и устроить песчаную бурю, как всегда держать под рукой неисчерпаемые источники энергии и многое, многое, многое... От принципа построения и смысла рун до корневых основ почти всех мировых языков.

Где-то на заднем плане разума повеяло всемогуществом, однако парень отмахнулся от такой глупости. Его гораздо больше интересовало — почему это показывают ему? И кто? Неужели действительно — коридор? Тогда каким образом?

На этот вопрос Иванову никто не ответил. Камень безмолвствовал, картинки пропали. Снова соляристика получается? Похоже на то.

Нахмурившись, посмотрел в ямку — сгусток в ней почти исчез. Добавил ещё немного Силы, и коридор с готовностью начал демонстрировать новые эпизоды из своего длительного бытия, однако это было уже не то... Нет, увлекательно, конечно — проходящие мимо армии, верблюды, воины в ржавых латах с крестами на выцветших, пыльных плащах, бьющие прямо в землю разряды молний и всякое иное...

Напоследок Сергей увидел крах этого места. Когда именно это случилось — осталось непонятным, однако, судя по добротным саблям и тонкого плетения кольчугам с лёгкими шлемами, в которые были одеты смуглые люди, забрасывающие горящими кувшинами обветшалые строения — по местным меркам относительно недавно.

Воины скалились, радовались, смеялись, словно делали хорошее и нужное дело. За ними, вдалеке, виднелось много конных...

Когда всё, что могло сгореть — сгорело, невесть откуда набежавшие тощие мужчины и женщины в старых бурнусах с каким-то остервенением принялись разбирать пепелище, закидывая то, что осталось, на некое подобие двухколёсных телег и утаскивая мусор в неизвестность.

Куда делись те, кто был внутри, как обошлись напавшие с ними — осталось тайной.

Уставший от всех этих тайн прошлого, Сергей встал, напоследок окинул комнату понимающим, дружеским взглядом, после чего, не оборачиваясь, направился в начало коридора, к своему замершему в воздухе телу. Подошёл, долго сидел перед ним, глядя в пол. Думал... Потом спокойно, не вставая, положил руку себе на плечо, закрыл глаза, и...

— ...Ты чего? Споткнулся? — насмешливо прозвучало за спиной.

Иванов еле успел выставить перед собой руки, дабы не приложиться физиономией о камень. Убеждая себя в реальности происходящего — быстро поднял голову — тот же самый коридор, в который он опустился бездну времени назад, метрах в пяти — стремительно идущий в камеру Александрос. Видно отчётливо — прожектор старается. Получается, тут не более секунды прошло? Вполне может быть, вполне...

— Чего разлёгся? Вставай! Пошли быстрее! Иначе найдут что-нибудь интересное, а нам не покажут! — продолжала подгонять его Лана.

— Иди, — предложил ей парень, неуклюже поднимаясь. — Для меня там ничего интересного нет. И это не гробница, как мы все думали. Это — хранилище.

— Что-что? — замерла на месте Лана.

— Хранилище, — повторил бывший инспектор, поворачиваясь к ней лицом.

Женщина взвизгнула, прикрыв рот ладонью.

— Что? — устало прищурившись, чувствуя себя тысячелетним дедом, поинтересовался Иванов.

— Глаза... Твои глаза... — спутнице было явно тяжело говорить. — Светятся...

— Да? — не выразил ни грамма беспокойства Сергей. — Каким цветом?

— Белым... Что с тобой? Почему ты думаешь, что мы в хранилище?

— Иванов! Повернитесь! — командным голосом велел Александрос, которого заинтересовал разговор за его спиной.

Хмыкнув, парень перевёл взгляд на занудливого македонца. Тот, едва увидев свет в глазах бывшего инспектора, истошно, до покраснения лица завопил нечто нечленораздельное, не забывая при этом тыкать в его сторону трясущимся пальцем.

Со стороны камеры послышались крики, сбоку от бьющегося в истерике белокурого мужчины нарисовался и Фрол Карпович.