Перед тем, как направиться следом, с невеликой высоты крыльца, бегло оглядываю близлежащие окрестности, все ещё пустынные на наше счастье. Взгляд, помимо воли, так и цепляется за площадку между двумя магазинами. С пятью трупами, нами только что, свежесотворенными… Художник, перехватив мой взгляд, шумно вздыхает:

— Пионэры. Вот такая вот херня, малята. Дурачье небитое! Совсем костлявую не боятся — молодняк не пуганый. А, безносая-то, как шалава старая — таких вот молодых да небитых, больше всего и любит. Пионэров…

— Ладно — мы недолго. Бди! — и шагаю с крыльца, залитого солнечным светом и сырой весенней свежестью, в прохладную тень магазина.

… «Горок», обнаружили одиннадцать комплектов. Можно было бы еще порыться по подсобкам, но решили ограничиться уже имеющимся количеством. Размерами не заморачивались — вечером разбираться будем. Наугад рыскали по спортивно — туристическому магазину в поисках того, что может быть полезным. Быстро, но вдумчиво. Стараясь быть внимательными. Ольга нарыла кучу тактических наколенников, я отобрал десяток годных рюкзаков и несколько обнаруженных черепаховых мотозащит. Не «броники» конечно, но все же… Вообще — дай этой девахе волю, она, как любая нормальная женщина, сгребла бы всё, невзирая на нашу ограниченную грузоподьёмность. Честно говоря — я и сам такой «ухватистый», но тут надо было выбирать.

…- Егор, иди сюда, — звонко позвала невидимая мне из-за стеллажа, Амазонка, — я сама её достать не могу…

— Ну, что ты тут такого нашла, запасливая девица? — подойдя к стоящей у стены с развешанным товаром, Ольге, я в недоумении зависаю. Ничего остро необходимого в нашем теперешнем положении, на стене передо мной не было, — подожди, дай сам угадаю…

… Близкую, уже слишком близкую смертельную угрозу, я скорее почувствовал, чем осознал. Шкурой. Лопатками. Затылком… Понимая, что уже не успею даже приподнять локоть, оттолкнулся стопами и плечом резко ударил — оттолкнул девочку — самурая. В сторону. С траектории стремительно опускавшейся на её голову, смерти… Успел! Я успел!

…Боль. Взрыв мира. Смерть?

Всё? Это всё? Всё! Нет, рано, не моё ещё! Н-е мо-ё! Пришло четкое понимание, что надо делать. Глухой гул колоколом гудит прямо в темени. Заполоняет собой целую вселенную… Делай! Ну! Судорожно проламываясь через затягивающуюся прямо перед оцепеневшими глазами корку тусклого безмолвного льда и туманную глухоту, наползающую из-за спины, я сделал это. Смог! Успел? Поздно… Всё? Обволокло уже почти всего. Опускаюсь в этот обморочный густой туман, подо льдом. Сдаюсь. Медленное тяжелое погружение в плотную густоту. Серый, сумеречный болотистый туман. Навзничь. Лицом вверх. Только пузырьки воздуха вокруг: поднимаются, торопятся. Туда, где должно быть небо. Где кружится жизнь. Где весна! Вверх.

Они вверх, а я вниз. Ко дну. В покой. В пустоту. В тишину… Пусть себе плывут — я уже могу не дышать! Мне это не надо. Ничего не надо… Вообще ничего! Только лицо еще на поверхности, в узком зазоре между бездонным омутом великого ничто, тумана и холодной стеной тонкого, на глазах нарастающего льда над ним. Яркие блики — сполохи, где-то далеко. Уже с той, живой стороны льда. Облегающая тело, невесомая ватная мягкость небытия… Мозг обледенело застывает… Медленно. Искра во мраке. Еле заметная во все тускнеющем мире… Упрямое тело само, без меня, рвется вверх. На последнем, ещё не затухшем до конца, инстинкте. Трескучий глухой далекий взрыв… За облаками и туманом. Далеко! Ещё один — прямо в голове. Тугая неожиданная боль — шомполами в перепонки! Хлесткий колючий удар по глазам. Мир обретает звуки — лёд хрустит. Потом еще и еще. И темнота взрывается, больно резанув лицо осколками, а зрачки нереальной ослепительной вспышкой света… Слепну! Бесцветный мрак и забвение… Всё! Я ушел!

Апрель. День второй.

Глава первая.

Сильная теплая плотная струя плавно вынесла меня из глубин плотного облачного забытья наверх… Ш-шурх! И отхлынула, растворившись в темноте. Где я? Живой? Почему так темно? Веки шоркнули по непонятной, отделяющей меня от света, мягкой преграде. Руки запсиховав, рванулись к лицу. Тьфу ты, гадство — испугавшей до паники преградой — оказалось влажное полотенце, лежащее на лбу и глазах.

…Живой! Йоу! Я живой, блядь! А как насчет целостности организма и, в частности, головы? Ноги функционируют — только в путь, тулово гнется без проблем и скрипа. Судя по тому, что нигде не болит и звериному желанию пить и жрать — внутренние органы в норме. Голова… Осторожно и опасливо ощупывая — исследую пальцами череп. И облегченно выдыхаю. Всё на месте! Коробка цела!

В общем — остался: «при своих»! Везунок, однако! И даже дважды фартовый — судя по легко опознанному месту, в котором я сейчас нахожусь. В данный момент — восседаю на диване — в доме на Олежкиной даче. Без бронежилета и оружия. Но хотя бы не голый. Значит, по всему выходит: не бросили меня подельнички, а совершенно разумно переместили мою бессознательную тушку сюда. Что ж, не забуду! Кстати, где они? Из-за тяжелой двери негромко слышны чьи-то голоса. Ой, а как жрать-то хочется! Сейчас бы орехов грецких, да шоколада. И мяса! Да всего побольше! Но сначала пить! Ведро! Не меньше! Полцарства за ведро воды!

Жадно выхлебываю половину обнаруженного на столе большого кувшина, блаженно отрыгнув (простите уж, за мой французский), и отмахнувшись от заполонивших обзор сообщений — решительно открываю дверь в большой мир. Сообщения подождут немного, а вот мир вряд ли будет настолько покладистым. Что с Ольгой? Что там было — после того, как я отключился? На часах — уже шесть. Нехило так меня выхлестнуло!

Щурясь и прикрываясь от бесцеремонно лезущих в глаза ярких солнечных лучей, выхожу на крыльцо. Из-под ладони козырьком осматриваю окрестности. Ф-фух! Цела, Амазонка! И вообще, весь личный состав присутствует. В наличии и без видимых повреждений. Даже с пополнением, похоже. Ольга, Шептун… о как! Уже и со щитом, воин! Долгий с супругой: дражайшей Еленой — свет — Михайловной и, помимо вышеперечисленных, еще четыре ранее неизвестных мне персонажа. Семья, судя по всему: мужчина моих лет, миловидная женщина близкого же возраста, и две девочки лет десяти. Двойняшки, что-ли? Похоже.

Все какие-то пришибленные. Никак — меня отпевают? Или ещё какой повод для печали имеется? Смотрю: и баньку протопили, и мангал раскочегарили — курортнички!

— Егор! — глазастая девочка — самурай, первой замечает мое появление. Понимаю — рада, я тоже, но зачем оповещать об этом все окрестности садового товарищества и окраину города впридачу? Да еще настолько пронзительным визгом, на самой грани восприятия? Ладно, это я так — бурчу по-стариковски… Ох ты ж: смотрю все прямо на глазах посветлели, оживились! Значит: все же из-за меня траур был обьявлен. Мелочь, а приятно, черт возьми!

Подлетает птахой дивной: взьерошеная, раскрасневшаяся, радостная — красива-я! Прильнула нежно, гибким станом девичьим, зарылась лицом на груди богатырской! Лепота! Парамон пикчерз представляет… А волосы у Сейлормун весной пахнут — закачаешься!

— …«Прости, я снова без цветов…».

— Ты как? — небрежно отмахиваясь челкой, вопрошает девица — добра молодца. С тревогою ласковой, искренней, — Что-нибудь болит? Только честно говори — всё, как есть!

— Всё в порядке, доктор! Я же вам ещё вчера сказал: душа болит, а все иные органы в норме… Как сама?

— Да, что со мной будет? — снова отмахивается, — У тебя точно ничего не болит? Не может быть! Позавчера! Я так боялась, Егор! А ты мне не врёшь? — с пулеметной скорострельностью выдает длинную, но рваную очередь девочка — самурай.

— Что, «позавчера»? — не догоняю я смысла слова, трассером проскочившего в её стрекоте.

— Говорил — позавчера. Ты больше суток в отключке был! Я так боялась! — повторяется она. — Как твоя голова? Не кружится? Тебя не тошнит, Егор? В глазах не темнеет?

— Если ты о сотрясении, то, как не странно — ни малейших симптомов не ощущаю. Был печальный опыт — есть с чем сравнивать. Обошлось без сотряса, судя по всему… Позавчера? Ну, ни хрена себе!