***

Дом, к воротам которого уверенно подошёл Фрол Карпович, неприятно поражал. Трёхэтажный, на огромном участке недешёвой земли городского пригорода, он выглядел… несуразно, с налётом необъяснимой похабщины. Всего в нем имелось с перебором. Лепнина по фасаду – завитки налезают на завитки, без всякого чувства и стиля; всевозможные декоративные финтифлюшки, дорогущие даже на неискушённый взгляд, торчат там и сям вразнобой, дико дисгармонируя с первоначальной, общей концепцией архитектора. Забор по периметру – строгий, глухой, кирпичный, выше человеческого роста – и тот хозяева ухитрились превратить в посмешище. На каждый межсекционный столбик их буйная фантазия приказала установить корявеньких жестяных лошадей или фигурки пляшущих людей. Кованые ворота, с пиками по верху и заклёпками под средневековый стиль – на стыках ржавые. Ободрались немного в ходе эксплуатации, а взять банку краски и пару раз мазнуть кистью – некому. Хотя народу здесь водилось в избытке, отсутствием потенциально «рабочих» рук подворье не страдало.

На улицу из дома доносится громкая музыка в стиле «два притопа, три прихлопа», хрипло орут женщины на непонятном языке, пахнет странноватым для здешней кухни варевом.

Так и продолжают бедные створки тянуть свою лямку в неухоженности, вызывая искреннюю грусть от вида бестолково испорченной хорошей вещи.

Одно слово – цыганщина.

Калитки в воротах не имелось вовсе, кнопка звонка отсутствовала.

Презрительно щурясь на всё это «дорого-богато-красиво», начальник отдела Департамента остановился перед одной из створок и приложил к ней правую руку, на мгновение активировав служебную Печать. Внешне ничего не изменилось: ни загудело, ни зазвонило, ни ухнуло, ни застучало. Но он знал – скоро встретят. Ворота, как и забор, сплошь опутаны нитями сторожевых заклинаний и та, или тот, кто их наложил – почувствовали гостя. Мужчине отчаянно хотелось верить, что «та».

Долго ждать не пришлось. Послышались шаги, створка слегка отъехала в сторону, из-за неё высунулась смуглая физиономия черноволосого паренька.

– Чего надо? – без акцента, однако с неуловимо нерусскими нотками в голосе сварливо поинтересовался тот, осматривая боярина с ног до головы и оценивая, к какой категории русских его отнести.

Полиция? Нет. Без формы, борода, длинные, будто у священника волосы зачёсаны назад. Силовики так не носят. Церковнослужитель? Тоже мимо. Во взгляде неизвестного дядьки кротости или смирения ни на грош, а кулаки однозначно к кадилу не приучены. Очередной бездельник в поисках работы? Вообще не похож. Одет дорого и солидно. Намётанным оком цыган безошибочно определил – костюм на заказ шит, рубашка белоснежная, туфли из лучших магазинов. Карманы бы этому деятелю вывернуть…

Бизнесмен? Похож. Только данного сорта граждане сюда не ходят, нечего им тут делать. Машину не видно, охрана отсутствует.

Кто это?

Дав на себя насмотреться, Фрол Карпович прервал молчаливую угадайку, коротко бросив:

– Ляля жива? Ежели да – веди к ней. Ежели нет – веди к баро.

– Может, тебе и денег дать? – развязно процедил черноволосый хам, делая полшага назад.

Створка попыталась закрыться, но не смогла. Мощная ладонь гостя накрепко зажала её, надавила, открывая проход, и под писк юнца крепкая, грузная фигура шагнула во двор. Цыганёнок рискнул было что-то крикнуть и уж почти открыл рот, но закашлялся, с ужасом почувствовав на своём ухе сильные пальцы, крепостью хвата напоминающие кузнечные клещи.

– Веди.

Навстречу им, по плохо выметенному, мощёному двору уже спешила немолодая, бочкообразная цыганка в традиционном наряде: волосы убраны под платок, жакет яркой расцветки, длинная, до земли тёмная юбка. На пальцах – золото, в ушах и на шее – много золота.

За ней торопились другие цыганки, одетые в том же стиле, что и толстуха. Собранные, деловитые, привычно настроенные поддержать друг дружку и переорать весь мир.

Так бы и случилось, но Фрол Карпович, предвидя нечто подобное, перехватил паренька левой рукой за воротник, не забыв его при этом слегка приподнять, отчего тому пришлось неумело балансировать на кончиках остроносых, не знакомых с уходом туфель. Освободившаяся правая рука поднялась ладонью вперёд и продемонстрировала Печать, при этом окатив женщин изрядным, неприродным жаром и заставив их замереть. Полная предводительница покрылась крупными каплями пота, остальные, не понимая до конца, что сейчас происходит, решили потерпеть со скандалом и посмотреть, чем дело закончится.

В окнах дома показалась пара смуглых, мужских рыл.

– Ляля жива? – повторил вопрос боярин, не отводя взгляда от предводительницы.

– Да… – с присущей курильщикам хрипотцой промямлила та, разом растеряв весь боевой задор.

– Кто я, знаешь?

– Догадываюсь.

– Проводи.

В голосе русского звучало столько природной власти, уверенности матёрого медведя, что никому и в голову не пришло с ним ругаться. Сильный человек, опасный. Но и в дом его вести стремления не возникало.

– Я – Рада, – тяжело, с одышкой, попробовала толстуха вступить в переговоры. – Мне говори. Зачем пришёл?

– Ты выше баро? Старше Ляли? – не повёлся гость, скучно посматривая на пёстрых тёток.

Вопрос в лоб об иерархическом статусе цыганке не понравился. Не став ничего отвечать, она посопела, нарочно медленно, сохраняя лицо перед молчащей за спиной свитой, протянула:

– Кто именно тебе нужен?

– Я сказал.

И не пытаясь прятать раздражение, Рада бросила:

– Иди за мной.

… Изнутри дом полностью соответствовал первому впечатлению, полученному с улицы. Перебор во всём. Аляписто, пафосно, приоритетный цвет – золотой. А ещё бесили полы. Мраморные, гулкие, заставляющие чувствовать себя свежеподкованным конём.

Посреди внушительной прихожей – затоптанный ковёр с ярким, иранским ворсом по краям и серыми дорожками от шаркающих ног посередине. Дальше, за распахнутыми резными дверями, монументально уходила вверх огромная лестница с каменными столбами, вычурными балясинами и полированными перилами. Ступеньки удобные, низкие, из того же мрамора, с медными кольцами крепежей для мягких ковровых дорожек по углам.

Вот только в основные покои Фрола Карповича никто не пригласил. Не заходя в комнаты, Рада из прихожей свернула в неприметный коридор и, по-утиному переваливаясь, пошла вглубь правого крыла дома. Здесь обстановка выглядела попроще: материалы подешевле, стены кое-как покрашены, освещение – пластиковые бюджетные плафоны. Камень на полу тоже закончился, уступив место линолеуму.

Шли недолго. В самом конце прохода толстуха, не озадачиваясь вежливым стуком или хотя бы голосовым предупреждением о гостях, без церемоний толкнула одну из дверей и первой вошла в душное, маленькое помещение с занавешенными пыльными шторами окнами.

Стол с таблетками, кружка, заваленный одеждой стул, кровать, спёртый запах мочи и старости… В углу телевизор. На кровати – древняя, сморщенная старуха с седыми волосами, выбивающимися из-под несвежей косынки, заострившимся от болезненной худобы носом, укрытая лоскутным, с ватной набивкой, одеялом. Под головой – плоская подушка. Не человек – почти мумия…

Лишь глаза словно не принадлежали этому телу – живые, цепкие, полные энергии и, на донышке, огня.

– Здравствуй, Ляля, – стараясь скрыть грусть от вида старой знакомой, пробасил боярин.

– Фрол? – удивилась лежащая, растягивая сухие губы в жалком подобии улыбки. – Не ждала… Вспомнил о Ляле… Прости, встать не могу, ноги не ходят.

Занявшая собой половину свободного пространства, переминающаяся с ноги на ногу Рада сесть гостю не предложила, регулярно посматривая на единственный в комнате стул, заваленный тряпьём. Решала: сбросить вещи на пол и усесться, демонстрируя, кто здесь главный или сдержаться до прояснения обстановки? Склонялась к первому варианту – стоять она не привыкла.

Старуха поняла замешательство толстухи правильно. Сказала по-русски, специально для неё.

– Это тот, о ком я тебе рассказывала. Давно. Тот, кто может всю твою силу отобрать, и ты ничего не сделаешь. У него – власть.