— Чего сразу нахохлилась-то? — я улыбаюсь.

— «Нахохлилась» — это вроде также, как «ощетинилась»? — Теперь она смотрит на меня с долей непонимания.

Этого и добивался. Хотя бы частичной смены настроения.

— Почти, — я киваю, — Нюансы позже растолкую. А сейчас, давай думать, как супостата изничтожать станем.

— А-а..?

— Ты все правильно поняла, россомаха — будем ваших долбаных сектантов на ленточки для бескозырок резать!

Похоже это выражение ей уже знакомо. Красотка светлеет лицом и глазами и ясно улыбается.

Все! Некогда лучи добра раскидывать. Ибо зло, с каждой минутой, все приближается.

Провожу смотр сил, имеющихся в наличии.

Вернее, «официально» — это делает Арвильда. Не время для экспериментов, чтобы выяснять — станут ли местные атрейцы выполнять просьбы совершенно непонятного чужака, заявившегося с иной планеты. Свою землячку эти люди явно охотнее будут слушать, тем более, что никто из деревенских на командование совершенно не претендует.

Мужичков относительно «призывного возраста» в деревушке оказывается еще меньше, чем домов. Всего восемь, непонятно чего сто́ящих в деле, крестьянских сабель, топоров и вил. Да к ним в подмогу, еще пятерка молодых парней, на вид от четырнадцати до шестнадцати годков.

— Так — мальчишек, однозначно, в сторону. Определи их женщин охранять, что ли? Только обязательно вдуй парням в уши, что они наш самый главный резерв. Последний рубеж. — советую блондинке я, — Говори как с равными, построже и посерьезней. А то, эти мамкины боевики стопроцентно примутся самодеятельностью заниматься и херней маяться.

Воительница согласно кивает.

Вот и ладненько.

Не хватало нам тут еще, лопоухих мальчишек-карандашей в бой кидать.

Чай, здесь не Берлин в сорок пятом, чтобы сопливый фольксштурм с панцерфаустами, под танковые гусеницы посылать.

Тетка Альтуса выходит из дома вооруженная очень нарядным арбалетом с полированной ложей и тонкой саблей, грациозно, но весомо покоящейся на крутом бедре.

Наверное, самострел со стены сняла. Какой-нибудь коллекционный, созданный для состоятельного клиента или же, вообще, личное оружие от покойного мужа-оружейника, ей на память и в наследство осталось.

В движениях женщины сквозит уверенная сила и спокойный фатализм бывалой воительницы.

А тетка-то непроста! Явно повидавшая кое-что за пределами своего тихого лесного поселка!

Невольно качаю головой — вот уж кому точно не понадобится охрана. А если даже и попробовать её предложить — вполне можно и выхватить, вместо «спасибо».

Кроме хозяйкиного, в колхозном инвентаре имеется еще пара самострелов. У двух потертых мужичков с невзрачными лицами, но цепкими и прищуренными холодными глазами ветеранов.

Вместе с нашими — набирается целых семь. От души немного отлегает. Уже хоть что-то!

Распределяем стрелков по позициям.

В основном на чердаках и невысоких крышах домов и сараев.

Пусть бойцы противника подольше до нас добираются.

Дополнительное время на стрельбу увеличивает шансы выйти из боя с минимумом потерь.

Укладываем сдвоенную веревку поперек единственной деревенской улочки и маскируя, присыпаем её пылью.

С одной стороны дороги она намертво привязана к столбу ворот. С другой зафиксирована, наброшенной петлей на почти таком же столбе. Моне с местным помощником, останется только в нужный момент быстро поднять и натянуть препятствие для конских ног и на пару витков закрепить его на глубоко вбитом в землю коле, как корабельный канат.

Самое подходящее дело для ловких и шустрых рук одессита.

Для начала — главная задача остановить мчащегося во весь опор противника.

Ибо стрелять по движущимся вскачь мишеням — дело абсолютно ненадежное в плане точности и эффективности.

В такого, даже из автоматического огнестрела — попробуй попади, а уж из средневекового оружия и подавно!

Вот и все наши средства противодействия.

Имей мы сейчас в запасе побольше времени — можно было бы и поизвращаться в создании разных ловушек. Вроде тех, что вьетнамцы в своих джунглях против американских джи-ай[100] применяли.

Типа, ям с бамбуковыми колышками на дне и стенах, врытых в землю кастрюль и ведер с торчащими из стен под углом штырями, замаскированных рвов, шипованных булав, внезапно прилетающих в лицо и прочей гадости.

— Ну, ни хрена же ты размечтался, дружок! — сам же и усмехаюсь над этим безграничным полетом фантазии, — Еще забыл жутко ядовитых змей, где только можно, развесить!

А с другой стороны — чего бы и не пофантазировать? Время позволяет. А в засаде оно всегда еле тянется и просто бесит своей черепашьей неторопливостью и неопределенностью ожидания.

Так что: хотеть не вредно — вредно не хотеть!

— Горан, ну как там ваши дела?

О, вот и Арвинд прорезался! Вовремя он. Еще чуть позже и мне было бы совсем несподручно беседы беседовать.

— Да, в общем — все хорошо. И главное — совсем нескучно, мля. Точим топоры и готовимся к веселой вечеринке. К деревне приближается пара-тройка десятков гиворской кавалерии. Мы решили остаться и вписаться за местных крестьян.

— Вывезете? — Арвинд, сын Арворна, уже очень легко догоняет смысл наших жаргонизмов и сленга и порой охотно вворачивает словечки оттуда в свои речи, — Сколько своих бойцов в этой деревне? Арбалеты у них есть? Болты нашлись? Противник далеко? — он буквально по самые ноздри закидывает меня своими вопросами.

— Так точно! Никак нет! Разрешите идти? — иронично хмыкаю я, — Не спешите, товарищ генерал. Я вам лучше, по окончании боя письменный отчет предоставлю. В трех экземплярах.

— Да я ведь, просто к тому, что помощи с нашей стороны вам ждать не приходится. Мы просто не успеем, — слегка смущается молодой атреец, — А вообще, отряд повернул и сейчас движется в вашу сторону, — внезапно сообщает он.

— Это еще почему? — последняя фраза сына вождя меня настораживает.

— Впереди большое скопление войск противника. Слева, по ходу движения, тоже гиворы. С тыла — все тот же отряд. Так что — дорога свободна только в одном направлении, — констатирует Арвинд, — и помолчав несколько мгновений, не слишком уверенно предлагает:

— Может быть, вы с местными в нашу сторону отступите? Соединимся и тогда уж дадим бой?

— Да рад бы, — признаюсь я, — Но не успеем. Сектанты конные. А здесь дети, старики, живность разная. Бросим её — колхозники зимой с голоду опухнут.

— Кто? — не понимает собеседник.

— Да, крестьяне, — усмехаюсь я, — К тому же, наша белокурая бестия, аж со вчерашнего дня никого не убивала и сейчас дико жаждет свежей гиворской крови. Того и гляди — на меня накинется.

— Понял. Удачи вам. Мы постараемся побыстрее.

— До связи. Наберу, как управимся…

Все нехитрые предварительные приготовления завершены, бойцы проинструктированы и рассажены по местам. Осталось просто ждать и настраиваться на драку.

Энергии у меня почти под завязку, за вычетом мелких расходов на работающий «расширенный локатор» и подключенный «ретранслятор» чата.

Всего сейчас её очков в наличии сто шесть. За помощь местным атрейцам в отражении штурма последнего поселка у болота к шкале, добавилось еще парочка.

С прежним богатством не сравнить, конечно, но тоже, не совсем уж позорное нищебродство.

Немного чаще, чем необходимо, поглядываю на локатор.

Бойцов у противника все-таки не два десятка, а ближе к тридцати.

Вот уже двое дозорных или просто вырвавшихся вперед главных отморозков, помелькав на дороге между деревьями — галопом влетают на единственную, абсолютно пустынную сейчас улочку села.

Улюлюкают, прямо как индейцы. Видать для устрашения и создания паники. Ну и себя подбадривают, конечно.

На телах, типичные для местных обитателей по обе стороны реки, легкие куртки-безрукавки из оленьих шкур. На головах — то ли повязки, то ли обручи с торчащими из них перьями.