"Учиться никогда не поздно, и никому не вредно, - подумал старик, когда мистер Торрес благополучно покинул его гостеприимный дом. - Наверное, я никогда не перестану удивляться своему невежеству..."

62. Москва, база трейсинг-группы "Русские куницы" рядом с Ботаническим садом.

Харитону хотелось думать, что это чья-то глупая шуточка. Но увы: документ самый настоящий. Не подкопаешься.

"Уважаемый господин Женкин! Сообщаем Вам, что в конце этого месяца истекает срок действия договора аренды, согласно которому группа "Русские Куницы" арендует у Управы района Ростокино Северо-Восточного административного округа земельный участок площадью 9577 квадратных метров. Согласно условиям договора, он автоматически продлевается на год, если ни одна из сторон не изъявила в установленный законом срок желание его расторгнуть. Как одна из сторон ныне действующего договора, Управа района Ростокино официально уведомляет Вас, что текущий договор не может быть продлён в связи с утверждённым в этом году планом благоустройства района. Просим Вас ко времени окончания действия договора освободить арендуемый Вами земельный участок".

Точка. Подписи. Печати. Дата. Исходящий номер... Действительно, не подкопаешься. Да и курьер тычет под нос планшетку с ведомостью: распишитесь, мол, в получении, и всё такое. Мичман присел на брёвнышко, на автопилоте подмахнул подпись, и курьер испарился... Новость оказалась того порядка, что вполне может выбить из колеи даже трейсера с железной нервной системой. Если помножить её на недавние угрозы Берсеркера, то картинка вырисовывалась вовсе неутешительная. У Володьки-то, похоже, в самом деле крыша набекрень съехала. Никогда раньше он не стал бы мстить так недостойно и подло, да ещё чужими руками. "Но сейчас ведь стал, - зло подумал Харитон. - Отомстил, блин... Нет, это не смертельно, мы ведь и без того с Управой давно в разводе из-за полигона. Только не думали, что это случится так скоро... Что ж, у нас есть законный месяц на поиск нового участка. Бабок, правда, вложенных жалко, да Бог с ними. Что мы делать-то будем, если не найдём нового полигона за этот месяц? А тут еще фестиваль на носу".

При этом Мичман осознавал ещё и необходимость держать поиски нового земельного участка в секрете. Особенно от Володьки. И от этого ему было еще более тошно. Секретиться от того, кого считал другом! Но тут же Мичман осознал со всей пугающей ясностью и другую вещь: Володька Жирнов уже перестал быть тем Берсеркером, которого он знал. То есть, ещё во время чата со своими сетевыми знакомыми, обсуждавшими эту проблему, подозрения оформились в уверенность, что крышу у Володьки снесло по причине чрезмерного увлечения новомодными играми РЕОЛа. Но сейчас, держа в руках злополучную бумажку из Управы, Харитон - положа руку на сердце - растерялся.

"Эх, Берсеркер... С женой разводится и даже на раздел имущества подаёт. На работе руководство считает его сверхценным кадром, а все остальные сотрудники редкой сволочью. А как он завелся по поводу того самого штрафа... Надо тебя как-то вытаскивать. Другом все ж таки был, да и мужиком стоящим. А сейчас словно подменили. Что же делать?.."

Мотор у "Субару" великолепный. Машина, если её не гнать со скоростью под двести, едет очень тихо. Почти не слышно. Только тихий скрип тормозов и выдал подъехавшее авто. Мичман, оторвавшись от созерцания утоптанной землицы под ногами, окинул "Субару" мрачноватым взглядом. И спрятал бумажку в карман.

Берсеркер, в отличие от Харитона, явно пребывал в приподнятом настроении. Шёл лёгкой походкой человека, не чуждого спорту и вообще физическим нагрузкам, руки в карманы. Вроде бы всё, как обычно. Только не нравилась Харитону его усмешка. Ох, не нравилась.

- Привет, Мичман, - Володька поздоровался довольно нейтрально. Трудно было по его тону судить, что у него на уме.

- Привет, коль не шутишь, - Харитон ответил так же нейтрально. - Я слышал, у тебя проблемы. Помощь не нужна?

- Со своими проблемами я уж как-нибудь сам разберусь, - вот тут Берсеркер, сам того не желая, себя выдал - раздражением. Пока ещё едва заметным. - Вот что с твоими делать будем, а?

- Ты о чём?

- Мич, я тебя умоляю, только не притворяйся, будто не знаешь, о чём речь. Я тебя предупреждал? Предупреждал. Теперь не обессудь. Придётся съезжать с насиженного местечка.

- Я догадался, с чьей подачи это сделано, - Мичман изобразил отвлечённо-равнодушную усмешечку. -Да ты и сам в курсе, что мы давненько с Управой цапались по поводу участка. И готовились к такому обороту. Так что уже ты не обессудь: всё равно будем собираться. Только в другом месте.

- В каком именно, ты, понятно, не скажешь, - Берсеркер, видимо, не ждал такого поворота. Он пришёл полюбоваться на дело рук своих (и не только своих), и позлорадствовать. Не получилось. Жертва не металась в отчаянии, не падала на колени с мольбой о пощаде. Хотя все его чувства (новые чувства) предвкушали такое зрелище. Он уже научился слышать голос этих чувств. До сих пор голос не ошибался. А тут почему-то сбой...

Он не уважает и никогда не уважал тебя.

- Нет, почему же, - Харитон пожал плечами, поддев носком кроссовки камушек, вросший в землю. Влажная земля нехотя отпустила щебёнку. Осталась маленькая ямка, на дне которой копошился дождевой червяк. - Скажу. Как новоселье отметим. Даже приглашу. А то давненько ты полосу препятствий не штурмовал. Поди, уже всё забыл.

"Нет, не забыл", - хотел было сказать Жирнов. И сказал бы. Если бы не вмешался "внутренний голос".

Не размазывай сопли. Кто он такой? Говорящая обезьяна. А ты - человек. Храни достоинство.

- Я и без этого хорошо живу, - буркнул он, чувствуя, как закипает злость. Казалось, и причины особой нет, а всё же... - А вот ты сам ко мне приползёшь в один для тебя далеко не прекрасный день. На карачках. С извинениями в письменном виде. В зубах. И деньгами - с процентами. А я тогда ещё подумаю, извинять мне тебя, или нет. Понял?

- Понял, - Мич посмотрел на него снизу вверх. С плохо скрываемым сочувствием. - А ты сам-то понял, чего сказал? Володя, ты меня извини, но это уже клиника.

- То есть, ты хочешь сказать, что я сумасшедший? - в голосе Берсеркера вдруг прорезалась истеричная нотка. Он начал медленно, но верно наливаться багровой краской. - Да я здоровее тебя в тысячу раз!

- Тихо, Володька, тихо, - Мичман махнул рукой - мол, нечего так нервничать. - Не кипятись, не чайник. Просто подумай над своими словами, хорошо? Только спокойно, без нервов. Подумай, что было бы, если бы тебе кто-нибудь заявил то же, что только что сказал мне ты.

- А я никому никогда не давал и не дам повода заявить мне такое, - как можно язвительнее проговорил Берсеркер. - Это тебе, так сказать, пища для размышления. Если, конечно, ты ещё не совсем деградировал с уровня человека пещерного до шимпанзе, и способен это уразуметь.

Мичман ничего не ответил. Во-первых, болезнь Володьки зашла слишком далеко, а спорить с больным человеком попросту бесполезно. Он живёт уже в каком-то придуманном мире, встречая в штыки всё, что противоречит этой нездоровой модели - "Я супергерой, а кругом враги". Во-вторых, если и применять к нему какую-то терапию, то лучше всего шоковую. Другая явно не сработает. А для этого не стоило хватать пациента за штаны и взывать к гражданской совести. Берсеркер ушёл, стопроцентно сочтя поле боя своим: раз противник промолчал. Да, он болен, и этим всё сказано.

Мичман с силой стукнул кулаком по бревну, на котором сидел.

"Я должен связаться с "Рэптором". Так дальше продолжаться не может".