Оставляю без ответа. У левого плеча озадаченно и заковыристо матерится Шептун.

В сопровождении неясного, но тяжелого и мощного низкого гула, заставляющего подрагивать землю, с западной стороны — отовсюду: от городской окраины до самой дороги ведущей к бывшим «нашим» складам — поле заполняется стремительно приближающейся волной бегущих тел.

Орда! Нашествие! Цунами! Степной пожар!

— Гадом буду — да это же психи одержимые! — громко охает Шептун, — Твою же мать!

— Они — лоси бешеные! — внезапно хрипнет голос Зимнего.

Включенный сканер уже подтвердил мою первую догадку и слова Валентина. Это они! Одержимые и обезумевшие. Отсюда — и до горизонта! Преувеличиваю конечно. Но не так, чтобы очень сильно.

— Бегите! — отрываясь от странно завораживающего зрелища, обернувшись к «замку», надсаживаясь ору во всю силу легких, — Бегите не стойте! Бегите все! Да не тормозите, бараны! Через заднюю…

Снова разворачиваюсь к происходящему. Взгляд сразу натыкается на не успевшую удалиться от стен девушку.

Кэти отрезана от своих. Первая волна одержимых уже совсем близко. Неудержимо накатывается — заполоняя поле, топча наши грядки и пашни.

Девчонка в растерянности мечется по сторонам вмиг растерявшими дерзость глазищами. От её былой непробиваемо-уверенной наглости не осталось и следа. Она дико испугана. И есть от чего.

Ревущая толпа, несущаяся бездумным стадом бизонов, сметающим и размалывающим в труху все на своем пути — уже совсем близко от стены. На нас они пока совсем не обращают внимания. Ну а мы и не привлекаем его.

Море неимоверно грязных голов с колтунами засаленных волос. Уже почти в деталях различимы грязные лица ближайших к стене особей: заросшие косматыми бородами и безволосые, юные и возрастные, мужские и женские. Их одинаково безумные глаза и исходящие обильной слюной пасти, запыхавшиеся от долгого бега и предвкушения резни. Кажется, что сюда доносится даже смрад из них. И ядреный дух застарелого звериного пота — тугой и плотной зловонной волной исходящий от давно немытых тел. Одежда многих больше напоминает истлевшие лохмотья. Нечеловеческий животный вой заполняет все: от земли до низко висящих, тяжело набухших серой влагой облаков, напоминающих рваную, скомканную, мокрую и грязную половую тряпку.

… А Кэти к своим уже точно не попадет. Конец Ларе Крофт — отгуляла! Без вариантов!

… Широкими прыжками несусь в сторону ворот по трясущимся мосткам. Сзади гулко и тяжело бухает подошвами о толстые сырые доски Зимний. Не проломил бы, слоняра! Брякнется еще конь першеронский — копыта повредит. Волоки его потом!

— Иди сюда, дура! Руку давай! Давай руку говорю, овца тупая! — забив на резкую боль в правой, вдвоем с Валерой кое-как умудряемся заволочь девчонку на стену. Как не стараясь, но все-таки прилично изрезав девичье лицо и шею о колючую проволоку и «егозу».

Ну ничего — зарастет. Наверное.

Как чувствовал ведь! Оставил на всякий случай «пару мест в последней шлюпке» свободными.

А бешеным зомбарям конца и края не видно. Заполняют собой уже почти все поле. Похоже в аду сегодня совсем пусто — все черти сейчас здесь!

Они не то чтобы теснят воинство Черной Королевы, а попросту, как кегли сносят первые ряды и прут себе дальше — сдвигая и опрокидывая себе под ноги следующие. Да бегите же, идиоты! Куда там Хлыст-то смотрит? Воин бывалый!

Взглядом ищу подполковника и его бешеную волчицу.

Вон они! В центре событий!

— Уводи своих, дура. Людей пожалей! Все сейчас ляжете! Мне сверху этим полудуркам отмороженным края не видно! Валите — не думайте!

Вижу как она резко дернувшись назад, приваливается к холке лошади. Похоже кобре чем-то неслабо прилетело. Если бы не Хлыст, сумевший удержать её тело в седле — Рул уже рухнула бы под ноги своим солдатам.

— Жива? — спрашиваю у Хлыста.

— Да! Только опять левое плечо разнесло. Отключилась! Увожу её и всех кого получится. Вы-то какого ждете?

— Успеем! Нам недалеко. Они вами заняты. Удачи Виталий! Верни дочку!

— И тебе её же. Всем вам. Может и свидимся.

— Обязательно! У меня здесь еще люди остались. Как возможность появится — обозначусь. Ты главное — выживи давай, Хлыст! Заберешь своих и с нами!

— Заметано! Всё! Конец связи. Буду отрываться…

Оглядываю безжизненный и пустынный двор «замка». Даже коты разбежались. Только старая или больная облезлая крыса мелкими пьяными перебежками, пошатываясь движется по пустынному двору от ворот куда-то в сторону гаража.

— К порталу, живо!

Шептун, Кэти и Зимний спрыгивают с помоста. Моё внимание привлекает один из всадников в центре массы одержимых. Словно почувствовав мой интерес — он поворачивает голову к замку.

Внезапно накатывает. Плохеет! Слабеют ноги. Но все же остаюсь в сознании. Изо всех сил удерживаю наплывающую на мозг волну дурноты. Мне нельзя отключаться! Вдруг в таком случае портал нас не пропустит.

— Помогайте! — как со стороны слышу свой хрип.

Что-то сообразив, соратники тащат меня к арке!

Их лица то расплываются, то гротескно искривляются. Окружающий мир напоминает огромный калейдоскоп. Комната горького смеха…

Включаю Кэти в состав группы. Мы почти у самой цели. Похоже ушли!

Последние метры. Всё! Мы вне опасности и здешней жизни.

… Да и пошли вы все! Вот только оставшихся своих вытащу и идет вся ваша старая засранная планета на хрен! Пусть тут живут такие вот гребнутые «одержимые» зомбари и такие чудовища, как Рул. От заката до рассвета, вдоль и поперек режут друг-друга, выбирая очередного «крысиного короля», которому станут поклоняться…

Ну а остальным — просто не повезло! Им придется рядом с этим жить. А я не спаситель человечества и не супергерой. И мне все по жбану! Идет оно к бениной матери!

Как-нибудь извернусь — выдерну отсюда своих, ну может сверх того, еще сколько-нибудь нормальных людей и ноги моей здесь не будет! Буду жить на юной и чистой земле Нугари. Детей с Амазонкой нарожаем. Буду им свистульки из ивы ножичком вырезать и косички заплетать. Научусь охотиться с копьем и луком и землю пахать. Хлеб сеять. Буду виноград растить и Шептуна с Зимним своим вином угощать… Так и будет!

Хмурое низкое и темно-серое небо — еще с вечера тужившееся дождем, наконец-то разродилось: сверкнуло ослепительной вспышкой и раскатисто загрохотало неимоверно длинным раскатом грома…

… Это где-то очень далеко и одновременно совсем-совсем близко, недоступные и неподвластные человеческому взгляду и восприятию — неистово захохотали над людской наивностью демиурги…

Приходилось стоять на высоком и крутом обрыве в неизвестном месте на берегу абсолютно незнакомой реки? В полной темноте. Когда не знаешь расстояния до воды, не имеешь представления, сколько от её поверхности до дна и совсем не уверен, что внизу, там куда тебе сейчас предстоит прыгнуть — в темной толще не имеется острых, склизких от ила камней, набитых в глину свай, натыканных в песок арматурин или еще каких-нибудь подобных мрачных сюрпризов?

… Стоишь, сомневаешься, неровно часто дышишь и жутко боишься, понимая, что прыгать все равно придется — ибо другого выхода нет!

Мне вот как-то раньше не доводилось. Щадила судьба. Ограждала от подобного экстрима.

Если же по сути — именно это, или во всяком случае нечто весьма похожее, мы со стоящими рядом соратниками и собирались сделать через несколько секунд.

Вперед головами, как в темную воду нырнуть в густую плотную муть портальной арки. В кромешную неизвестность.

Как выброшенные из самолета над оккупированой территорией десантники-парашютисты… Спасительный упругий перкалевый купол над тобой уже вполне штатно раскрыт. Ветер умеренный и невраждебный. Выдыхай — все отлично, этот страх ты благополучно пережил. Опускаешься себе к подрагивающему свету сигнальных костров, разожженных на глухой лесной поляне встречающими, а вот кто и что ждет тебя внизу — не знаешь до последнего. То ли свои родные — партизаны небритые. То ли лихие и безжалостные арийские парни из противодиверсионной «ягдкоммандо», предвкушающе сверкая влажными зубами — уже держат твой скользящий вниз к земле-матушке силуэт в цепком прицеле своих веселых и холодных, ясно-синих нордических глаз…